Сокрушенная империя

Глава шестьдесят четвертая Бьянка

Нет. Это неправда.

Он лжет. Он должен лгать.

Мое сердце сжимается, когда я смотрю на него, потому что опустошение, запечатленное в чертах Оукли, говорит мне, что это не какая-то жестокая шутка, и он говорит мне правду.

Хватаюсь за живот. Я была беременна.

Но как это может быть? Амнезия или нет, я бы наверняка вспомнила что-то настолько важное.

Потираю виски, не понимая, как это произошло.

Я пила таблетки. Я знаю это, ведь в тот момент, когда у нас с Оукли начался роман, я записалась на прием к врачу, чтобы получить рецепт.

И хотя он отказывался заниматься со мной сексом на протяжении большей части наших отношений, я добросовестно принимала их каждый день.

Я закрываю глаза, понимая.

День пожара…

Мы уехали так быстро, что у меня не было времени захватить противозачаточные. Я не думала, что это имеет большое значение, поскольку я приняла свою следующую дозу по расписанию… но, очевидно, это имело значение.

Боже, как, черт возьми, я не знала, что беременна? Должны были быть признаки… симптомы. Нечто такое, что дало бы мне знать – внутри меня растет жизнь.

Слезы застилают глаза, и я прерывисто выдыхаю.

– Я не помню, чтобы была беременна.

Как я могу не помнить моего – нашего – ребенка?

Я смотрю на Оукли в поисках ответов, но по выражению его лица ясно, что у него их нет.

Собираюсь уйти, но его рука обхватывает мое лицо, удерживая меня на месте.

– Срок был слишком маленький, Бьянка. – Он сглатывает. – Я почти уверен, что ты не знала.

– Как ты можешь быть так уверен?

Ведь прямо сейчас я ни в чем не могу быть уверена.

– Три-четыре недели, Бьянка.

Он говорит так, будто это не имеет значения. Словно это было что-то мимолетное и неважное.

Я со всей силы даю ему пощечину, руку тут же начинает покалывать.

– Не смей говорить так, как будто это ничего не значит.

Это был ребенок. Наш ребенок.

– Это не то, что я имел в виду. – Закрыв глаза, он хрипло произносит: – Я просто говорю, ты не знала, потому что срок был маленький и… – Его голос затихает, словно у него не хватает духу произнести эти слова.

– Я бы оставила его.

Вижу, как он на мгновение вздрагивает, прежде чем приходит в себя.

– Знаю.

Гнев скручивает мои внутренности.

– Но у меня не было выбора… потому что ты отнял его у меня.

Он отнял у меня все.

И самое неприятное, что… я могла бы простить его за то, что он разозлился и попытался уйти от меня той ночью, ведь я знаю, как он был зол. Я могла бы даже простить его за то, что он сел за руль пьяный и обдолбанный и перевернул мою жизнь с ног на голову… потому что люди совершают ошибки.

Но я не могу простить ему этого.

Я так сильно любила его… он был единственным, кто меня заботил. Настолько, что в итоге я сделала то же самое, что моя мать пыталась сделать со мной и Лиамом.

Я убила своего ребенка.

Ведь если бы я только позволила ему уехать… мой ребенок все еще был бы здесь.

– Прости меня.

Я снова бью его, на этот раз сильнее.

– Не надо.

«Прости» ничего не исправит.

«Прости» ничего не изменит.

«Прости» не вернет мне нашего ребенка.

– Я ненавижу тебя.

Но на самом деле я ненавижу себя – потому что, хотя я и должна ненавидеть его, сердце не позволяет. Оно просто не способно на это.

Оукли пытается обнять меня, но это только еще больше выводит меня из себя. Я не хочу, чтобы он обнимал меня. Не хочу, чтобы он был рядом со мной.

– Не прикасайся ко мне. – Толкаю его в грудь. – Никогда больше не прикасайся ко мне.

Он наконец отступает. И я, пошатываясь, иду в другой конец комнаты. Я уже почти у двери, когда до меня доходит.

Джейс сказал ему, что я беременна.

А это значит, Оукли не единственный хранил от меня этот секрет.