Сокрушенная империя

Глава тридцать четвертая Бьянка

Стоун соврал мне.

Он сказал, что написал то стихотворение, но это не так.

Оукли написал его.

Господи, я так зла, что готова закричать.

Я перевожу взгляд на часы. Стоун будет здесь с минуты на минуту, чтобы подвезти меня на вечеринку по случаю дня рождения Рут, на которую мы собирались, и я не могу дождаться, когда он придет, чтобы высказать ему все.

Я продолжаю копаться в своих сумках, пытаясь найти то стихотворение, дабы предъявить ему доказательства, прежде чем он начнет оправдываться.

Он соврал.

Да, я тоже вру ему насчет нашей дружбы с Оукли, но это не оправдывает его ложь.

Я ахаю, порезав палец о бумагу.

– Черт возьми.

Собираюсь пойти за пластырем, но мое внимание привлекает записка, написанная моим почерком.

Руки потеют, когда я запечатываю письмо и кладу его на кухонный стол Оукли.

Соберись.

Я не та девчонка, у которой потеют руки и порхают бабочки в животе. А еще я не та девчонка, которая пишет любовные письма… но вот мы здесь.

Я неделями раздумывала об идеальном подарке на день рождения Оукли – ну, кроме моих губ на его огромном члене, – но ничего не приходило в голову.

До сегодняшнего дня.

Учитывая то, что он пишет стихи, я подумала, ему может понравиться что-то написанное мной. Или нет, ведь я не умею так же хорошо обращаться со словами. Но я написала это от самого сердца. Искренне.

Я смотрю на часы.

Оукли сказал, что вернется примерно в два часа ночи, но сейчас уже четвертый час. Мне не о чем волноваться, ведь у них мужской вечер, он с моими братьями, и я знаю, что с ним все нормально.

Я собираюсь лечь в его постель и ждать там, но слышу, как открывается входная дверь. Мгновение спустя в дом заходит очень пьяный Оукли… не один. Он и мои не менее пьяные братья, стоящие по обе стороны от него, бормочут слова какой-то песни.

Я выругиваюсь, потерев переносицу. Зло смотрю на Джейса, который до сегодняшнего дня был самым ответственным из них.

– Я думала, ты трезвый водитель.

Он поднимает взгляд на своего друга.

– Оук сказал, что я порчу все веселье и уволил меня.

Оукли и Коул усмехаются.

Я открываю рот, чтобы накричать на него, потому что садиться за руль пьяным опасно, но Джейс подходит ко мне и гладит меня по волосам.

– Успокойся. Мы вызвали такси. – Его лицо становится задумчивым. – А что ты здесь делаешь?

Черт возьми. Даже в стельку пьяный, Джейс слишком много думает.

Проигнорировав его, я пытаюсь проводить это нестоящее на ногах трио на диван, но они, как щенки, разбегаются в разные стороны. Коул принимается рыться в ящиках в поисках еды, Джейс спотыкается о журнальный столик, а Оукли убегает в ванную, сообщив всем нам, что ему нужно отлить.

– Он хоть иногда еду покупает? – хнычет Коул, присоединяясь к засыпающему на диване Джейсу. – Я голодный. – Он поднимает на меня глаза. – Приготовь поесть.

Уперев руки в бедра, я смотрю на него рассерженным взглядом.

– Я твоя сестра, придурок, а не кухарка.

Он надувает губы.

– Ну, пожалуйста.

– Ладно. – Подойдя к кухонному столу, я беру телефон. – Я закажу вам пиццу.

После этого Джейс оживляется.

– Не забудь про ананасы.

– Ну уж нет, чувак, – спорит Коул, когда я подношу телефон к уху. – Нельзя класть ананасы в пиццу, извращенец.

– Да пошел ты, – выплевывает Джейс, толкая его. – Мы заказываем ананасы.

Коул толкает его в ответ.

– Нет.

Джейс встает – вернее пытается, – но он настолько пьян, что начинает покачиваться.

– Ананасы, мать вашу!

Коул тоже пытается встать.

– Мясо!

О господи.

– Алло, – отвечает заспанная Сойер после третьего гудка. – Бьянка, ты в порядке?

– Оу, у меня все прекрасно, – я прочищаю горло, – но мне нужно, чтобы ты пришла к Оукли и забрала своего парня, который настолько пьян, что готов подраться со своим братом – тоже в стельку пьяным, кстати – из-за пиццы с ананасами.

– Черт. – Я слышу, как она вскакивает с кровати. – Скоро буду.

Я кладу трубку. Открыв рот, Коул прикладывает руку к сердцу.

– Предательница. – Он смотрит на Джейса. – Ты можешь в это поверить? Она позвонила Сойер и сдала меня.

Пожав плечами, Джейс падает на диван.

– Не мои проблемы. – Положив руки под голову, он кладет ноги на журнальный столик и серьезно смотрит на меня. – Ананасы. Сейчас же.

Широко улыбнувшись, я снова подношу телефон к уху.

– Конечно.

Дилан берет трубку после второго гудка.

– Приве…

– Приезжай к Оукли и забирай своего пьяного парня. Сейчас же.

И сбрасываю.

Коул усмехается.

– Красиво, сестренка.

Джейс дает ему подзатыльник.

– Заткнись.

Они снова начинают спорить, но я понимаю, что Оукли в ванной уже давно. Оставив их цапаться дальше, я иду в спальню, а оттуда в ванную. Дверь открывается прежде, чем я успеваю коснуться ручки.

Оукли смотрит на меня с болью в глазах.

– Ты.

– Я.

В следующую секунду он прижимает меня к стене и целует. Остервенело, жадно.

– Ты хоть знаешь, что со мной делаешь? – Он целует меня в шею. – Что я чувствую?

Я собираюсь напомнить ему, что мои братья сейчас в соседней комнате и могут войти сюда в любую минуту, но я теряю голову, когда Оукли начинает развязывать шнуровку на моих брюках.

– Я должен был веселиться сегодня, – говорит он, целуя меня, пока его рука проникает ко мне в трусики. – Но все, о чем я мог думать, это то, как я вернусь домой к тебе. – Я пытаюсь вникнуть в его слова, но тут он касается моего клитора. – Как сильно мне нужна эта тугая киска.

Я вздрагиваю, когда он вводит в меня палец, низко рыча.

– Мне нравится, что ты всегда такая влажная, когда я рядом.

Я собираю всю волю в кулак, чтобы не застонать, когда он начинает ускорять движения.

– Черт, я мог бы взять тебя прямо сейчас, малышка. – Все мое тело дрожит, когда он оставляет сладкие поцелуи на моей шее, а после добавляет второй палец, проникая в меня все глубже. – Войти в тебя и сделать своей навсегда. – В его взгляде проскальзывает нечто мрачное. – Так ты никогда меня не забудешь.

Я открываю рот, чтобы попросить его сделать это, но он замирает… и начинает трястись, падая на пол.

Твою мать.

– У Оукли приступ! – кричу я.

Сердце колотится, когда я бегу за подушкой и подкладываю ее под его голову. Мгновение спустя рядом со мной оказываются Джейс и Коул.

– Он в порядке? – спрашивает Коул.

– Когда начался приступ? – Это Джейс.

– Секунд двадцать назад.

Я ничего не понимаю. В один момент мы целовались, а в следующий… у него приступ.

У Оукли эпилепсия, так что в этом нет ничего неожиданного, но я знаю, что его приступы практически всегда вызваны эмоциональными потрясениями… или наркотиками.

Все внутри сжимается.

– Вы все время были вместе сегодня?

Джейс и Коул обмениваются озадаченными взглядами.

– Да, – отвечает Коул. – А что?

– Идите, – говорю я им. – Вы слишком пьяные. Я справлюсь.

Они начинают спорить, но взгляд, который я на них бросаю, подсказывает им, что я настроена серьезно.

– Идите уже.

Жду, пока приступ Оукли закончится, и засовываю руку ему в карман. Когда я достаю оттуда крошечный пакетик, в горле застревает ком. Он пустой, но я замечаю внутри остатки белой пыли.

Оукли приходит в себя и моргает. Он выглядит настолько потерянным, что я едва не забываю, что злюсь на него.

– У тебя случился приступ, – шепчу я, проводя ладонью по его лбу.

Я очень хочу поговорить с ним о своей находке, но прямо сейчас ему нужен отдых.

– Он в порядке? – спрашивает Дилан, залетая в комнату.

За ней следует Сойер.

– Я могу что-то…

– С ним все нормально, – говорю я им. – Но, если вы правда хотите помочь, заберите Джейса и Коула домой, потому что, чем спокойнее тут будет, тем лучше.

Сойер кивает.

– Без проблем. – Опустив взгляд, она посылает Оукли воздушный поцелуй. – Поправляйся, Оук.

Встав, я подхожу к шкафу и достаю его штаны. Дилан пытается забрать их у меня.

– Ты не обязана этого делать, Бьянка. Я могу…

– Нет, – обрываю ее я, крепче хватаясь за ткань. – Я сама.

Прищурившись, я даю ей понять, что со мной лучше не спорить. Мне непонятно выражение ее лица, но, к счастью, она оказывается достаточно умна, чтобы отступить.

– Ладно. Если что-то понадобится, звони.

– Не понадобится.

Я чувствую, что она хочет возразить, но вместо этого Дилан наклоняется и целует Оукли в щеку.

– Я позвоню завтра.

Он пьяно улыбается ей и закрывает глаза.

– Ты сделала мне томатный суп с гренками, – шепчет Оукли, перекатываясь на кровати.

Прижавшись к нему, я убираю его светлые пряди с глаз.

– Ага.

Комнату наполняет тишина, и единственный звук, нарушающий ее, – наше дыхание.

– Оукли.

Он поднимает на меня глаза, и тогда я произношу:

– Я нашла у тебя в кармане кокаин.

Я жду, что он скажет что-то – что угодно, – но он молчит. Отводит взгляд, словно ему больно на меня смотреть.

– Спасибо за еду.

Этот пренебрежительный тон значит, что разговор окончен и он хочет, чтобы я ушла.

Но нет.

– Ты мог умереть, – говорю ему я, несмотря на то, что знаю – он и так в курсе.

Оукли точно нельзя назвать глупым.

Вздохнув, он тянется за косяком и поджигает его.

– Избавь меня от нотаций. Я же не употребляю каждый день. – Затянувшись, он усмехается. – Если не считать травы.

Может, такова правда, но это ничего не меняет.

Потому что, хоть он и не принимает на постоянной основе кокаин и экстази, и черт знает что еще, он все равно пьет практически каждый день.

Я напряженно пытаюсь подобрать правильные слова. Но иногда правильные слова – самые очевидные. Те, которые слишком больно осознавать.

– У тебя есть проблемы, Оукли.

Его челюсть напрягается, кадык дергается, когда он подносит косяк к губам и затягивается.

– Ага, и много.

Я отказываюсь позволять ему увильнуть от этого разговора.

– Ты знаешь, о чем я.

Он выдыхает, наполняя комнату дымом.

– Как я уже сказал, я не употребляю каждый день.

Меня больше беспокоит, почему он вообще это делает.

Откинув покрывало, я встаю с кровати, ведь то, как наши тела касаются друг друга, слишком сильно отвлекает меня от этой важной темы.

– Почему ты нюхал вчера? – Я смотрю ему прямо в глаза. – И не смей врать мне, потому что мы честны друг с другом.

Его голос напоминает грубый скрежет. Оукли проводит ладонью по волосам.

– Это был своего рода побег.

– От чего?

Взгляд, который он бросает на меня, выбивает весь кислород из моих легких.

– От тебя.

Внутри все сжимается, когда я пытаюсь переварить его слова.

– Это твой странный способ сказать, что происходящее между нами…

Я не заканчиваю предложение, оставляя слово «по-настоящему» висеть в воздухе. Ведь как только я произнесу его, время нельзя будет повернуть вспять и эта магия между нами может исчезнуть.

Отношения не для Оукли, он прямо сказал об этом в самом начале. Спрятавшись в облаке дыма, он спустя минуту раздумий заговаривает:

– Ты что-то делаешь со мной.

Я замираю.

– Что?

Его голос настолько тихий, что больше напоминает задушенный шепот, но я слышу его.

– Заставляешь меня чувствовать.

Воздух густеет, когда я делаю шаг к нему навстречу.

То, что Оукли осознал свои чувства ко мне, прекрасно, ведь я этого и хотела, но оно не стоит того, чтобы он принимал наркотики.

– Ты должен перестать употреблять.

То, как мой голос надламывается, становится неожиданностью для нас обоих. Его взгляд смягчается.

– Малыш…

– Я не могу смотреть на то, как еще один человек, которого я люблю, убивает себя! – кричу я, стараясь не начать всхлипывать.

Ложь, в которой я жила.

Слишком поздно. Дамбу внутри уже прорвало с силой, подобной взрыву. Горячие слезы льются по моим щекам, когда я разворачиваюсь, чтобы сбежать. Но у меня не получается, потому что Оукли обнимает меня и прижимает к себе.

– Поговори со мной.

– Нет.

Я вырываюсь, отпихивая его, изо всех сил стараясь убежать, но он только крепче сжимает меня в объятиях.

Тайна, которую я храню, похожа на бетонные блоки, привязанные к моим ногам, и я отчаянно хочу освободиться. Однако не могу… ведь у свободы есть своя цена.

– Малышка.

В его голосе столько беспокойства. Весь контроль, за который я хваталась, разбивается вдребезги.

– Она покончила с собой! – кричу я, и слезы льются сильнее.

Оукли замирает.

– Кто?

О боже, мне больно. Так чертовски больно. Словно кто-то вонзил кинжал прямо в сердце.

– Моя мама.

– Что? – Он едва не перестает дышать. – Я думал, она…

– Я соврала! – ору я так громко, что, кажется, дребезжат окна. – И заставила Лиама соврать, потому что мы должны были защитить ее.

Я вздрагиваю в его объятиях, когда он укладывает меня на кровать и начинает укачивать.

– Мне было страшно, Оукли. Я не знала, что произошло… Она словно сломалась. Говорила о том, что мы едем в место, где нет боли, и, когда я спросила, где это, – дрожь не утихает, – она сказала, в раю. – Я прижимаюсь к нему. – Я пыталась остановить ее… но не смогла.

– Ты в этом не виновата, – шепчет он. – Ни в чем не виновата. – Его лицо искажается от гнева. – Господи, не могу поверить, что она чуть не уби…

– Она была больна, – я оправдываю ее, прежде чем он успевает договорить. – Мы с Лиамом… мы должны были ее защитить.

Потому что она наша мама и мы очень ее любили.

Оукли выглядит так, словно хочет возразить, но вместо этого сжимает меня крепче, медленно водя ладонью по позвоночнику, пока я продолжаю заходиться в рыданиях.

– Пообещай, что перестанешь принимать наркотики, – выдавливаю из себя я между всхлипами.

Потому что, если я потеряю и его тоже…

Это убьет меня.

Он шумно сглатывает.

– Я не стану давать обещаний, которые не смогу выполнить. Ты же знаешь.

То, что он признает это, заставляет меня начать плакать еще сильнее.

– Тогда дай то, которое сможешь.

– Я попробую, – шепчет он мне в ухо. – Попробую ради тебя.

Я поднимаю мизинец.

– Обещаешь?

Кивнув, он переплетает наши мизинцы. А затем прижимает меня к себе, так сильно, что весь воздух будто испаряется из легких. Я укладываюсь заплаканным лицом ему на грудь.

– Оукли?

– Да?

– Ты тоже заставляешь меня чувствовать.

Чувствовать то, о чем меня предупреждала мама.

Я не могу оторвать взгляд от того, как Оукли слизывает кетчуп с пальцев и продолжает есть свой бургер.

Сегодня я познала искусство параллельной парковки. Чтобы отпраздновать эту маленькую победу, мы заехали за огромным чизбургером с беконом по дороге домой.

Для Оукли, конечно.

Я в данный момент смотрю на свой вегетарианский бургер и думаю, почему меня настолько заводит буквально все, что он делает.

Как будто почувствовав мои метания, он усмехается.

– Выглядишь так, словно хочешь попробовать.

– Я не ем мясо, – прикидываюсь я скромницей.

Он этого его усмешка становится только шире, и он играет бровями.

– Тогда только посасываешь, ха?

Его нелепый комментарий должен заставить меня закатить глаза, но я с удивлением обнаруживаю, что начинаю смеяться.

Мне нравится, что у нас обоих извращенное чувство юмора.

Пытаясь сохранять серьезное лицо, он показывает на свой бургер.

– Если передумаешь, предложение все еще в силе. – Он подмигивает. – Можешь положить его в рот в любой момент.

Я собираюсь сказать, что хочу сделать это прямо сейчас на этом самом столе, но в ноздри проникает аппетитный запах бургера. Не стану врать, пахнет потрясающе. Намного лучше, чем горстка салата между двумя булками, которую я пытаюсь есть.

Мой желудок предательски урчит.

– Я не могу.

Он хмурится.

– Почему?

В груди возникает чувство вины, и мои плечи опускаются.

– Лиам.

Очевидно, застигнутый врасплох, Оукли качает головой.

– Чт…

– Я решила не есть мясо вместе с ним, чтобы ему не пришлось делать это в одиночку. – Мой живот снова урчит, на этот раз громче. – Но твой бургер так вкусно пахнет, что я хочу, чтобы ты доел его побыстрее и не соблазнял меня.

Его лицо становится серьезным.

– Не хочу вести себя как мудак, но ты не думаешь, что пора начать проживать свою жизнь так, как хочется тебе?

Если бы все было так просто.

– Но…

– Никаких «но», малышка. – Он смотрит мне в глаза. – Лиам мертв… и как бы это ни было больно, то, что ты отказываешься от мяса, не сможет его вернуть. – У него на лбу залегает глубокая морщинка. – Попробуй, Бьянка. Может, тебе понравится, а может, и нет, но в любом случае это будет твой чертов выбор.

Оукли прав. Я понимаю это. Поэтому откусываю бургер.

Лиам не заставлял меня стать вегетарианкой, но я уже не тот человек, каким была раньше. Пора принимать новые решения.

Я чувствую восхитительный вкус во рту.

– Очень вкусно.

Улыбнувшись, Оукли пододвигает ко мне тарелку.

– Доедай.

Я качаю головой.

– Потом. – Я слегка прикусываю губу. – Сейчас я хочу кое-что еще.

Оукли слегка опускает веки.

– Правда?

Я собираюсь ответить, но его рука ползет вверх по моему бедру. Сердце колотится как безумное, когда он засовывает ее под мои шорты.

– Хочешь пойдем в спальню?

У него дергается кадык, а затем его пальцы проникают ко мне в трусики.

– Нет. – Он касается клитора кончиком пальца. – Хочу, чтобы ты кончила прямо на этом стуле.

Вот же черт. Я так возбуждена, что перед глазами все плывет.

Приоткрыв рот, я наблюдаю за тем, как двигаются его мышцы, когда он вводит в меня свои длинные пальцы. Я запрокидываю голову назад, и по позвоночнику пробегают мурашки.

– Господи…

Меня обрывает стук в дверь. Оукли невозмутимо продолжает.

– Зайдут позже.

– Оук, открывай. Это мы, – кричит Дилан.

– Мы принесли тебе угощения, – добавляет Сойер.

– Черт, – бормочет Оукли, убирая руку. – Я забыл, что это сегодня.

Я мысленно проклинаю Дилан и Сойер за то, что они лишили меня оргазма, пока поправляю шорты.

– Что сегодня?

– Женский ве… – начинает Оукли, когда раздается еще один громкий стук. – Успокойтесь, я скоро.

Жаль, что я нет.

Как только он открывает дверь, Дилан и Сойер вваливаются внутрь с кучей вещей в руках.

– Я помню, ты сказал, что не хочешь в бар, – начинает Дилан, – но мы все равно хотели отпраздновать с тобой твой день рождения.

Широко улыбаясь, Сойер добавляет:

– Так что вместо того, чтобы устроить женский вечер где-то… мы устроим его дома. – Она радуется еще сильнее, заметив меня. – Привет, Бьянка. Не знала, что ты здесь, но это круто.

Я поднимаю бровь.

– Почему?

Сойер и Дилан быстро начинают распаковывать пакеты. Судя по тому, что я вижу, можно с уверенностью сказать, что они прошлись по всем рядам с косметикой в магазине, где все продается за один доллар.

Я едва сдерживаю смешок, когда замечаю испуганное лицо Оукли. Очевидно, чувствующий себя не в своей тарелке, он берет нечто, похожее на маску для лица.

– Это что за дерьмо?

– Она очищает поры, – весело отвечает Сойер. – Еще мы принесли маникюрный набор.

Он делает шаг назад, словно животное, загнанное в ловушку.

– Ну уж нет. Черта с два. – Он бьет себя в грудь. – Если вы обе ослепли, я мужчина. Уносите все это девчачье дерьмо из моего дома.

– Расслабься, – говорит Дилан, закатив глаза. – От одного спа-вечера ты не перестанешь быть мужчиной. – Она усмехается. – К тому же мы принесли огромный кувшин маргариты, так что ты очень скоро расслабишься.

Меня передергивает.

С тех пор, как Оукли пообещал мне попытаться, прошла почти неделя, и он очень хорошо держался. Да, он все еще работает на Локи и в «Безымянном», но за последнее время я не видела, чтобы он пил что-то, кроме одной банки пива. Первые несколько дней его новоприобретенной трезвости прошли нелегко: он не мог делать ничего, кроме как лежать в кровати, но все же сумел это пережить.

Однако я боюсь, что он сдастся, особенно сейчас, когда ему и всем его близким друзьям исполнилось двадцать один, так что теперь они спокойно могут выпивать при каждой встрече.

Я вижу по лицу, что внутри него ведется борьба.

Ну же, Оукли. Держи себя в руках.

Шумно выдохнув, он почесывает шею.

– Ладно. Уберите маргариту, и я в деле.

И в эту же секунду напряжение в моей груди сменяется гордостью.

Дилан пожимает плечами.

– Без проблем. Можем сделать дайкири, если…

– Господи, Дилан, – выплевываю я, изо всех сил стараясь не задушить ее. – Хватить заставлять его пить.

Глаза Дилан расширяются от удивления.

– Я не заставляю. Просто… – Чувствуя себя неловко, она переминается с ноги на ногу. – Я не хотела…

– Знаю, – вставляет Оукли. – Но я… пытаюсь завязать.

Она расцветает.

– Правда? – Дилан заключает его в объятия. – Это потрясающе! – Отстранившись, она серьезно смотрит на него. – Я горжусь тобой, Оук.

Сойер берет кувшин и выливает жидкость в раковину.

– Я тоже.

– Да чтоб вас, – ворчит Оукли. – Только без этого, ладно? – Он проходится рукой по животу. – Я просто хочу поработать над своим прессом.

Дилан и Сойер закатывают глаза, и все трое начинают смеяться.

Я ненавижу, что он решил превратить такую серьезную тему – то, чем он правда может гордиться, – в шутку, но меня это не удивляет.

Сойер показывает две упаковки.

– Кто какую маску хочет? У меня есть угольная и огурец с алоэ.

– Теперь мне точно пора, – говорю я, направляясь к двери.

Оукли хмурится.

– Ты уходишь?

– Да ладно тебе, Бьянка, – хнычет Сойер. – Оставайся.

Дилан молчит.

Взаимно, сучка.

Именно поэтому мне пора. Я отказываюсь проводить с ней хоть одну лишнюю секунду.

Слегка улыбнувшись, я показываю на свое лицо.

– Простите, но я не хочу испортить работу своего косметолога вашими дешевыми масками.

После этого я направляюсь к двери, но серьезный взгляд Оукли заставляет меня задержаться на мгновение. «Увидимся», – говорит он одними губами, пока Сойер и Дилан носятся по гостиной. Притворившись, будто мне нужно подумать, я пожимаю плечами. Его глаза темнеют, и он невинно подносит к губам палец.

Тот самый, который несколько минут назад был внутри меня.

Мои щеки вспыхивают, и мне хочется стереть эту самодовольную ухмылку с его лица, когда я закрываю за собой дверь.

Он знает, что я вернусь.

Я поднимаюсь по лестнице, когда меня окликает Джейс. Я оборачиваюсь.

– Привет. Не знала, что ты здесь.

– Я подвез Дилан и Сойер на их женский вечер с Оуком. – Он пожимает плечами. – Подумал, что раз я скоро уезжаю в Нью-Йорк, мы могли бы провести вместе время.

Злюсь ли я, что Джейс, Дилан, Сойер и Коул едут на две недели в Нью-Йорк парочками? Нет. Неприятно ли мне, что никто не спросил, хочу ли я к ним присоединиться? Немного. Но я не собираюсь ворчать из-за этого и портить всем настроение. По крайней мере, теперь.

Особенно учитывая то, что папа примерно в это же время уезжает в очередную командировку, а значит, мы с Оукли сможем проводить вместе кучу времени и не прятаться.

– Да, конечно. По-моему, там вышел новый фильм про зомби, можем сходить посмотреть.

Я ненавижу ужастики, особенно про зомби, они пугают меня, но Джейс почему-то их обожает.

И, если честно, я скучаю по временам, когда мы проводили больше времени вместе. После смерти Лиама мы стали ближе, но в последнее время мне кажется, будто между нами километры.

Выражение его лица не предвещает ничего хорошего.

– Бьянка.

– Да?

Я хочу знать, почему он так странно себя ведет. Словно злится на меня.

Джейс хмурится.

– Нам нужно поговорить.

Подумав, что могло его разозлить, я быстро говорю:

– Слушай, если все дело в Дилан…

– Дело не в Дилан. – Он замолкает на секунду. – Дело в Оукли.

– Оукли? – едва не взвизгиваю я. – А что с Оукли?

– Ты мне скажи, – выплевывает он. – Это ведь ты все лето окучивала его.

– Окучивала? – повторяю я, посмеиваясь. – Тебе что, восемьдесят?

Джейс обессиленно вздыхает.

– Ты понимаешь, о чем я.

– Нет, – невозмутимо говорю я. – Не понимаю.

Если он так пытается спросить, есть ли что-то между нами с Оукли, то ему придется перестать ходить вокруг да около и задать мне прямой вопрос.

Джейс лезет в карман и достает оттуда сложенный лист бумаги.

– Тогда объясни, что это.

Я беру бумажку у него из рук. Мое сердце замирает, когда я понимаю, что это письмо, которое я написала Оукли на день рождения.

– Где ты его взял?

Он складывает руки на груди.

– Нашел на столе Оукли.

А я-то думала, почему Оукли ничего не сказал на этот счет. Уже начала переживать, что написала полный бред, но, оказывается, он его даже не читал. Потому что Джейс украл письмо. И теперь думает, будто между нами что-то есть.

Все внутри сжимается. Я должна это исправить.

Я знаю, как для Оукли важна его дружба с Джейсом и Коулом. Черт, он считает их своими настоящими братьями.

Я выпрямляюсь, вооружившись свирепым взглядом.

– Во-первых, ты не имел права читать это письмо, потому что оно предназначалось не тебе. – Я поджимаю губы. – Во-вторых, это не то, что ты думаешь. Мы с Оукли просто друзья.

Он усмехается.

– Чушь. Оукли – мой лучший друг, и я никогда не говорил ему ничего подобного.

Я пожимаю плечами.

– Тогда, может быть, стоит.

Джейс прищуривается.

– Скажи мне, какого черта между вами происходит? Сейчас же.

– Ничего не происходит. – Поняв, что ему этого недостаточно, я добавляю: – Да, мы сблизились за лето, но это все. Он просто был… очень хорошим другом. Он научил меня водить и выслушивает все мои проблемы. И самое главное? В отличие от тебя, он никогда меня не осуждает.

Джейс мрачнеет.

– Я не осуждаю…

Я зло смотрю на него.

– Ладно, – сдается он. – В чем-то ты права. – Он вздыхает. – Я просто не знал, что и думать. Он учит тебя водить, ты постоянно проводишь время у него дома, а потом я нахожу это письмо… выглядит странно.

– Мы просто друзья, – повторяю я.

Друзья, которые рвут друг на друге одежду и никак не могут насытиться.

Он хмурится.

– Раз ты так говоришь.

Посмотрев брату в глаза, я забиваю последний гвоздь в крышку гроба. Чтобы заставить его поверить мне.

– Ты же знаешь, я бы не стала тебе врать, Джейс.

Это правда. Если не считать маминой тайны, я никогда не лгала ему.

До этого момента.

Проведя рукой по волосам, он тяжело вздыхает.

– Я знаю. Именно поэтому я пришел к тебе, а не к нему. Конечно, он мой лучший друг и я готов сделать для него все что угодно, но чувак врал мне столько раз, что я и сосчитать не в состоянии, поэтому я не могу доверять ему в этом вопросе. – У Джейса вырывается смешок. – Теперь я чувствую себя глупо. Конечно, вы не вместе. Это бред какой-то. Мало того, что вы совершенно разные, ты совсем не в его вкусе.

Я сглатываю ком в горле.

– Вот именно.

Он улыбается.

– Теперь, когда мы все решили, можно и в кино.

Фильм про зомби после того, как я с трудом обезвредила эту бомбу, последнее, чего я хочу, но мне приходится заставить себя согласиться на это.

– Точно.

Что ж, можно с уверенностью сказать, что мой брат теперь не единственный, кто сомневается в том, насколько можно доверять Оукли.