Сокрушенная империя

Глава пятьдесят вторая Бьянка

– И как долго вы трахались за моей спиной?

Это обвинение обжигает кожу, словно удар кнута. И хуже всего то, что мне абсолютно нечего сказать в свою защиту. Поскольку он прав. Может быть, физически я и не изменяла ему с Оукли – по крайней мере, до сегодняшнего дня – но мое сердце не принадлежало Стоуну. И если быть абсолютно честной, уже давно. Я просто надеялась, что между нами все наладится. Но теперь понимаю: несмотря на то, что Стоун мне дорог, это была вовсе не любовь.

Это было чувство безопасности.

Стоун стал убежищем, в котором новая Бьянка нуждалась после аварии. Но теперь, когда я в состоянии стоять на двух ногах, он мне больше не нужен. Я не хочу оправдываться или отрицать это. Вместе этого я беру себя в руки, смотрю ему в глаза и извиняюсь.

– Прости меня.

Его лицо искажается от отвращения, когда он встает с кровати и подходит ко мне.

– То есть ты признаешь это? Ты трахалась с ним за моей спиной.

Я не думаю, что детали хоть как-то помогут ему почувствовать себя лучше.

– Это неважно. – Я смотрю ему в глаза. – Ты имеешь полное право меня ненавидеть, но я никогда не хотела причинять тебе боль.

Это правда. Я не хотела, чтобы это так закончилось. Не хотела разбивать его сердце.

В этой истории принцесса оказалась злодеем.

Оглядываясь назад, я понимаю, что должна была покончить с этим давным-давно. Но я этого не сделала, потому что боялась причинить ему боль. Боялась отпустить его, ведь мне было спокойно и уютно в этих отношениях.

До тех пор, пока не появился Оукли и не перевернул все с ног на голову. Я поняла, чего мне не хватало, почувствовала эту связь, которая притягивала меня к нему.

Я отдаю Стоуну его кольцо.

– Подари его той, кто заслуживает этого.

Той, кто не причинит ему боли.

Широко распахнув глаза, Стоун начинает ходить по комнате.

– Я делал ради тебя все. – Он бросает на меня пугающий взгляд. – Я любил тебя, предложил тебе быть вместе до конца наших дней… а ты, черт возьми, изменила мне с этим жалким торчком. Что с тобой не так, мать твою?

– Стоун, – предупреждаю я, крохотные волоски на моих руках встают дыбом. – Я понимаю, ты расстроен, но оскорбление Оукли ничего не измени…

– Не смей произносить это имя! – Он ударяет стену рядом с моей головой. – Не смей, мать твою, произносить это имя так, словно он что-то значит. Он не значит ничего, он – никто. – Стоун тычет себя в грудь. – Ведь это я собрал тебя по сраным кусочкам и сделал лучше, в то время, как этот чертов неудачник сидел в тюрьме за то, что убил невинную девушку. – Он пожимает плечами. – Я был рядом с тобой. Делал все для тебя.

Нет смысла с ним спорить. Он зол и расстроен. А значит не видит ничего вокруг.

– Мне жаль.

Он качает головой, в глазах блестят слезы.

– В этом все дело, Борн. Я не думаю, что тебе жаль. – Черты его лица искажает ярость. – Господи, я впустил тебя в свою голову… в свое сердце. Ты была обычной, мерзкой, ничего не стоящей дыркой, заслуживающей смерти… но я хотел тебя. Боже, как же я тебя хотел. – Он с силой сжимает мой подбородок пальцами. – И когда я тебя получил… ты высосала из меня жизнь и бросила, сломала.

Я чувствую сожаление. Смотреть на это намного больнее, чем я могла представить.

– Я не хотела, – шепчу я. – Ты дорог…

– Нет, я ни хрена тебе не дорог.

– До…

Слова застревают в горле, когда он достает из кармана нож.

– Докажи. – Стоун подносит лезвие к шее. – Докажи или я перережу себе горло и покончу с этим.

Я чувствую спам в животе, и комната начинает кружиться.

Он нашел мое слабое место.

Ведь он знает: лишь одна мысль о том, что еще один дорогой мне человек покончит с собой, уничтожит меня, и я сделаю буквально все что угодно, чтобы этого не случилось.

– Стоун, – осторожно говорю я. – Пожалуйста, положи нож. Это не поможет. Есть люди, которые тебя любят. Люди, которым ты доро…

– Докажи, что ты одна из них. – Он сильнее прижимает лезвие к коже, испытывая меня. – Или…

Из курса психологии я знаю, что к людям, которые находятся на грани, нужен определенный подход. Прямо сейчас ему нужно почувствовать, что он контролирует ситуацию. Что он не потеряет все. Что его жизнь не закончится вместе с нашими отношениями.

– Чего ты хочешь?

Стоун отвечает быстро:

– Чтобы ты позвонила этому куску дерьма и послала его. – Его ноздри раздуваются от злобы. – Прямо сейчас, мать твою.

Я опускаю глаза на телефон в своей руке.

– Хорошо. Сейчас.

Я начинаю набирать 911, в надежде, что они услышат наш разговор и пришлют помощь, но Стоун оказывается возле меня.

– Прощай, Бья…

– Нет, – быстро говорю я. – Я позвоню ему.

– Скажи ему, что уезжаешь со мной сегодня, – требует он. – Что ты совершила ошибку и не можешь быть с убийцей.

На мгновение я правда думаю о том, чтобы не делать этого, ведь одна мысль о том, чтобы сказать подобное мужчине, которого я люблю, заставляет меня вздрогнуть.

Но Стоун болен и ему нужна помощь. После того, как я решу вопрос с ним, смогу объяснить все Оукли.

Оукли берет трубку после второго гудка.

– Да?

Я заставляю себя звучать отстраненно и холодно, потому что Стоун наблюдает за мной, словно коршун.

– Я больше так не могу.

Оукли звучит таким потерянным, и это разбивает мое сердце.

– Что…

Я не позволяю ему продолжить, поскольку так мне будет еще больнее.

– Я не могу… я люблю Стоуна. То, что случилось между нами, было ошибкой.

Слышу, как он резко втягивает воздух.

– Ты не серьезно.

– Серьезно. – Я пытаюсь игнорировать боль в груди. – Даже если бы я не любила Стоуна, я не могу быть с убийцей.

Оукли замолкает. Стоун прищуривается, подталкивая меня продолжить.

– Мы уезжаем из города сегодня, оставляем старую жизнь позади и начинаем сначала. Пожалуйста, не звони мне больше, Оук.

После этого я кладу трубку.

Нож, который держал Стоун, падает на пол, а затем он хватает меня за шею. Я едва успеваю осознать происходящее, как его кулак врезается в мою губу.

Все внутри меня разбивается вдребезги.

Это почти сюрреалистичный, вне телесный опыт. Как будто мой мозг отказывается принимать тот факт, что я только что стала девушкой, чей жених ее ударил.

Поправка – бывший жених.

Стыд змеей ползет по моему позвоночнику.

Было время, когда он вызывал у меня бабочки в животе… но теперь все, что я вижу, это красные флаги, которые я игнорировала. Например, его потребность контролировать каждый мой шаг, то, как он высмеивал мои наряды, как трахал меня, пока я сплю… или щипал меня за бедро, когда я говорила что-то, что ему не нравилось в присутствии его друзей.

Когда он впервые назвал меня шлюхой.

И последний раз, когда он пытался контролировать меня, принимая мою доброту за слабость, чтобы манипулировать мной.

Потому что у него точно не будет шанса сделать это снова.

Боже, тот факт, что он действительно думал, что я была той девушкой, с которой он может так себя вести, отвратителен.

Ведь я точно, мать твою, не такая.

Я вытираю кровь, струящуюся из губы, глядя на него в упор.

– Понравилось?

Он пытается сказать что-то, но я не даю ему такой возможности. Я бью его в пах так сильно, что он вскрикивает и садится. После хватаю его за волосы, потому что хочу, чтобы он смотрел мне в глаза, когда я скажу это:

– Я очень надеюсь, что да, поскольку это первый и последний раз, когда ты поднимаешь на меня руку. – Усмехнувшись, я добавляю: – Мне кажется, твоему крохотному члену не хватило. – Я снова бью его в пах, и он воет. – Чувствуешь, тварь? Или мне взять лупу и сжечь его…

Меня прерывает звук распахнувшейся двери.

Оукли врывается внутрь, словно ураган. Он быстро осматривает комнату, и его злой взгляд мечется от Стоуна ко мне. Голубые глаза останавливаются на моей губе, и тут начинается настоящий ад.

Его голос – смертоносный низкий рык, потрясающий меня до глубины души.

– Я тебя, на хрен, прикончу.

Это единственное предупреждение, которое получает Стоун, прежде чем Оукли отталкивает меня с дороги и набрасывается на него.

Единственное, что я слышу сквозь свой рваный пульс – это звук кулака Оукли, прилетающего в лицо Стоуна. Несколько секунд они борются, но Стоун ничего не может сделать с Оукли, и вскоре Оукли прижимает его к земле. Оказавшись сверху, он одной рукой обхватывает его горло, а другой продолжает наносить удары по окровавленному лицу Стоуна. Стоун пытается сделать хоть что-то, но это невозможно, ведь удары Оукли наполнены такой яростью, что я практически могу почувствовать ее на языке.

И тут я понимаю, что Оукли не шутил… он действительно убьет его.

Оукли на мгновение останавливается, но только для того, чтобы схватить руку Стоуна и согнуть ее под неестественным углом. В моих ушах раздается треск кости. Сразу же за ним следует крик Стоуна.

– Оукли, хватит! – кричу я.

Не потому, что мне есть дело до Стоуна. Я просто не хочу, чтобы Оукли вернулся в тюрьму.

Он словно и не слышит меня. Продолжает бить его с такой силой, что удивительно, как Стоун все еще дышит.

Только когда я кричу во все горло, Оукли на мгновение замирает.

– Хватит… – снова начинаю я, но Стоун пользуется моментом и бьет Оукли по голове.

Я вижу, что этот удар застает его врасплох, но не останавливает. Оук хватает его за ногу и выкручивает ее…

Пока его не начинает сильно трясти.

О боже.

В этот момент происходят три вещи: у Оукли начинается приступ, Стоун поднимает нож с пола и вонзает его в бок Оукли, а мои братья входят в комнату.