Сокрушенная империя

Глава двадцать восьмая Бьянка

– Можно задать тебе личный вопрос? – шепчу я в темноту.

Мы с Оукли лежим плечом к плечу на маленьком коврике в моей комнате, поскольку я решила, что позвать его на кровать будет неправильно, учитывая то, что у меня есть жених.

Мы болтали так долго, что я даже не знаю, сколько сейчас времени. Не то чтобы меня это сильно заботит. Время будто замирает, когда я с ним.

Оукли ложится на бок, чтобы посмотреть на меня.

– Конечно.

Я нервно прикусываю нижнюю губу.

– Обещаешь, что не будешь злиться?

– Не буду, – заверяет он меня.

– Твоя мама сбежала с наркодилером, правильно?

Я сразу же жалею о своих словах, когда вижу пронзившую его боль.

– Ага, – мягко говорит он. – Сбежала.

– Мне просто интересно почему… – Я замолкаю, потому что мне не хватает смелости закончить это предложение.

– Почему я стал наркодилером? – договаривает Оукли.

Я киваю.

Он ложится на спину и смотрит в потолок.

– Не знаю. – Он шумно сглатывает. – Я не думал о ней, когда начинал работать на Локи, но, возможно, подсознательно надеялся, что она найдет меня или что-то в этом роде. – У него вырывается горькая усмешка. – Господи. Ну я и придурок.

– Нет. – Я машинально начинаю поглаживать его по руке. – Кем-кем, а уж придурком я тебя точно не назову.

Оукли поворачивает голову и смотрит на меня.

– Дерьмовые решения, которые я принимал в своей жизни, говорят об обратном, малышка.

– Тогда хорошо, что у тебя есть время это изменить, правда?

Он вздыхает.

– Поверь, я пытаюсь. Мне просто кажется, что, куда бы я ни повернулся, везде стены.

Я беру его за руку, даже не подумав.

– Тогда давай разрушим их вместе.

Он хмурится.

– Я не понимаю.

– Чего?

– Почему ты хочешь, чтобы кто-то вроде меня был в твоей жизни. Ты знаешь, что я сделал, в чем виноват. Я чуть не убил тебя, но ты все равно относишься ко мне так, словно я…

– Достоин прощения? – вставляю я. – Потому что так и есть.

И, несмотря на то, что это правда, есть кое-что еще.

Кое-что важное.

Я не просто доверяю ему настолько, что способна выдать свои самые страшные тайны. Рядом с Оукли я чувствую себя… свободной.

Как будто могу быть собой в его присутствии и он не осудит меня.

– Или, возможно, потому что рядом с тобой я чувствую нечто особенное. Нечто хорошее и чистое… и каждый раз, когда ко мне возвращается очередное воспоминание, оно только подтверждает то, что ты не тот бессердечный ублюдок, которым тебя все считают.

И нравится это им или нет, я знаю, что он должен быть частью моей жизни.

Я ощущаю это всем своим существом.

Оукли качает головой.

– Я даже не знаю, что на это сказать.

– Ничего не говори. – Проигнорировав странную боль в груди, я сжимаю его руку. – Просто не бросай меня.

Ведь если это случится, внутри меня что-то сломается, и я уже никогда не смогу это починить.

Когда он поднимает мизинец и цепляется им за мой, на его лице отражаются одновременно и боль, и упорство.

– Не брошу. Не в этот раз.

Сердце сжимается, потому что раньше мы с Лиамом всегда клялись на мизинцах. Но тем не менее я не чувствую ни капли сопротивления внутри. Скорее, наоборот. От этого мне становится спокойнее.

Мы лежим, глядя друг на друга, кажется, целую вечность, прежде чем он нарушает тишину.

– Нам нужно поговорить о твоем мудаке-женихе.

О нет.

– Он не мудак. Хотя то, что он сказал тебе, было отвратительно, и я понимаю, почему ты так о нем думаешь.

Стоун был не прав, но я бы соврала, если бы сказала, будто не понимаю, почему он слетел с катушек, когда увидел нас вместе. В его понимании Оукли виноват в том, что чуть не убил меня, поскольку был пьян, и за это Стоун его никогда не простит.

В глазах Оукли вспыхивает ярость.

– Мне насрать, что он сказал мне. Мне не нравится то, как он разговаривает с тобой.

– Знаю, выглядело не очень, но он был зол и…

– Боже, – выплевывает он. – Не будь такой. Ты намного умнее. Бьянка, которую я знаю, никогда бы не позволила никому так с ней обращаться.

Даже если бы он дал мне пощечину, было бы не так больно.

– Что ж, прости, но ты застрял с этой Бьянкой.

Его взгляд становится мягче.

– Я не это имел в виду.

– Как раз это. – Присев, я прижимаю колени к груди. – Все ждут, что я буду вести себя определенным образом, но я думала, ты другой. Я думала… – Я качаю головой, потому что это уже не имеет значения. – Я пытаюсь собраться, ясно? Но это тяжело, когда у меня нет полной картины, а те кусочки, которые есть… не самые лучшие.

Кроме тех, что связаны с ним.

Мурашки бегут у меня по коже, когда он проводит пальцами по моей спине.

– Я не хочу, чтобы ты была кем-то другим, малышка. Просто будь собой.

Я прижимаю ладони к лицу, лишь бы не сделать глупость и не расплакаться.

– Я даже не знаю, что это значит, потому что не знаю, кто я.

И хуже всего? Я не уверена, что когда-то знала.

– Понимаю. – Его лицо выражает беспокойство. – Я правда не пытался тебя расстроить. Просто хотел сказать, что если он когда-нибудь обидит тебя… – Его ноздри раздуваются. – Что ж, скажем так, я уже один раз был в тюрьме и с удовольствием отправлюсь обратно ради тебя.

Голос Оукли звучит так уверенно, что я не могу ему не поверить. Но ему не о чем беспокоиться.

– Стоун не такой. Да, иногда он не в настроении, но он никогда бы не причинил мне боль.

По крайней мере, физически.

В этот момент я вспоминаю одно из своих воспоминаний.

– И вообще, кто бы говорил. Ты не всегда был со мной милым.

Да, тогда я это заслужила, но все равно. Чья бы корова мычала.

Он хмурится.

– Ты права. Но даже когда я вел себя как мудак, я никогда не переходил черту. – Он выглядит обеспокоенным. – А вот насчет него я не уверен.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не засмеяться.

– Ты зря волнуешься. Стоун никогда не поднимал на меня руку. Ни разу.

Мои слова его совсем не успокаивают.

– И надеюсь, для его же блага, что не поднимет.