Сокрушенная империя

Глава двадцать пятая Бьянка

Я просыпаюсь от болезненных ощущений между ног.

– Какого…

Стоны Стоуна и ощущение его члена, двигающегося внутри меня, все объясняют.

– Я спала, – выплевываю я.

Схватив меня за талию, он переворачивает меня на спину и сжимает мою грудь.

– Знаю, но ты выглядела так сексуально, что я не смог устоять.

Мгновение спустя он прижимает мои ноги к груди и снова начинает двигаться. Мне намного больнее, чем обычно. Возможно, потому, что я не была готова.

– Боже, это так приятно, Борн.

Я хочу сказать ему, что это невозможно, ведь внизу у меня, должно быть, настоящая Сахара, но я слишком устала от постоянных ссор. Они высасывают из меня всю энергию до последней капли.

Закрыв глаза, я пытаюсь вспомнить весь хороший секс, который у нас был. Когда у нас все было хорошо и казалось, будто нашу связь невозможно разорвать. Но это не помогает, потому что я только больше думаю о том, как все испортилось в последнее время.

Я выдавливаю из себя стон в надежде приблизить конец. Обычно Стоун кончает быстро, но сегодня он и его член по полной наслаждаются процессом.

Жаль, что я не в том настроении, чтобы присоединиться к ним.

Громкий раскат грома едва не заставляет дом трястись. Мгновение спустя за ним следует молния, озаряя мою комнату белым светом. В желудке зарождается паника. В Калифорнии и дожди-то редкость, не говоря уже о грозе, но, когда это происходит, я едва не схожу с ума.

В детстве я приходила в комнату Лиама и ждала, пока все это закончится, но, очевидно, так я сделать больше не могу. И, учитывая то, что отец снова к командировке, а Джейс и Коул съехали… я совсем одна в огромном доме. Поэтому я выбираю один из немногих вариантов.

Тот, который кажется правильным.

Я бегу вниз и хватаю ключи от гостевого домика. И со всех ног несусь по газону. Дождь такой сильный, что мои волосы и футболка промокают насквозь за считаные секунды. Я с трудом вставляю ключ в замочную скважину влажными пальцами. Как только дверь открывается, я бегу в спальню. Когда вхожу, свет выключен, но я могу различить его силуэт под покрывалом.

К моему облегчению, он один.

Я крадусь к кровати на цыпочках, но скрип деревянных половиц заставляет его проснуться. Оукли вскакивает, готовый к нападению, но потом успокаивается, включив ночник.

– Бьянка? Что ты делаешь?

Я молчу. Даже не думаю. Просто прижимаюсь к нему.

– Я ненавижу грозу.

От его мускулистого тела исходит тепло, и, прежде чем я успеваю себя остановить, прижимаюсь к нему сильнее, пока он обнимает меня за плечи.

– Господи. Ты ледяная.

Уткнувшись замерзшим носом в основание его шеи, я вдыхаю запах. Оукли ложится.

– У меня простыни промокнут, – бормочет он в мои влажные волосы, но все равно не размыкает объятий.

Осмелев, я стягиваю с себя футболку. Та с влажным звуком шлепается на пол, и я снова прижимаюсь к его голой груди.

Кожа к коже.

Я чувствую, как его сердце начинает биться чаще.

– Бьянка.

Мое имя звучит, как предупреждение. Которое я игнорирую, почувствовав бедром его эрекцию. Царапнув зубами его плечо, я бесстыдно усмехаюсь. Волна тепла накрывает меня, когда его член дергается, и из груди Оукли вырывается грубый, практически измученный стон.

Наши взгляды встречаются, воздух вокруг трещит от напряжения. Я медленно провожу пальцем по его торсу, остановившись на резинке боксеров. Оттягиваю ее, намереваясь подразнить Оукли, но его член настолько возбужден, что тут же выскакивает из белья и бьется о его живот, царапая пирсингом пупок.

Боже.

Я знала, что у Оукли большой… но… он еще и выглядит неплохо. Его член длинный и толстый, испещренный венами, а розовая блестящая головка вызывает во мне непреодолимое желание сомкнуть вокруг нее губы.

Застеснявшись, я нежно провожу по ней большим пальцем и подношу его к губам, слизывая собравшуюся жидкость. Оук шумно сглатывает, и его голос настолько осип, что скорее напоминает скрежет.

– Бьянка.

В этот раз мое имя напоминает не предупреждение, а мольбу. Не разрывая зрительный контакт, я медленно спускаюсь вниз.

– Хочу попробовать тебя на вкус.

Прежде чем он успевает возразить, я обхватываю губами головку. Она разбухла настолько, что пульсирует у меня во рту. Я начинаю медленно посасывать ее, и у него вырывается отчаянный низкий стон.

– Черт. – Его рука хватает меня за волосы, а бедра толкаются вперед. – Сильнее… – Голубые глаза темнеют от желания. – Глубже.

Член у него настолько большой, что я точно не смогу заглотить его целиком, но, делая все, что в моих силах, я сжимаю ладонь на его основании.

Его взгляд становится диким.

– Господи. – Оукли приоткрывает рот, а между бровями залегает морщинка. – Да… вот так.

У меня начинает болеть челюсть, пока я делаю то, что он хочет, насаживаясь сильно и так глубоко, что его пирсинг едва не царапает мои миндалины. Удовольствие разливается по его лицу, когда я ускоряю темп.

– Твою мать.

Напрягшись, он скользит по моим губам… А затем замирает.

Я хочу спросить его, что не так, но он манит меня к себе пальцем и хрипит:

– Сядь мне на лицо.

От такого предложения я бы ни за что в жизни не отказалась.

Я начинаю подниматься, но он хватает меня за бедра и разворачивает.

– Нет. – Он шлепает меня по заднице и сжимает ее своей огромной рукой. – Ты доведешь дело до конца, малышка. – Когда Оукли отодвигает в сторону мои трусики, у меня по коже бегут мурашки. – Пока я вылизываю эту сладкую киску.

Тяжело сосредоточиться, пока он осыпает меня голодными поцелуями, но я с энтузиазмом заглатываю его член, исследуя своим языком каждый дюйм, пока он трахает меня своим. Рыча, он сжимает мои бедра, разводя их пошире, чтобы устроиться там поудобнее.

Я начинаю сосать сильнее и быстрее, провоцируя стон, вырывающийся из его груди, и волны удовольствия, заставляющие его тело дрожать. Но это не сравнится с тем, что он делает со мной. У него такой талантливый – такой ловкий и коварный – язык, что, когда он касается моего клитора и находит правильный ритм, от которого все тело начинает пульсировать, я вспыхиваю, подобно вулкану.

Когда он вводит один палец, меня накрывает практически болезненный оргазм.

– О да, – хрипит он, пока мои мышцы сокращаются вокруг его длинного пальца, и я с громким стоном кончаю. – Вот что мне нужно.

Я пытаюсь отдышаться, а затем, полная решимости, набрасываюсь на его член, сжимая напряженные яйца.

– Господи. – Оукли сильнее хватает меня за волосы, и я начинаю давиться его членом. С низким стоном он толкается бедрами. – Не останавливайся.

Я чувствую, как с каждым моим движением он начинает все больше пульсировать, пока наконец не извергается мощной струей мне в горло. Все у меня в груди переворачивается, когда комнату наполняет его громкий стон.

Я быстро поворачиваюсь к нему лицом, чтобы он увидел, как я глотаю его сперму. А затем наклоняю голову и слизываю капли, попавшие на яйца.

– Я, может, и девственница, но тут мы друг другу не уступаем.

Не споря, он берет с прикроватной тумбочки косяк и поджигает его.

Прижавшись к нему, я обнимаю его торс и кладу голову на плечо. Я жду, что он начнет возмущаться и выгонит меня, как в прошлый раз, когда я влезла в его кровать… но этого не происходит.

Оукли прижимает меня сильнее, большим пальцем рисуя узоры на спине. Я беру у него косяк и затягиваюсь.

– Составишь мне завтра компанию на вождении?

Он забирает у меня косяк и подносит к своим губам.

– Да. – Из его груди вырывается побежденный вздох, когда он снова затягивается. – Черт.

– Твою мать. – Я едва не подскакиваю на месте, нажимая на газ. – Я вожу… на настоящей дороге. На дороге с чертовыми знаками.

Улыбка у Оукли невероятно светлая, и я радуюсь, что на мне надеты солнцезащитные очки.

– Я знаю. Плюс, ты еще никого не сбила.

Внутри меня плещется ликование, пока я продолжаю ехать по улице.

– Черт… не могу поверить, что я веду машину.

Я чувствую себя так… нормально. Не могу перестать улыбаться.

Положив руку на сердце, Оукли притворно вздыхает.

– Черт возьми, Бьянка Ковингтон. Это что, улыбка?

Прищурившись, я показываю ему язык.

– Придурок.

Ухмылка становится шире.

– Делай это почаще.

– К твоему сведению, я улыбаюсь, только когда на это есть причина. Спасибо, что дал ее мне.

– Мы должны это отпраздновать. – Он слегка сжимает мое колено. – Что ты любишь?

Я открываю рот, чтобы сказать: «Тебя и огромную штуку у тебя между ног», но не хочу быть банальной, так что останавливаюсь на второй любимой вещи.

– Мороженое.

Оукли приподнимает брови.

– Серьезно?

Я корчу рожицу.

– Только не говори, что ненавидишь мороженое.

То, что Лиам его ненавидел, сводило меня с ума.

– Вовсе нет. Просто ты всегда ешь только всякое здоровое дерьмо, поэтому я удивлен. – Он показывает налево. – Тут есть короткий путь к пирсу.

Я с готовностью поворачиваю, потому что на пирсе продают лучшее мороженое. Но напрягаюсь, когда в голову приходит осознание.

– У нас небольшая проблема.

– Какая?

– Я не умею парковаться.

У Оукли вырывается смешок.

– Я с тобой.

Знаю.

Взгляд полнейшего отвращения, которым окидывает меня Оукли, вызывает смех.

– Мятное с шоколадной крошкой? – спрашивает он, когда я радостно забираю свой рожок. – Я думал, ты хотела мороженое… а не зубную пасту.

Вот тебе и никакого осуждения.

Мы шагаем по деревянному причалу.

– Что не так?

– Все, – говорит он, показывая на свое шоколадное мороженое. – Шоколад – шикарно. Мята – нормально. – Оукли активно качает головой. – Но шоколад с мятой? Это какое-то кощунство, – морщится он. – Преступление против вкусовых рецепторов.

Он ошибается. Очень сильно ошибается.

Но у всех свои вкусы.

Я иду к одиноко стоящей лавочке, подальше от скопления людей.

– Может, тебе просто не повезло, когда ты его пробовал.

– Нет. Поверь мне, неважно, сколько раз я его ел, на вкус всегда ужасно…

Встав на цыпочки, я целую его в губы. Жду, что он оттолкнет меня, ведь мы на людях, но этого не происходит. Краем уха слышу, как что-то падает, а затем Оук кладет одну руку на мою шею, а второй собственнически притягивает меня к себе за бедро, врываясь языком в мой рот. Он снова берет меня в плен… потому что, неважно, сколько я ему даю, он всегда требует больше.

Словно ему всегда будет меня мало.

Постанывая, я висну на нем, но его голодный поцелуй не дает звуку вырваться наружу. Когда Оукли наконец меня отпускает, я не могу дышать. Он проводит кончиком языка по своей нижней губе, и на его лице появляется бесстыдная ухмылка.

– Хотя, если подумать, неплохо.

Засмеявшись, я играючи толкаю его, поскольку мы оба знаем, что про этот поцелуй нельзя сказать просто «неплохо».

– Дурачье. – Я опускаю глаза на его мороженое, которое теперь скорее напоминает шоколадную лужицу. – Ты уронил свой рожок.

Вот это точно преступление.

В его голосе слышится заигрывающая нотка.

– Тогда тебе придется еще раз поделиться со мной своим.

Я собираюсь снова его поцеловать, но останавливаю себя, потому что не могу избавиться от этого назойливого чувства. Мне не нужно предложение руки и сердца и все такое, ведь это просто гадость, но я бы хотела понимать, что он сам думает о наших взаимоотношениях.

Я сглатываю.

– Оукли?

– А?

– Что мы делаем?

Он поднимает бровь.

– Едим мороженое.

Я серьезно смотрю на него.

– Я имела в виду это… нас.

Напрягшись, он делает небольшой шаг назад.

– Пришло время для этого разговора, да?

Я вздыхаю.

– Послушай, я не стану вести себя как девушки, которые говорят: «Я не как остальные девчонки, милый, я лучше», и притворяться, будто все нормально, когда это на самом деле не так, просто чтобы удержать парня. – Я снова поднимаю на него глаза. – Я знаю, чего хочу и не собираюсь извиняться за это.

Оукли смотрит на меня веселым взглядом.

– И чего ты хочешь?

– Тебя… это… что бы это ни было.

Теперь он выглядит неловко.

– Ты же знаешь, что отношения не для меня, малышка.

Я говорю ему правду:

– И не для меня.

Черт, я ничего не знаю об отношениях. И, если честно, они меня до ужаса пугают. Однако мне не нравится мысль о том, что он будет трахать других девушек.

– Но у меня есть одно правило.

Несмотря на то, что, судя по его виду, он хочет сбежать отсюда, Оукли говорит:

– Какое?

– Ты не можешь спать с другими. – Я убираю прядь волос за ухо. – И, если вдруг тебе этого захочется, имей совесть и скажи, что мы расходимся, прежде чем трахнуть кого-то.

Подойдя ближе, он берет меня за подбородок.

– Договорились. Но только если ты согласна с моим правилом.

Факт, что Оукли пытается установить правила, застает меня врасплох, но он имеет на это право.

– Каким?

– Я не стану лишать тебя девственности, Бьянка.

Я разглядываю его лицо, пытаясь понять, шутит ли он… но, кажется, нет.

– Почему?

Оук невесело смеется.

– На самом деле, причин полно… но для начала? Я этого не заслуживаю. – Он гладит мою щеку пальцем. – Очевидно, ты зачем-то хранила ее так долго, и я не хочу, чтобы ты разбрасывалась чем-то настолько важным.

– Привет, – говорит Джейс за моей спиной.

Вот дерьмо.

Распахнув глаза от удивления, Оукли дует мне в лицо.

– Получилось. – Он смотрит на Джейса и Дилан. – Бьянке ресница в глаз попала.

– Спасибо, – подыгрываю я. – Было очень больно.

Дилан морщит нос.

– Ненавижу, когда такое случается.

Я демонстративно игнорирую ее и смотрю на своего брата.

– Что вы тут делаете?

Джейс взглядом показывает на их сцепленные руки.

– Сегодня хорошая погода, и у нас выходные, так что Дилан предложила прогуляться по причалу.

Ну конечно, потому что каким-то образом эта стерва всегда умудряется насолить мне.

Он с любопытством смотрит на нас с Оукли.

– А вы что здесь делаете?

– Мороженое, – выпаливаю я одновременно с Оукли.

– Я учил ее водить, и мы приехали отпраздновать, – поясняет он.

– Погоди… что? – говорит Джейс со смесью шока и обиды на лице. – Ты водишь машину?

– Ага. – Я не могу сдержать улыбку. – Пока только на парковках и маленьких улицах, но я учусь.

– У нее отлично получается, – добавляет Оукли, и я начинаю сиять еще сильнее.

– Это хорошо. – Поморщившись, Джейс потирает шею. – Просто… я всегда думал, что я буду учить тебя водить, если… когда ты будешь готова.

Черт.

– Оу. – Я вздрагиваю. – В смысле я могла бы попросить тебя, но… – Он последний, кого я хотела бы видеть своим учителем. – Ты знаешь, какой ты, Джейс.

Очевидно, не знает, потому что на его лице появляется непонимание.

– А это что еще значит?

Господи.

– Без обид, но тебя точно не назовешь спокойным и расслабленным.

Он выглядит обиженным.

– О чем ты? Я всегда спокойный и расслабленный.

Дилан и Оукли обмениваются веселыми взглядами и начинают смеяться.

– Малыш, я тебя люблю, – говорит Дилан, – но Бьянка права. Я бы не хотела, чтобы ты учил меня водить, потому что ты бы каждые две секунды пытался откусить мне голову.

– О да, это точно, – влезает Оукли. – Пару дней назад ты вышел из себя, потому что я ехал девяносто по шоссе.

Джейс переводит свое раздражение на друга.

– А что непонятного в слове ограничение скорости, придурок?

Думаю, дело как раз в ограничении, ведь у Оукли их нет.

Джейс раздраженно поднимает руки, когда Оукли снова хохочет.

– Конечно, пошел я за то, что не хочу, чтобы мой лучший друг попал в аварию и разбился. – Выражение его лица становится серьезным. – Хорошо… ладно. Можешь учить Бьянку водить. – Затем Джейс угрожающе тычет пальцем ему в лицо. – Но только попробуй научить ее своим дерьмовым привычкам за рулем.

Оукли поднимает руки.

– Обещаю, что Бьянка Ковингтон будет цела и невредима.

Мне приходится силой заставить свое сердце биться.

Джейс успокаивается.

– Хорошо. – Братец осматривает нашу компанию. – Раз уж мы все здесь, может, сходим в Суши-Суши пообедать?

– О да, – соглашается Оукли.

Взяв Оукли под руку, Дилан улыбается.

– Мне кажется, мы целую вечность не проводили время вместе. Чем ты вообще занимаешься?

К счастью, ни Джейс, ни Дилан не обращают внимания на взгляд, который бросает на меня Оукли.

– Да ничем, – говорит он, снова сосредоточившись на своей двоюродной сестре. – Живу.

Очень быстро становится понятно, что между нами есть еще одно негласное правило.

Не рассказывать о нас ни одной живой душе.