Я вижу Оукли в комнате ожидания рядом с Дилан и Сойер. Он выглядит настолько разбитым, что у меня сердце разрывается от одного взгляда на него. Меня словно магнитом притягивает к нему, и я несусь со всех ног, чтобы поскорее оказаться рядом.
Заметив меня, он распахивает свои объятия, ловя меня в них. Я обхватываю его торс ногами, пока он впивается пальцами в мою спину, держась за меня так, словно я единственное, что заставляет его жить.
Он молча несет меня на стул в дальнем углу комнаты. Я прячу лицо в основании его шеи, и он садится.
Ему не нужно ничего говорить, чтобы я поняла, насколько ему больно. И я не стану сыпать глупыми словами поддержки и притворяться, будто все будет хорошо, потому что прямо сейчас весь его мир рушится.
Он слегка дрожит, вдыхая мой аромат.
– Ты пришла.
– Конечно, я пришла. – Усевшись поудобнее на его коленях, я обхватываю его лицо ладонями. – Я буду здесь столько, сколько потребуется.
Закрыв глаза, Оукли прижимает меня к себе крепче, и в таком положении мы проводим ближайший час.
– Вашего отца перевезли из операционной, – сообщает нам какая-то женщина в медицинском халате.
– Это значит, что он жив, да? – хрипит Оукли, бледнея. – Он выкарабкался?
Врач кивает.
– Операция прошла хорошо, мы смогли удалить все пули. – Она улыбается. – Вашему отцу сильно повезло. Одна пуля прошла в сантиметре от легкого, а вторая оказалась совсем рядом с позвоночником. Если все и дальше будет в порядке, он полностью восстановится.
Я чувствую, как облегчение наполняет его тело, пока Дилан и Сойер обнимаются.
– Я могу его увидеть?
– Конечно. Медсестры помогают ему устроиться в палате, так что дайте им пару минут. – Она осматривает нас. – Но пока по одному и только ближайшие родственники.
Оукли опускает глаза на меня.
– Ты не против, если я уйду?
– Ничуть.
Я начинаю вставать с его колен, но он берет меня пальцами за подбородок. Мгновение спустя наши губы встречаются в нежном поцелуе, а затем он отстраняется, чтобы посмотреть на меня.
– Спасибо.
Если бы момент не был таким серьезным, ситуация казалась бы комичной.
– Не за что.
Я слезаю с него и отпускаю к отцу. Чувствую, как Сойер и Дилан сверлят меня взглядом в тот момент, когда Оукли уходит.
– Это должно быть странным, – говорит Дилан Сойер, хотя ее глаза прикованы ко мне.
Сойер вздыхает.
– Я знаю, но это не так.
Дилан откусывает кусочек от своего Твиззлера.
– Ни капельки.
Я закатываю глаза.
– Вы двое уже закончили сплетничать?
Сойер берет один из Твиззлеров Дилан.
– Нет. Мы только начинаем.
Учитывая, что мои братья будут здесь с минуты на минуту, лучше уж пусть они выговорятся сейчас.
– Хорошо, валяйте, пока Джейс и Коул не приехали.
Они переглядываются, что только приводит меня в замешательство.
– Почему вы так на меня смотрите? – Я скрещиваю руки на груди. – Вы же рассказали им, что произошло, верно?
– Да, – тихо говорит Сойер. – Рассказали.
Не нужно быть ученым, чтобы понять, что что-то не так.
– Значит, они уже едут… так?
– Не совсем. – Дилан смотрит в пол. – Они сказали, что заняты.
Погодите-ка.
Я кладу руки на бедра.
– Заняты чем?
Что, черт возьми, может быть важнее, чем находиться здесь ради Оукли?
Сойер морщится.
– Тренируются в спортзале.
Ох.
Я знаю, что мои братья упрямы… отчего большую часть времени они еще и глупые. Но не быть здесь с Оукли – это уже край.
Собираюсь вызвать такси на своем телефоне, но понимаю, что это займет слишком много времени. Я не хочу, чтобы Оукли думал, будто я его бросила.
Поворачиваюсь к Сойер.
– Я могу взять ключи от твоего фургона?
– Конечно. – Сойер приподнимает бровь, когда достает их из сумочки. – Но зачем?
– Чтобы сказать своим братьям-идиотам, чтобы они тащили свои задницы сюда, прежде чем Оукли вернется и начнет спрашивать, где я.
Сойер смотрит на меня, как на сумасшедшую.
– То есть, ты хочешь, чтобы я разрешила тебе повести мой фургон?
– Да, – невозмутимо отвечаю я, не понимая, что в этом такого.
Сойер сжимает в руке ключи.
– Я даже никогда раньше не видела, как ты водишь машину, Бьянка. Я не хочу, чтобы ты разбила мою малышку.
– У меня есть права, – напоминаю я ей.
Ретроградная амнезия влияет только на воспоминания, а не на часть моего мозга, хранящую навыки, которым я научилась в прошлом. Поэтому снова сесть за руль – все равно что кататься на велосипеде. Примерно так я смогла понять такие вещи, как математика и естественные науки, когда вернулась в школу, и не отстала от программы.
Мой мозг уже знает, как это делается, единственное, что сейчас стоит у меня на пути, это… Сойер.
– Есть, – говорит Сойер. – Но я все еще думаю, что это рискованно.
Я смеряю ее взглядом.
– Ты водишь фургон, который старше меня. – Вырываю ключи у нее из рук. – Поверь мне, если я разобью эту чертову штуку, я только окажу тебе услугу.
Шагаю к выходу, но какая-то женщина врезается в меня.
– Господи. Если уж надеваете пару Лабутенов, научитесь сначала в них ходить.
– Ты, – оскаливается она, проводя пальцем вверх и вниз. – Какого черта ты здесь делаешь?
Я быстро оглядываю ее, но не могу припомнить, чтобы когда-нибудь встречала ее раньше. Хотя она выглядит как более старая версия Дилан. Неважно. У меня есть дела поважнее, чем какая-то стервозная дамочка, интересующуюся моим местонахождением.
Откидывая волосы назад, я рявкаю:
– Не твое собачье дело.
Затем продолжаю двигаться.
Потому что Бог дал мне двух придурковатых братьев, которые постоянно испытывают мое терпение, вместо добрых и милых сестер, которые, черт возьми, будут делать все, что я им скажу.
Я с визгом паркуюсь рядом с машиной моего брата как раз в тот момент, когда Джейс и Коул выходят из спортзала. Выбравшись из машины, бросаюсь к ним.
– Вы двое и раньше вытворяли кучу жестокого дерьма, но это уже перебор.
У Джейса отвисает челюсть.
– Как ты…
– Ты угнала фургон Сойер? – спрашивает Коул. – Это вообще не круто.
Мне требуется все мое терпение, чтобы не задушить их.
– Знаешь, что еще не круто? – Не дожидаясь ответа, я рычу: – Забить на своего друга, чей отец лежит на больничной койке после ранения.
Джейс отводит взгляд.
– Я надеюсь, что Уэйн выкарабкается, но мы там не нужны.
– Оук больше не наша проблема, – подтверждает Коул, кивая.
– Вот именно. – Джейс достает ключи из кармана. – Ублюдок сам вырыл себе могилу.
Когда они направляются к машине Джейса, я преграждаю им дорогу.
– Господи Боже. Вы оба такие придурки. – И поскольку я не брезгую тем, чтобы давить на чувство вины, дабы получить то, что хочу, я добавляю: – Маме и Лиаму было бы стыдно за вас.
Они замирают. Ноздри Джейса раздуваются.
– Маме и Лиаму…
– Было бы стыдно, – повторяю я. – Потому что мы не отворачиваемся друг от друга. Никогда. – Я тычу их обоих пальцем в грудь. – Бу-бу-бу, мой друг путался с моей сестрой. Я буду ныть об этом, как маленькая сучка, всю оставшуюся жизнь. Забудь уже об этом.
– Он чуть не убил тебя, – огрызается Джейс. – Это не то, о чем можно так просто забыть.
– Вот именно. – Коул фыркает. – Не говоря уже обо всем остальном дерьме, которое он натворил.
Господи, помоги. Вбей немного здравого смысла в этих идиотов.
– Да, Оукли ошибался в прошлом, но в отличие от вас, двух святых, которые никогда не лажали, он преданный. И вы чертовски хорошо знаете, что он никогда не повернулся бы спиной ни к одному из вас, если бы вы нуждались в нем. Потому что он считает вас своей семьей.
И наша мама всегда учила нас, что семья – это самое важное в мире.
На их лицах проступает чувство вины. Отлично.
Я пихаю их обоих.
– Забейте на свою чертову гордость и тащите задницы в больницу. Не только потому, что это правильно. А потому, что он один из нас, и я знаю, что в глубине души вы все еще любите его.