Глава 12. Макс

Разумеется, она попробовала удрать в свою комнату и спрятаться, как делала это весь день.

— Не так быстро. Нам надо поговорить.

Голос Макса буквально пригвоздил её к полу. Она оглянулась, с сожалением убрала руку с перил лестницы, спустилась, замерла, опустив глаза в пол.

— В моем кабинете, фрои.

— Вы приказали держаться от него подальше, — то ли напомнила, то ли уколола.

— А вы изволили заявить, что намереваетесь игнорировать этот запрет, — Макс сделал приглашающий жест рукой: — После вас.

Ей не осталось ничего иного, кроме как послушно пройти вперед. Сюзанна дошла до кабинета, застыла перед столом, даже не взглянув на гостевое кресло. За окнами густели синие сумерки, по стеклам поползла изящная вязь морозных узоров. Тонкие лучики искрились в свете зажженных ламп, добавляя кабинету ощущение уюта и неуместной сказочности.

— Да сядь уже.

Макс вновь с легкостью перешел на «ты», демонстрируя, что обмен светскими колкостями считает полностью завершенным. Настроения играть в поддавки не было. Действие утреннего лекарства пошло на убыль, раны ныли и жгли, при каждом движении хотелось морщиться, а еще лучше, ругаться в полный голос. Ему нужен покой, а не драка в грязи, замаскированная под вежливый диалог.

Острый взгляд Макса задержался на лице супруги. Что-то с ней было неправильно, и далеко не в первый раз. Нет, Сюзанна не чувствовала себя хозяйкой положения, напротив, как и в камерах тюремного замка, в ней отчетливо читался страх. Она действительно боялась: боли, унижения, неизвестности. Была готова идти на уступки, ломаться и просить пощады, говорить то, что от нее ожидают, делать то, что прикажут. Но только одной половиной разума и только здесь и сейчас.

Вторая половина — холодная, спокойная, взвешенная — в этот момент отступала в сторону, позволяя эмоциям взять верх над телом. Позволяла плакать, если это требуется, кричать, если нет возможности перетерпеть молча, но лишь для того, чтобы вновь вернуть себе контроль при первой возможности. Стоило давлению ослабнуть хоть на миг — и она выскальзывала из-под чужой власти, замолкала, изворачивалась, будто речной угорь, что прячется в темных илистых глубинах: как ни старайся — не достанешь. И не поймешь, о чем она думает на самом деле.

Редкий тип людей, с которыми тяжело работать даже искушенным в своем ремесле менталистам. Разум жертвы, полностью поглощенный проживанием текущего момента, забывал обо всем остальном. Не было ни воспоминаний, ни вины, ни отчаянных планов — только эмоции и ощущения, пронизывающие тело мага наравне с телом жертвы. Все, что линаару удалось извлечь из сознания пленницы — хаотичный клубок обрывочных воспоминаний, мало интересующий следователей и трибунал.

Помнится, король ярился и требовал результатов, Глосси давил, пытаясь заставить Макса применить силу в полной мере. Штрогге отказался: еще чуть-чуть — и осужденная скатится в безумие, их которого нет пути обратно. Конечно, получи он прямой приказ, пришлось бы подчиниться, но, похоже, в планы короля не входило превращать племянницу в оболочку, лишенную разума. Сюзанна, сама того не подозревая, выиграла сражение за право мыслить.

А теперь она села напротив, будто заводная кукла, в ожидании, когда ей дадут роль, за которой можно будет спрятаться. Безвинная жертва, покорная супруга, скорбящая дочь — выбирай любую, сыграет без колебания, да так, что будь на месте Штрогге кто-либо попроще — не заподозрил бы подвоха.

— Не жалко?

— Что, прости?

Макс с удовлетворением отметил, что ему все-таки удалось застать её врасплох: что бы ни пряталось сейчас в её голове, но точно не жалость к себе или кому либо.

— Эту девочку, Камиллу. Тебе действительно не жаль?

Сюзанна нахмурилась, не понимая, к чему он клонит. Пришлось объяснить:

— Утром я велел тебе быть осмотрительнее, чтобы сохранить свободу и жизнь, а вечером ты втягиваешь в свои игры ничего не подозревающего человека.

— Это была просто дружеская встреча, — мягко произнесла она. Ага. Значит сейчас с ним будет разговаривать «наивная простушка». — Камилле ничего не угрожает.

— Уверена?

Она поджала губы: нет, разумеется не уверена, просто выдает желаемое за действительное. Конечно, счастливое будущее незнакомки с глазами, похожими на лесные озера, не его, Штрогге, забота, но в глубине души тревожно кольнуло. Интересно, если бы люди внимательнее относились к минутным слабостям и благородным порывам, стал бы мир хоть чуточку счастливее? Ответ был столь же очевиден, сколь и нереалистичен. Следовало припугнуть гостью, чтобы боялась к его дому подойти. Жаль, затуманенный болью и лекарствами разум опоздал с выводами. Да и вообще, у него и Сюзанны есть проблемы гораздо серьезнее чьего-то душевного спокойствия.

Макс встал и наполнил два бокала вином. Один пригубил сам, второй пододвинул супруге. Думал, побрезгует принять подачку из его рук, но она взяла, сделала глоток, неловко кашлянула. Травяной настой, влитый в алую жидкость, сделал напиток непривычно горьким и крепким.

— Его величество недвусмысленно дал понять, что желает удалить тебя от столицы. Лорд Жаньи рекомендовал обрюхатить тебя как можно скорее и закрыть в доме с детьми и пелёнками. Канцлер намекнул, что хочет приставить к тебе охрану.

— Слежку? — уточнила она негромко.

— Верно.

— Хорошие советы, — одобрительно кивнула Сюзанна и сделала еще один полный глоток. — А чего хочешь ты?

— Еще не решил.

Она немного нахмурилась, подумала, потом отрицательно качнула головой:

— Лжешь.

Макс усмехнулся. Хороша, действительно хороша. Ни жалоб, ни требования извинений, ни демонстрации обиды, ни попытки оправдаться за собственные поступки. Хрупкость, превращенная в оружие. Она как маленькая змейка, что водятся в южных пустынях: пестрая шкурка, плавные движения, смертельный яд.

— Допустим, — легко согласился он. — И что теперь?

Ответа не последовало, и Макс удивленно приподнял бровь. Вряд ли у Сюзанны действительно не нашлось, что сказать. К примеру, возмутиться, обидеться, да хотя бы расплакаться и надавить на жалость.

— Ты мне не доверяешь, — произнесла она невпопад, словно продолжая одной ей слышимый диалог. — Возможно, презираешь за глупость и слабость. Желаешь, как мужчина женщину, но не настолько, чтобы позволить чувствам решать. Ты — линаар, умеющего убивать одним прикосновением. Всё, что я знаю о твоей расе, буквально кричит: я нужна только для продления рода. Но в этом нет смысла, сгодилась бы любая женщина, тогда как дочь казненного герцога — сплошная проблема и неоправданный риск. Выходит, Сюзанна Штрогге — досадная ошибка даже для тебя?

Её взгляд стал отстраненным, немного усталым. Гордая голова качнулась, плечи дрогнули. Еще одна маска или она действительно растеряна и не знает, что происходит? Макс мысленно взвесил оба варианта, бросил наугад:

— У тебя будет содержание, достаточное, чтобы чувствовать себя уверенно, но не влипнуть в серьезные проблемы. Уедешь из города, как только оформят бумаги.

— Не хочешь терпеть мое присутствие в своем доме, — в голосе Сюзанны не прозвучало ни малейшего намека на оскорбленные чувства.

— Если к лету восстановятся регулы, обсудим возможность возвращения и зачатия наследников.

— Нет нужды откладывать, если это действительно то, что тебе нужно. Сегодня днем пришла первая кровь. Думаю еще месяц — и риск не выносить станет минимальным.

— Отчего не раньше? — насмешливо уточнил он.

— Потому что я тоже хочу выжить.

Больше месяца отсрочки до первых попыток зачать, возможно, неудачных. Еще несколько — прежде, чем беременность станет помехой для активной жизни. Для таких, как Сюзанна — это колоссальный срок, за который можно успеть перекроить мир. Нет, все-таки играет, хоть и очень правдоподобно.

Она отставила кубок, поднялась и подошла к его креслу. А потом неожиданно опустилась на колени.

— Что ты делаешь? — Штрогге изумленно наблюдал за супругой, но позволил ей взять его руку и приложить пальцы к своим вискам.

— Пытаюсь доказать, что не лгу. Ты знаешь, как это проверить. Я не буду сопротивляться.

Она сцепила зубы, напряглась всем телом, но не отстранилась. Штрогге едва не поддался искушению. Взять то, что отдают добровольно — что может быть легче? Войти в её сознание, переворошить мысли, вытягивая на поверхность скрытое, разобраться раз и навсегда, кто перед ним. Это займет совсем немного времени и не принесет боли. Магия, как и близость, требовала обоюдного согласия и вознаграждала за него, даря ни с чем не сравнимое ощущение восторга.

Вот только одно «но» заставило его удержаться.

— Что ты хочешь взамен?

— Помощи. И мести. Видишь, правда совсем не так сложна, как кажется.

Он отнял руку от её лица:

— Зачем?

— Чтобы не пугаться каждого шороха, — она повторила его же слова резко, словно ударила. — Не хочу, чтобы мою судьбу писали за меня, хочу быть свободной. Кому понять это желание, если не линаару? Мы похожи гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.

Вот уж точно, не поспоришь: кожа покрыта шрамами, от слова «свобода» по телу бегут мурашки, будто от плотского вожделения, сердца подчинены не эмоциям, а разуму. И света в этих сердцах осталось не так уж много.

— Ты понимаешь, кому собралась мстить?

— Более чем.

— Тебе до них не дотянуться, — он качнул головой, будто взвешивал её слова.

— Самой — нет.

Будь он проклят, если это предложение не просто перемирия, а союза.

— Я в милости и у короля, и у канцлера. Мне доверяют, ну, насколько это вообще возможно, у меня есть деньги, дом, положение. Зачем мне рисковать и ввязываясь в борьбу с минимальным шансом на успех?

— Потому что кто-то пытался тебя убить, и это совершенно точно не я, — просто ответила она. — Потому что король, чьей милостью ты вроде бы дорожишь, выжег на тебе клеймо, и теперь ты умираешь. Потому что ты не похож на человека, верящего в сказочку о счастливой семье и детях.

— Это не ответ, — он насмешливо скривился.

— Но это факты, и они правдивее некуда, — она подалась вперед, словно настоящая чувственная супруга в поисках ласки. — Что вам нужно от меня, мэтр Штрогге? На самом деле. Скажите, и если это в моих силах — я дам вам это.

Сюзанна по прежнему сидела на полу, голубой атлас платья растекся вокруг сияющими волнами. Белое кружево охватывало тонкую шею, приподнималось на груди в такт неровному дыханию, волнение и вино заставили её глаза вспыхнуть, на щеках играл легкий румянец. Тонкая, мастерски выполненная фарфоровая статуэтка со стальной сердцевиной, а не женщина. Он склонился, игнорируя полоснувшую тело боль, двумя пальцами поднял её подбородок, приблизился так, что ощутил её дыхание на своей коже.

— Даже если мне нужна твоя кровь? Я линаар, Сюзанна. Единственное, что действительно представляет для меня ценность — это шанс избавиться от клейма и получить свободу. Даже ценой жизни.

Она сглотнула, ресницы дрогнули, на мгновение прикрыв глаза.

— Чьей именно: твоей или моей?

— Хороший вопрос, я понятия не имею.

— Тогда, как… — на её лице отразилось искреннее недоумение.

— А как ты собираешься мстить? — перебил он, откидываясь на спинку. Раны жгло так, что желание прервать разговор, послать всё к демонам и рухнуть в постель, почти перевесило любопытство. — И каковы шансы выжить в твоей затее?

— Думаю, почти нулевые, — легкое, почти небрежное пожатие плечами. — Надо быть полным дураком, чтобы не уничтожить меня при малейшем подозрении в измене. Я могу презирать дядю, могу ненавидеть канцлера, но называть их глупцами не стану.

— Тогда зачем начинать?

— Потому что не могу иначе.

Это прозвучало так обыденно и просто, что Штрогге осталось только согласиться. Бескомпромиссное упрямство, помноженное на уверенность молодости, и непоколебимая уверенность в праве рисковать всем и всеми, столь типичная для знати, действительно не оставляли другого выбора.

— Что ж, — он сжал пальцами подлокотник, стараясь побороть накатывающую слабость, — теперь, когда нам почти нечего скрывать друг от друга, скажи мне, Сюзанна Виктория Альгейра, урожденная герцогиня Гвейстер, женщина, открыто заявляющая, что готова уничтожить короля, служить которому — священный долг каждого жителя Лидора, мне действительно стоит тебе доверять?

Она вдохнула, чтобы ответить, но вдруг нахмурилась, будто что-то неожиданное сбило её с мысли и отвлекло:

— Мэтр, вы в порядке?

— Да.

Он солгал: мир кругом стремительно подергивался серой пеленой, кресло, стол, комната — все это покачивалось, словно засунутое в лодку рукой безумного великана. Нестерпимо хотелось пить, он протянул руку, чтобы взять бокал, но промахнулся и с ужасом понял, что теряет равновесие.

— Максимилиан, что происхо… Ох! — Она подхватила его, не дав опрокинуться лицом вниз, навалилась всем телом, возвращая обратно в кресло. — Боги! Это что, кровь?

Ошарашенно застыла, глядя на ладонь в алых разводах, которой только что коснулась его груди. На хорошеньком личике мелькнула паника, а потом — недоумение. Она быстро расстегнула черный сюртук, распустила шейный платок, распахнула рубашку, чтобы осмотреть повязку. Дышать сразу стало легче, в глазах слегка прояснилось.

— Похоже, рана открылась, — её голос дрогнул. — Бездна! Я думала…

— Что на мне заживает, как на собаке? — её растерянный вид отчего-то вызвал у Макса приступ нездорового веселья.

— И кровь… Она не жжется.

— О, прости: как на ядовитой собаке.

Она поперхнулась воздухом, закашлялась, помотала головой — сейчас не до вопросов и странностей — выпрямилась:

— Позову Жеони, пусть шлет за врачом.

— Нет, — он перехватил её руку в последний момент, не дав уйти. — Стой.

— Но ты…

— Только панических охов Жеони мне тут и не хватает, — скривился он. — Сами справимся. Под окном… в шкатулке… чистая ткань и всё, что нужно. Принеси.

***

Следующие полчаса ушли на то, чтобы разрезать старую повязку, остановить кровотечение, вынуть из раны остатки порвавшейся шелковой нити и заново все обработать. Штрогге с удивлением отметил, что Сюзанна выполняла всё, о чем он просил, безропотно и точно. Единственное, на что ее светлость изволила рассердиться, это на указание заново наложить несколько разошедшихся стежков.

— Как можно было не заметить, что шов разошелся? — она ворчала на него, словно заправский лекарь на неосторожного пациента.

— Легко: сперва сильное обезболивание, а потом отвлекли более важные дела.

— Нельзя было разгуливать по дому, как ни в чем ни бывало. И резко двигаться тоже нельзя, особенно так, как утром. Рисковать жизнью из-за такой глупости! Не понимаю.

— И это говорит женщина, планирующая убить короля…

— Тут совершенно другое, — нахмурилась она, вдевая нитку в иголку и примериваясь поудобнее, чтобы сделать первый стежок. — Он убил моего отца, я убью его.

— Герцога осудил трибунал.

— Они выполняли приказ.

— Как и я. Осуществил приговор герцога Гвейстера. Меня тоже убьешь?

Она вздрогнула всем телом, дыхание стало тяжелым, глаза превратились в узкие щелочки. А потом зло вонзила иглу в кожу, сводя края раны вместе. Макс с шумом втянул воздух сквозь сжатые зубы.

— Ты отвратительно подбираешь время для подобных признаний, — заметила Сюзанна холодно.

— А по-моему, идеально, — он откинул голову на спинку кресла, злясь на накатывающую от слабости тошноту, и уставился в чисто выбеленный потолок. — Если что, нож для писем заточен достаточно, чтобы резать не только бумагу.

— Я подумаю, спасибо. А пока сиди смирно и не отвлекай.

Похоже, у Сюзанны обнаружился не абы какой талант к врачеванию. Во всяком случае последующие стежки она наложила почти безболезненно и очень ровно. Шрамы, конечно, останутся, но со временем перестанут ощущаться, как что-то тревожащее и инородное.

— Готово. Наклониться вперед сможешь? Надо обмотать.

Она деловито наложила на рану чистую повязку и принялась бинтовать. Мягкое тепло её рук и вынужденные объятия оказались неожиданно приятными. Интересно, Сюзанна ведь прикасается к его обнаженной коже уже второй раз, о чем она думает в этот момент, что чувствует? Макс нахмурился, пытаясь выгнать из головы непрошенные мысли. Бред. Неуместный и никому не нужный бред, порожденный длительным отсутствием постоянной женщины и необходимой каждому мужчине регулярной близости.

— Я не виню тебя. То есть, за отца, — её голос вернул его в реальность. — Ты выполняешь приказы, не думаю, что тебе позволено отказаться.

— Я бы не стал отказываться, — резко произнес он, в раздражении на самого себя.

— Вот как? — она прищурилась, внимательно изучая его лицо.

— Да.

— Отец не заслужил казни.

— Иногда прервать мучения — лучший выбор.

— Но он был невиновен!

— Я это знаю.

— Что?!

Она изумленно уставилась на него, думая, что ослышалась.

— Я — линаар, Сюзанна. Главный палач королевства, инструмент, имеющий вполне четкое применение. Я был в голове герцога, в голове каждого, кто хоть немного связан с этим делом. Я — знаю, — в повисшей тишине можно было услышать, как в соседней комнате потрескивают дрова в камине. — Равно как знаю и то, что заговор против короны — не подлог, не плод воображения, а реальность.

Он с трудом поднялся на ноги, окинул взглядом царящий кругом беспорядок.

— Если всё, что ты теперь знаешь, не изменит твоего мнения, если ты готова принять эту реальность такой, какая она есть, если готова проявить терпение и благоразумие, то, возможно, у тебя получится отомстить. Если готова сдержать слово, рискнуть жизнью не ради себя, а ради меня, то можешь рассчитывать на мою помощь.

Загрузка...