Триумф королевы, или Замуж за палача (СИ)

Глава 31. Ками

Дворец напоминал тень самого себя, а люди в нем — потерявшихся в переплетении времен призраков. Опущенные к земле глаза, приглушенные разговоры, испуг, прячущийся за скованными жестами и осторожными взглядами. Количество стражи на постах выросло вдвое, а вот бездельников-придворных, просителей, секретарей и посыльных видно не было, как будто жизнь замерла в ожидании.

Конечно, это было совершенно не так. Со слов Людвига Ками знала, что водным путем в город уже прибыли первые баржи из близлежащих городов, по едва просохшим дорогам вновь сновали путешественники, крестьяне готовились к посеву. Но самое важное, что зимние шторма пошли на убыль, лед освободил выход из узких, скалистых бухт, и капитаны торговой гильдии готовились отплывать со дня на день.

— Тебе обязательно ехать лично? — возмутилась Ками, стоило Людвигу успокоиться после визита Жаньи и перейти к обсуждению собственных дел.

— Только в случае, если хочу сохранить и увеличить долю в предприятии. Да, знаю, это не совсем легкая прогулка, — он предупреждающе обнял жену за плечи и притянул к себе, — но и совсем не такая опасная, как ты себе представляешь. Я уже бывал пару раз на севере, правда, давно. Долго, сыро, может укачать, но с хорошей охраной эта поездка не опаснее, чем любая другая.

— Пошли кого-то из помощников.

— Обязательно, как только заключу контракты, составлю список товаров, проверю поставщиков и качество продукции. Ты же знаешь, такие дела сами собой не делаются, нужен и опыт, и верный глаз и умение вести переговоры.

— Я не хочу оставаться в этом проклятом городе сама. Я боюсь оставаться сама, понимаешь? — она вскинула на мужа огромные чистые глаза.

— Если повезет с погодой, то это всего на два, максимум три месяца. Отдохнешь от моего ворчания, соскучишься, — он обнял её еще крепче, притянул к себе и поцеловал в кончик носа. — А я, глядишь, скину десяток лишних килограмм, пропахну солью и приключениями, как эти красавчики из флота его величества, чтобы вновь завоевывать твое сердце. И заодно привезу тебе что-нибудь необычное. К берегам островов приплывают пустынники и привозят удивительные украшения из серебряных нитей, лазури, кораллов и бирюзы. А еще музыкальные инструменты и птиц с хвостами, похожими на роскошные веера. Чего тебе больше хочется?

— Чтобы ты вернулся, как можно скорее. Живой и здоровый.

— Да что с тобой? — нахмурился Людвиг. — С такими мыслями только в склеп, а не в дорогу.

— Прости, — она виновато улыбнулась и спрятала лицо у него на груди. — Просто я переволновалась в последние дни, вот и лезут в голову глупости. И вообще, мне нравится твое ворчание, оно милое.

— О! — Людвиг картинно закатил глаза. — Мой счетовод бы с тобой не согласился. Как и складские, сторожа, грузчики и…

— Просто возвращайся как можно скорее, хорошо? — она стала на носочки и, обняв мужа за шею, крепко поцеловала. — Не то мне придется жаловаться твоей матушке, что ты оставил молодую жену в одиночестве. Она приедет сюда со всеми своими клубками, нитками, иглами и салфетками, и тогда узнаем, кто умеет ворчать по-настоящему.

— Серьезная угроза. Повод выкинуть белый флаг.

— Очень на это надеюсь.

Но шутки-шутками, а подготовка к поездке предстояла серьезная, и Людвиг погрузился в нее с головой. Ками же металась по дому, как загнанная в угол мышь. Ночью, уютно устроившись на плече сопящего мужа, она в десятый раз обдумала слова Жаньи. Очень хотелось отмахнуться от них, выкинуть, как выкидывают мусор, но отчего-то не выходило. И лишь утром, когда Людвиг отправился по делам, Ками сдалась.

Один день. Один единственный раз. Буквально пара часов. И только для того, чтобы снять с души камень и убедиться, что амарит просто сгустил краски в попытке манипулировать окружающими.

Увы, Жаньи не солгал.

***

Придворных Ками встретила только в общей приемной, и сразу поняла, что дела значительно хуже, чем она надеялась. Траур соблюдала едва ли половина из собравшихся. Черные, подчеркнуто скромные одежды соседствовали с блеском бриллиантов и пестрым разнообразием шелков, парчи и бархата. Тихие разговоры тонули в смехе и шутках, зажженная в углу негасимая лампада со скорбным ликом купалась в лучах солнца, проходящего сквозь незадернутые шторы. Один из кавалеров даже осмелился принести в приемную пастушью флейту из десятка камышинок разной длины и теперь наигрывал на ней фривольный мотив. Ничем другим, кроме негласного раскола двора, это быть не могло.

Ками поклонилась всем и никому конкретному, ловя на себе как одобрительные, так и насмешливые взгляды, молча прошла приемную насквозь. Она тут не ради того, чтобы примкнуть к той или иной партии, да и честно говоря, так шансы убраться отсюда целой и невредимой, гораздо выше.

Под дверями в спальню королевы стоял всего один охранник. Молодой тощий парень, считай, вчерашний мальчишка, пропустивший Ками без единого возражения.

— Только… — он смущенно покраснел и прошептал едва слышно: — она в вас чем-то кинет, если войдете. Или обольет. Или ударит. Может, не стоит входить, миледи?

Ками только отмахнулась и решительно шагнула через порог.

В комнате царил полумрак. Солнце едва пробивалось через узкие щели в портьерах, в воздухе пахло пылью, сухим жаром камина и, как ни странно, хлебом. Некоторое время Ками помялась на пороге, привыкая к скудному освещению, и только потом заметила на полу разбросанные подушки, в углах — опрокинутые стулья и разбитые вазы с цветами, рассыпанные по ковру бумаги, скомканные платья, рассыпанные украшения. Она сделала осторожный шаг, под ногой скрипнули осколки фарфора. Ками наклонилась, подобрала чудом уцелевшую чашку — из любимого сервиза королевы, привезенную в Лидор как часть приданого — и аккуратно поставила её на уголок уцелевшей мраморной подставки.

Агнес обнаружилась в дальней комнате. Королева неподвижно сидела на полу и смотрела в огонь камина. Рядом с ней на погнутом и закопченом серебряном подносе лежали две плохо поднявшиеся пародии на хлеб. Прежде роскошные волосы королевы лежали на спине темной волной и оказались спутаны, точно у лесной ведьмы, на плечах болталась мятая хлопковая рубашка. Белая ткань была перемазана сажей и прожжена в нескольких местах, но королеве было наплевать. Заслышав шаги, она медленно обернулась, подняла на гостью покрасневшие глаза, по её лицу пробежала тень узнавания.

— Ах, это вы...

И снова обернулась к огню, замерев, как статуя. Отблески огня упали на впалые щеки, безжизненную серую кожу, очертили темные круги под глазами, бескровные губы. Взгляд Ками задержался на руках королевы, покрытых сажей и алыми пятнами ожогов.

— Не бойтесь, — губы Агнес дрогнули и изогнулись. — Вас я не трону, обещаю. Хотите есть? — она пододвинула Ками хлеб. — Этот точно без яда, хотя, видят боги, сейчас об этом волноваться уже глупо.

— Благодарю, — Ками наклонилась и послушно отщипнула кусочек, положила в рот, заставила себя прожевать, проглотила. Агнес неотрывно наблюдавшая за ней, кивнула:

— Садитесь… где получится. Простите, тут не убрано, да и вообще, — она безнадежно махнула рукой в пустоту.

— Вы позволите поближе к огню? — Ками выудила из груды сваленной и, кажется, разбитой мебели диванную подушку и положила её на пол рядом с королевой.

— Как вам будет угодно.

Ками осторожно опустилась рядом, вынула из кармана чистый белый платок, плеснула на него воды из стоявшего тут же простого глиняного кувшина и, аккуратно переложив правую руку Агнес на свои колени, стерла первое пятно копоти. Королева даже не вздрогнула, не попыталась вырваться, и Ками сочла это молчаливым позволением продолжать. Ожегов оказалось не так уж много, а те, что были, уже начали подживать.

— Вам стоит умыться, — Ками ласково обтерла лицо Агнес. Оглянулась, не найдя ни гребня, ни щетки, принялась разобрать сбившиеся волосы пальцами.

— Это уже не поможет… — тихо вздохнула Агнес. — Какая разница, как я выгляжу? Нет смысла стараться, не для кого, да и не хочется.

Ками не ответила и продолжила заплетать косы, перебирая пряди от самых корней. Когда-то так делала её мать, и Ками еще помнила восхитительное тепло родных прикосновений, ощущение безопасности и спокойствия, доступное только детям в заботливых объятиях родителей.

Агнес наблюдала за её действиями безучастно. Взгляд её скользил по распахнутой каминной решетке, груде сваленных прямо на ковер поленьев, разбросанных в полном беспорядке вещах, не задерживаясь ни на чем, даже на драгоценностях блестевших в полумраке цветными искрыми.

— Как думаете, сколько времени понадобиться огню, чтобы сожрать эту комнату? — она говорила тихо, обращаясь словно к самой себе. — Что должно быть первым: ковер, балдахин или шторы? Мне всегда было интересно, горят ли драгоценные камни и можно ли расплавить золото в обычном камине?

Она потянулась, подцепила кончиком пальца роскошное колье с бриллиантами, взвесила его на ладони, затем отправила прямо в мещанину углей и пепла. Подумала, положила сверху две толстые щепы. Пламя опало, притихло и лишь потом недоверчиво и радостно облизало подачку. Ками закончила с прической, вновь опустилась на подушку, поджала колени и обхватила их руками, не говоря ни слова.

— Думаете я безумна? — поинтересовалась Агнес. — Уверяю, я в полном порядке и понимаю, что делаю. Безумной я была раньше, когда пыталась бороться за совершенно ненужные иллюзии. Надо было послушаться ваших советов и сразу уехать из города. А еще лучше — никогда не приезжать.

Она глубоко вздохнула, расправила плечи и обернулась к гостье. Взгляд её, осмысленный и острый, оценивающе прошелся по лицу Ками.

— Ну, говорите уже.

— Что?

— То, зачем вас ко мне подослали, — горько усмехнулась она. — Напомните о долге, чести, обязанностях. Мягко укорите, рассказав поучительную историю о том, как справлялись со сложностями другие женщины. Поманите несбыточной надеждой на удачу в будущем, ведь я еще не так стара. Пообещайте, что муж примет меня с распростертыми объятиями, если я возьму себя в руки. Скажите, что всё станет, как прежде, даже лучше. Или, — в её глазах появился нездоровый азарт, — надавите на логику. Перечислите все мои провалы, сделайте упор на туманных перспективах и возрасте, неопределенности, а потом плавно подведите к мысли, что я должна уйти в сторону, дав свободу Фердинанду. Напугайте в конце концов. Разводом, казнью, унижением, можно даже всем сразу. Какая, в сущности разница? Просто говорите, что надо, и уходите, оставьте меня уже наконец в покое.

Ками едва заметно качнула головой.

— Я здесь не за этим.

— Вот как? — изогнула бровь Агнес. — Тогда зачем?

— Слушать.

Губы королевы дрогнули, в уголках глаз блеснули слезы. Интересно, кто-нибудь догадался просто спросить, каково ей сейчас? Обнял? Прижал к себе? Попробовал утешить или хотя бы разделить боль её потери? Кто-нибудь держал её за руку, когда из комнаты уносили окровавленные простыни? Позволил выкричать страх поражения и неминуемого одиночества, идущего за ним? Хоть один человек рассмотрел за масками и отражениями женщину, потерявшую не наследников короны, престиж и будущее, а родных детей?

— Расскажите мне, — тихо попросила Ками. — Я не в силах оградить от беды или повернуть время вспять, но я… могу хотя бы скорбеть вместе с вами.

Королева моргнула, губы её задрожали:

— Магдала и Альфред. Я хотела назвать их в честь своей бабушки и деда Фердинанда. Я хотела…

Она всё-таки не выдержала, закрыла лицо руками и разрыдалась, уткнувшись головой в подол черной юбки Камиллы фон Гобстрот.

***

— Как она?

— Спит.

Ками не удивилась шагнувшему из тени амариту. Знала, что ему доложат о её визите, как и знала, что он будет ждать под дверью столько, сколько потребуется. За окном уже давно сгустились тени, но тут, в личном королевском крыле, слуги зажгли лишь несколько свечей. Ками устало потерла лоб, прислушалась. Из приемной не доносилось ни разговоров, ни смеха.

— Они ушли довольно давно, — подсказал амарит, — время ужина, отличный повод мелькнуть перед августейшим взором Фердинанда. Я могу зайти к Агнес?

— Не сейчас, она только что уснула.

— Уверены, что оставлять её без присмотра безопасно?

— Она не сделает ничего непоправимого. Теперь — нет.

Ками не стала уточнять, что будь у Агнес силы хоть на что-то, кроме слез, она бы сперва разнесла по камешку весь этот дворец и по косточке — его обитателей, и только потом подумала, как жить дальше. Однако, тоска и ненависти ушли, оставив после себя только усталость и сон.

— Уже поздно, мне пора возвращаться к мужу.

— Разумеется. Я предупредил охрану, вас проводят до самого порога дома. Спасибо, что все-таки пришли.

Она помялась, комкая в руках насквозь мокрый носовой платок:

— Лорд Жаньи, это не моё дело, и всё же… Я желаю вам счастья. Вам обоим. В Лидоре или за его пределами, под настоящими именами или под чужими, но если вы сможете не только найти, но и сохранить свое счастье, значит, всё это было не зря.

Глаза амарита сверкнули пониманием, однако улыбка показалась совсем невеселой.

— Сделаю всё, что в моих силах. Надеюсь, в этот раз их хватит, чтобы спасти хоть кого-то.

— В этот раз? — нахмурилась Ками.

Он склонил голову набок, помолчал.

— Когда-то очень давно я любил другую женщину. Не совсем так, как Агнес, но уверяю, что не меньше. Её звали Мина, она была младше меня всего на год, и, как и все в нашей семье, — Ками вздрогнула и удивленно распахнула глаза, — подавала огромные надежды. Вы были, наверное, совсем еще ребенком, тогда как Мина уже вовсю пробовала использовать свою любовную магию. Природа наделила мою сестру легким нравом, красотой, честолюбием, но, увы, не осторожностью. В один прекрасный день в её постели оказался юный принц Лидорский. Казалось бы, очередная пикантная история, которых при дворе случается с десяток в год, если бы не одно «но»: Мина забеременела и потребовала законного признания их связи. Девица из семьи амаритов в фаворитках — это одно, но королева и мать наследника — совсем другое. Разумеется, отец Фердинанда, нашел более удобное решение досадной проблемы. Ни меня, ни собственного сына слушать он не пожелал, и когда, — Жаньи сглотнул, борясь с неприятными воспоминаниями, — ребенка не стало, Мина впала в неистовство. Кричала, проклинала короля и весь его род, обещала отомстить. А потом просто исчезла. Мы искали её изо всех сил, но все равно опоздали. Король, опасаясь скандала, приказал одному из своих магов стереть ей память. Магом оказался Максимилиан Штрогге, да-да, тот самый, юный линаар на службе его величества.

Теперь уже плохо стало Ками. Туманные обмолвки Сюзанны и самого Штрогге, необъяснимый страх, дружественно-почтительное обращение канцлера к человеку заведомо гораздо более низкого статуса — всё это получило объяснение. Пол под её ногами качнулся, сердце ухнуло куда-то вниз.

— Штрогге — намеренно ли, случайно ли — стер не только воспоминания о принце и ребенке, но все, что составляло личность Мины. Смерть стала для нее освобождением от безумия, затем о моей сестре старательно забыли. Но я — помню.

Он вздохнул, стараясь прийти в себя, и неожиданно добавил:

— Вы похожи на нее, Ками. Не как две капли воды, но довольно сильно: те же упрямые кудри, милые веснушки, бездонные глаза. Однако вы гораздо добрее, мягче, мудрее Мины, да и всех нас вместе взятых. Я умею это ценить, поверьте.

Жаньи запустил руку во внутренний карман на груди и вынул тонкую золотую цепочку с изумрудной подвеской. Положил камень на раскрытую ладонь, поднял к губам, а потом с силой выдохнул. Изумруд на мгновение вспыхнул ослепительным светом, затем поблек, но не потух окончательно. Амарит шагнул к Ками и застегнул украшение на её шее, ловко спрятав его за тканью ворота.

— Мой прощальный подарок вам, Ками. То, что нельзя отобрать силой, только принять, отданное по собственной воле. Это магическая гарантия того, что когда придет время, вы сможете зачать, выносить и родить собственное дитя от человека, с которым будете любить друг друга по-настоящему. К сожалению, у меня нет власти над людьми и их поступками, но по крайней мере вам не стоит опасаться ни болезней, ни капризов природы, ни даже банального невезения.

— Прощальный? — растерянно повторила Ками, как будто все остальное значило для нее гораздо меньше.

— Надеюсь, что да. Уезжайте из города, как только корабль вашего супруга покинет порт. Отправляйтесь на юг, к границе с Ванлиатом, поживите у друзей или арендуйте дом в деревне, уверен, у вас хватит на это средств. Столица — слишком гиблое место. Вы сами поймете, когда можно будет вернуться, но сейчас оставаться тут небезопасно.

Рука Ками легла поверх подвески, лоб прочертила тонкая морщинка сомнения:

— Почему вы отдаете его мне, а не… — она так и не смогла произнести имя Агнес вслух.

— Потому что искреннее и, что важнее, взаимное чувство — обязательное условие работы магии. Не все пары на него способны, и их величества — живое тому доказательство.

Он аккуратно притянул её к себе, легко поцеловал в лоб, как мог бы поцеловать родную дочь или младшую сестру, затем улыбнулся и легонько подтолкнул к выходу:

— Идите же. И да будут боги милостивы к вам.