Триумф королевы, или Замуж за палача (СИ)

Глава 19. Сюзанна

На мостовую я соскочила едва повозка остановиться напротив дома. В голове шумело, мысли путались, чувства смешались в неразберимый клубок. Меня трясло, словно в приступе лихорадки. Хотелось одновременно окунуться в ледяную воду и забраться с головой под ворох пуховых одеял.

— Стой.

Я обернулась. Штрогге задержался всего на мгновение, но мне этого хватило, чтобы отойти на несколько шагов.

— Нет. — Я отступила еще дальше, готовясь, если понадобиться, броситься бежать. — Не подходи. Пожалуйста, просто не подходи.

Джейме, не успевший слезть с места возничего, удивленно переводил взгляд с Макса на меня, пытаясь понять, что происходит. Краем зрения я заметила, что на улице вообще довольно людно. Прохожие в нарядных одеждах, уже изрядно навеселе, с ленивым интересом оборачивались в нашу сторону.

Штрогге нахмурился и в два шага покрыл расстояние между нами, но я крутанулась, отступила за массивную бочку, перегородившую тротуар.

— Ты не в себе. — Муж замер, словно охотник, не желающий спугнуть осторожную добычу. Нарочито медленно поднял руки, отступил на полшага назад. — Я позову Жеони и она проводит тебя в комнату.

— Нет.

Он прищурился. Нехорошо, оценивающе.

— Почему?

Потому что произошедшего сегодня слишком много для Сюзанны, жены палача, да и для Сюзанны, герцогини Гвейстер, тоже слишком. Потому что всего несколько часов назад я по-настоящему простилась с отцом, потому что я боюсь твоей магии, Максимилиан Штрогге, и тебя самого. Потому что сегодня что-то сломалось во мне, и мне нужно время, чтобы собрать себя заново.

Потому что я не верю в себя. Потому что теперь я, кажется, не верю самой себе.

— Ты получил, что хотел, — я вздернула подбородок, упрямо глядя ему прямо в глаза. — Я никуда не денусь и не сбегу, это же очевидно. Но сейчас я задыхаюсь. Мне. Просто. Нужно. Побыть. Одной.

— Это звучит странно и безрассудно. Ты хоть представляешь, сколько в городе собралось народу и сколько из них уже пьяны? — вряд ли он разделял мои чувства, но хотя бы принял их как данность.

Меня же трясло: хоть пьяные, хоть чумные, всё равно, лишь бы остаться наедине с собственными мыслями и не вздрагивать от звука его шагов или в ожидании прикосновений.

— Да или нет?

Макс вздохнул и устало потер переносицу:

— Да.

Я удивленно моргнула, не сразу поверив, что он действительно сдался.

— Да?

Он повернулся и кивнул возничему:

— Джейме, не стой посреди улицы, заводи в стойло. — Дождался, пока конюх скроется на заднем дворе, бросил на меня тяжелый взгляд исподлобья: — Постарайся вернуться до темноты и не натворить глупостей.

— Главную я уже сделала.

***

Дура. Безвольная, отвратительно слабая, потерявшая всякую гордость продажная девка. Видел бы тебя отец — руки бы не подал, про мать же даже подумать страшно. Знай она, до чего докатилась её дочь, шагнула бы с моста в реку.

Я проталкивалась сквозь толпу, не соображая, куда и зачем вообще иду. Запястье, перевязанное платком, ныло при каждом столкновении с чьим-нибудь плечом или спиной, но я упорно шла дальше. Через сотню или две шагов, остановилась и принялась остервенело вытирать губы рукавом платья. Плевать, как это выглядит со стороны — мне нужно стереть воспоминания о прикосновении линаара, прилипшее к коже, как деготь — к волосам потаскухи, выставленной у позорного столба.

Слабая мысль о том, что вообще-то между нами не произошло ничего ужасного, не утешала. Штрогге мог приказать приходить каждую ночь в его постель — и я бы безропотно подчинилась. Он — мой муж перед богами, у него, как и у любого мужчины, есть права и потребности. Чувства женщины в таких случая всегда оставались в стороне, даже стань я женой кого-нибудь из аристократов, ничего бы не изменилось.

И всё же, я ощущала себя мерзко. В первую очередь потому, что сознательно позволила Штрогге втянуть меня в игру. Во вторую — потому что впервые поняла, насколько эмоциональная близость может быть полезной. Кем бы ни был мой муж, в нем сохранилось достаточно человеческого, чтобы испытывать чувства или поддаваться сиюминутным порывам. Его мучило раскаяние, подтачивала неуверенность, окрыляла надежда. И он хотел меня, хоть и не признал бы этого вслух. Само по себе это ничего не меняло, но я не могла отделаться от мысли, что его желание — это ниточка, которую можно потянуть на себя.

Меня не остановило понимание того, кем является Штрогге на самом деле, на что способен в моменты гнева или под давлением чужого приказа. Сила линаара стоила большего, чем просто поцелуй или капля моей крови, было бы ложью утверждать, что мне отвратительна подобная сделка. Но то, что я готова была платить эту цену без колебания, пугало.

Немного успокоилась я лишь спустя час бесцельного блуждания по городу. Ноги сами собой привели меня к храму, куда я собиралась идти этим утром. Двери его были закрыты, за узкими стрельчатыми окнами застыла темнота. Торжественная служба давно завершилась, и все, включая, жрецов, праздновали в кругу семьи дома или с друзьями на улицах. Безнадежным взглядом я обвела темнеющий на фоне неба силуэт строения и пустующий двор, но тут сердце на мгновение замерло, а затем сорвалось вскачь. На одной из боковых лавочек, завернувшись в теплый плащ и сгорбившись от холода, сидел Карл.

***

— Я так виновата, если бы ты только знал!

Мои руки скользили по его лицу, в сотый раз перебирали вьющиеся пряди волос.

— Главное, что ты все-таки пришла. Я боялся, случилось что-то плохое, уже всерьез раздумывал, не вломиться ли в твой дом с оружием, — он тоже, кажется, не собирался разжимать объятия. Его пальцы скользнули по моему запястью, нащупали повязку. Карл побледнел, в глазах его вспыхнула ярость: — Если он что-то сделал с тобой, я убью его!

Сделал, милый, но я сама позволила. И ты никого не станешь убивать, я не хочу, чтобы на твоих руках была чья-то кровь, даже если это будет кровь палача.

— Мелочь, порезалась по неосторожности, — ложь сорвалась с губ легко и непринужденно. — Но если мы останемся на улице еще хотя бы на минуту, то оба превратимся в куски льда.

Эти слова вернули нас в реальность. Карл тихо выругался, потом взял меня за руку и решительно потянул за собой:

— Пошли. Я нашел тихое место, где мы сможем поговорить спокойно.

Мы протолкались к одному из постоялых дворов. Нижний зал оказался полон посетителей, но Карл уверенно поднялся по боковой лестнице на второй этаж, прошел по темному коридору к самой дальней двери и вынул из кармана ключ:

— Понимаю, что это не подходит дочери герцога, но я не знал, сколько у нас будет времени, не хотелось напрасно блуждать по городу. За эту неделю столько всего произошло, у меня ворох новостей для тебя. По-настоящему хороших.

Комната, куда мы вошли, не была похожа на гостиную отца или приемный зал во дворце, но была очень чистой и хорошо обставленной, видимо, предназначалась для состоятельных гостей, приехавших в столицу по делам. Карл напрасно извинялся, мои требования к соблюдению приличий за эти полгода поменялись слишком кардинально. К тому же, на столе стояли накрытый поднос с едой и кувшин воды, в камине потрескивало толстое полено, а в воздухе разлилось совершенно божественное сухое тепло. Карл снял с меня отсыревший плащ, затем принялся растирать мои пальцы

— Прости… — он повторил это уже, кажется, в десятый раз, — надо было заказать горячего вина. Если хочешь, я сейчас…

— Нет.

Я поймала его за рукав, не позволив уйти:

— У нас действительно слишком мало времени, чтобы тратить его на ерунду.

А потом приподнялась на цыпочки и поцеловала Карла в губы. Бесстыдно, дерзко, безрассудно, не оставляя даже шанса подумать, что поцелуем всё и ограничится.

Пальцы сами нашарили на его груди застежку плаща, распутали шарф, добрались до пуговиц сюртука. Я тихонько охнула, когда сильные руки сжали мои плечи, скользнули по шее, зарылись в волосы на затылке…

— Что ты… Стой! — он с заметным усилием оторвался, прижался лбом к моему лбу. Я видела, как враз закипевшая кровь прилила к его щекам, как заблестели глаза, слышала участившееся дыхание. И все же он попятился и торопливо повернул ключ в замке, а потом тяжело привалился к двери спиной: — Если это игра, то слишком жестокая.

— Никаких игр, — я переступила с ноги на ногу, сбрасывая промокшую обувь, затем потянула тесемки, стягивающие рукава платья. Карл смотрел на меня, кажется, не веря в то, что происходит.

— Боги, Сюзанна! Я же не каменный, в самом деле. — Я закончила с рукавами и потянулась к шнуровки под грудью. Карл сглотнул и прикрыл глаза: — Прекрати немедленно, иначе я за себя не ручаюсь.

— И не надо.

Шагнула вперед, прижалась, пряча лицо у него на груди. Только не поддаться стыду, не позволить отступить! Пусть я не та ослепительная красавица, которой он меня помнит, но у нас может просто не оказаться другой возможности побыть наедине. Я снова приподнялась на носочки, обняла Карла за шею и зажмурилась от удовольствия, услышав, каким тяжелым и глубоким становится его дыхание.

— Сумасшедшая, — выдохнул он мне в самое ухо. — Это неправильно, Вики, ты же знаешь. Ты заслуживаешь большего, чем торопливые ласки в забытом богами трактире. Мы оба заслуживаем.

Говори, что хочешь, я не стану спорить. Лучше стяну с тебя эту отвратительно бесполезную рубашку, прикоснусь к обнаженной коже, заставлю вздрогнуть от желания, когда мои руки скользнут по твоим плечам, груди, животу.

— Я заслуживаю, наконец, получить любовь, а не договоры и расчет. Человека, а не политику.

Карл прикрыл глаза и глухо застонал, словно от боли, а потом подхватил меня на руки и отнес к кровати. Мягкая перина промялась под тяжестью двух тел, покрывало обняло пусть не шелком, но и не грубой тюремной мешковиной. Плевать, что моя невинность досталась другому, плевать, что в брачных документах стоит чужое имя, а тело помнит прикосновения линаара. Сейчас я хочу утонуть в карих глазах, тепле нежных, заботливых рук, неспособных причинить боль. Хочу понять, как ощущается близость по любви и взаимному притяжению, накопленному годами, узнать, от чего отказалась, выбрав титулы и борьбу за власть.

Прежде, чем превращу свою страсть в оружие.

Поцелуи проложили дорожку от моих губ по шее, спустились к ключицам — и я не смогла сдержать восхищенный вздох. Карл помог мне выпутаться из тяжелой двухслойной юбки, медленно стянул до талии ненужную нижнюю рубашку.

А потом приподнялся, рассматривая меня со странным интересом.

Я закусила губы и отвернулась, жалея, что в комнате слишком много света, наверняка подчеркивающего и мою неестественную худобу, и бледность кожи. Мне понадобилось все самообладание, чтобы не прикрыть обнаженную грудь руками.

— Не смотри так, я очень изменилась, знаю, — прошептала тихо, чувствуя, как в животе скручивается тугой холодный узел. — Жалкое зрелище, да?

— Нет, — Карл потянулся ко мне, коснулся пальцем щеки, заставив посмотреть ему в глаза. — Желанная женщина не бывает жалкой, — он смотрел на меня в упор: брови сведены, на лбу пролегли две тонкие морщинки. — Ты — самая сильная из всех, кого я знаю. Дерзкая, несгибаемая, — он провел пальцем по моей груди, очертив её контур, потом его ладонь нажала на живот и медленно поползла ниже, — и самая прекрасная, — пальцы осторожно коснулись меня между ног, и я выгнулась от волны острого возбуждения, прокатившегося по телу.

Возможно, он шептал что-то еще, не помню. Разум отказывался фиксировать детали, погружаясь в смесь ощущений, вздохов, ласк, о которых я и не подозревала. Ненужная одежда оказалась на полу, прикосновение кожи к коже будоражило, едва уловимый мужской запах щекотал ноздри, тяжесть горячего тела надо мной пугала и заставляла сжиматься в предвкушении большего.

Но Карл не спешил. Дразнил, словно нарочно прикасаясь губами то к вершинкам грудей, то к венке, бьющейся на шее. Целовал прикрытые веки, гладил бедра, не позволяя мне прикоснуться к нему в ответ.

— Нельзя, — тихо выдохнул сквозь сжатые зубы. — Я и так держусь из последних сил.

— Тем более нужно. Или ты все-таки не хочешь? — я лукаво усмехнулась и царапнула ноготком по его груди. Карл глухо зарычал, поймал мой палец, прикусил, состроив такую угрожающую гримасу, что я чуть не прыснула от смеха.

— Вот сейчас и проверим, — в охрипшем от волнения голосе послышалась такая жажда, что я с трудом сдержала дрожь.

Карл подхватил меня за талию, приподнял, легонько нажал на плечо, переворачивая на живот.

— Нет!

Тело словно окатило ледяной водой, я вырвалась и отпрянула к стене. Перед глазами мелькнули недавние воспоминания. Свист бича, голос, отсчитывающий удары. Штрогге прижимает меня — беспомощную, жалкую, слабую — к столу, а я лежу, давясь ужасом и жалостью к себе, в ожидании унижения и боли. А затем — лес, снег, холод, снова пугающая невозможность сбежать и скрыться. Поцелуй, поднимающий на поверхность всё запретное и темное, что только есть в душе, порождающий фантазии, место которым лишь в голове безумца. Тьма в серых глазах, лицо, рассеченное рваной полосой. И мои уродливые шрамы, которые обязательно будут видны, если только я только повернусь спиной к свету.

— Вики, что случилось? Я сделал тебе больно?

Ни один нормальный мужчина не захочет обнаружить в постели искромсанный кусок плоти вместо возлюбленной. Я отчаянно помотала головой, проклиная себя за нахлынувшие мысли. На лице Карла сперва отразилась растерянность, а потом, пусть и с запозданием, понимание:

— Не я… Он сделал.

Сконфуженно кивнула, чувствуя, как на смену страсти приходит беспомощность.

— С-с-скотина! — его голос стал ледяным. — Что именно?

— Не имеет значения.

— Настолько не имеет, что ты бежишь от меня?

Хорошо, что смятое покрывало оказалось рядом: можно закутаться в него и не чувствовать себя настолько ничтожной.

— Я все-таки его убью, — с чувством выдохнул Карл.

— Нет, — я вскинула голову как раз вовремя, чтобы заметить тень бешенства в его глазах. — Не ты. И уж по крайней мере, не сейчас. Он… Ох, Карл. Он нужен нам, он может оказаться полезен, и у нас что-то вроде договора. Боюсь, что всё запуталось слишком сильно.

— Нужен?! Договор?! О чем, во имя всех богов? Иногда мне кажется, что я совершенно тебя не понимаю или что один из нас сходит с ума.

Я подалась вперед, обхватила лицо Карла руками и зашептала:

— Не хочу говорить с тобой об этом всём сейчас, слышишь?

— А о чём хочешь? — Вместо ответа я взяла его руку и положила ее на шрамы, всё еще скрытые от глаз покрывалом. Чуткие пальцы Карла вздрогнули и застыли, потом он судорожно втянул воздух и крепче прижали меня к себе. — Только о тебе. И обо мне, если ты готов принять меня такой.

— Так ты из-за этого испугалась? — он заставил меня поднять лицо и посмотреть ему в глаза. — Глупая, глупая девочка. Неужели ты думаешь, что можно любить годами, молча наблюдать, как вокруг тебя вьются мужчины всех возрастов и сословий, ждать мимолетного слова, ловить каждый взгляд, умирать от страха, не зная, жива ли ты, здорова ли, где и с кем находишься, а потом просто взять — и оттолкнуть из-за какой-то мелочи?

— Это не мелочь, Карл. Не хочу тебе врать: эти отметины глубже и страшнее, чем может показаться.

— Не для меня.

Он осторожно коснулся моих губ, вовлекая в чувственный поцелуй. Покрывало, ставшее ненужным, соскользнуло на пол, неловкость растаяла под натиском ласк. Тело откликнулось на зов легко и непринужденно, а близость, связавшая нас наконец в одно целое, оказалась восхитительно нежной, неторопливой и пронзительной одновременно.

И только после того, как утомленные и абсолютно счастливые, мы рухнули на постель, чтобы отдышаться, я удовлетворенно усмехнулась собственным мыслям.

Если страсть и влечение — это невидимая нить, за которую можно потянуть, то будьте уверены, я это сделаю.