Триумф королевы, или Замуж за палача (СИ)

Глава 28. Сюзанна

— А теперь рассказывайте.

Я грохнула ведро с тряпкой на грязный кухонный пол и не дожидаясь приглашения опустилась на лавку прямо напротив лекаря. Разумеется, миски обещанного супа на столе не оказалось, но тянущее чувство голода было наименьшей из моих проблем.

— О чем это? — уточнил он хмуро.

— О том, откуда у вас знания о печатях и линаарах. Что за эксперименты с моей кровью вы проводили. Почему владеете магией, но живете в нищете и безвестности. Что за молитвы вы читали и где научились своим странным фокусам.

Он презрительно фыркнул:

— И какого лысого хряка я должен перед вами отчитываться?

— Потому что иначе я найду, как шепнуть в нужное ушко пару слов о жреце-отступнике, скрывающемся от правосудия, — я изобразила самую невинную улыбку из всех возможных.

Старик побледнел:

— Что вам надо на самом деле?

— Понимать, как инициировать собственную магию.

— А если никак?

— Ложь.

Он поднялся на ноги, отпихнул в сторону тарелку с хлебом и ломтями крупно нарезанного мяса, навис надо мной:

— Я принял благословение Солнечного, когда мне не было и шестнадцати. Слышишь меня, наглая выскочка? Не все жрецы к тридцати овладевают самоконтролем для того, чтобы удерживать в руках живую силу бога, я смог это еще мальчишкой. Я потратил первую половину жизни, чтобы стать лучшим из лучших. Мои навыки превосходили умения магистров, мне прочили блестящую карьеру, богатство, долголетие, почет, обеспеченное будущее. Но, — он выразительно постучал себя пальцем по виску, — этому разуму оказалось мало священных песнопений и одобренных храмами рун. Я коснулся запретного — знаний о наследии Солнечного — и потерял всё. Мне пришлось бежать, бросив дом, родных, незавершенные исследования. На то, чтобы собрать недостающие звенья этой цепи я потратил вторую половину жизни. В нищите и грязи, без имени и почти без возможности высунуться наружу из этого проклятого города. И когда почти достиг успеха, какая-то королевская шлюха решила уличить меня во лжи?!

— О, я тронута вашим рассказом, почтенный. И все же мне интересны только факты. Доказательства.

— Ах вот как? — Он вынул из-за пазухи флакон со светящейся жидкостью. — Вашу руку, миледи.

И прежде, чем я успела возразить, он мазнул жидкостью мне по запястью.

Полыхнуло пламя. Я инстинктивно отскочила назад, но на коже не появилось даже красного пятнышка.

— Что это было?

— «Слезы Солнечного», используются на коронации, как доказательство того, что новый монарх избран богами, — довольно протянул он. — Я все думал, как же так, почему в вашей семье не бывает борьбы за трон, скажем, между старшим и младшими братьями? Неужто, вы так цените семью и друг друга? Ответ, увы, оказался прозаичнее: вы, как и линаары, запечатаны, только самим Солнечным и от самого рождения. Я тут раскопал кое-что о ваших предках, миледи. Оказывается, родоначальник династии получил силу не сам по себе, ему её отдали добровольно десятки, если не сотни магов.

— Один король, один маг. Это давно не новость.

— А то, что инициировать можно только того, кто имеет неоспоримое право на наследие, тоже не новость?

Я вздрогнула.

— Да-да, — он довольно потер руки. — Магия Солнечного нужна, чтобы контролировать потомков демонов. Но король — лишь назначенный многими слуга, а не богоравный повелитель. Привилегии с одной стороны, — он поднял правую руку, словно рычаг весов, затем левую: — обязанности с другой. Король должен признать своего наследника, жрецы — засвидетельствовать его имя перед светлым ликом. Иначе любой достаточно дерзкий выскочка из дальних родственников, кузенов или племянниц, получив поддержку армии или аристократов, погрузил бы Лидор в хаос. Так поддерживается баланс, равновесие. Никто, даже сонм верховных жрецов не сможет провести вашу инициацию, миледи. Секрет в том, что нет секрета. До тех пор, пока вы не будете способны выдержать прикосновение бога, — он подкинул на ладони флакон, — вам не быть ни магом, ни королевой, ни той, кто сотворит первого за много столетий свободного линаара.

Хорошо бы он просто врал или бредил, как часто бывает с сумасшедшими гениями, но его слова отразились внутри болью понимания: это действительно правда. Так вот почему отец никогда даже не пытался занять место брата, вот почему все его намеки и планы так и остались намеками и планами. Возможно, он знал, быть может, догадывался. Я сжала ладонями виски, силясь унять боль.

Агнес потеряла ребенка, отец мертв, а эти загадочные «слезы» все равно не видят во мне наследницу, потому что меня не называет таковой родной дядя.

— Не сходится, — внезапно осенило меня. — А если отец умирает, не увидев сына и не проведя соответствующий ритуал? В истории был случай.

— Андреас Третий погиб на поле боя, не успев получить известия о беременности супруги, — перебил меня жрец-отступник. — Однако ребенок остался последним потомком рода и был признан магией.

Вот оно! Я щелкнула пальцами, собрав, наконец, картину воедино. Затем требовательно протянула руку:

— Дайте мне.

— Что?

— Флакон.

— Вы с ума сошли? — возмутился он.

— Мне он пригодится, а вам — точно нет, особенно, если городская стража узнает, что вы каким-то образом ухитрились выкрасть подобную святыню. Интересно как, подкупили охрану или служителей? И скольких вы потянете за собой, когда это всплывет.

Он одарил меня тяжелым взглядом:

— Ну ты и тварь.

— Городская потаскуха, королевская шлюха, теперь вот тварь. Отдайте.

Он вложил флакон мне в руку и развернулся, чтобы уйти.

— Мастер, — бросила я ему вслед. — Как бы то ни было, вы очень мне помогли. Я этого не забуду.

***

— Привет. — Макс приподнялся и с некоторым удивлением осмотрел циновку под собой и свернутый вместо подушки шарф. Потянулся, неразборчиво бормоча что-то откровенно нелестное в адрес лекаря. — Сучий потрох, как мышцы застыли. Долго я так провалялся?

— Час. Может, два.

Он покосился мой подол в потемневших пятнах, трещину в полу, глубокие царапины на досках. И пустой алмазный пузырек, который я бездумно крутила в пальцах. Хмыкнул и откинулся на спину.

— Ты цела?

— Вроде бы.

Он перекатился на живот и попытался встать. Вышло откровенно плохо: линаара шатало из стороны в сторону, однако от моей помощи он только отмахнулся.

— Хватит того, что ты во второй раз спасаешь мне жизнь. Чтобы уйти отсюда мне все равно придется перебирать своими двумя.

— Погоди, — я опустилась на пол рядом с ним, придержала за плечо. Боги, кто б подумал, что я так буду рада видеть своего нежеланного мужа если не здоровым, то хотя бы живым и в сознании. Выглядел он на удивление неплохо. Многочисленные трансформации окончательно выпили тьму из его глаз, кожа больше не горела от лихорадки, да и голосе прозвучали знакомые насмешливые нотки. — Не смей больше так делать.

— Как именно?

— Умирать, — криво усмехнулась я. — А еще без предупреждения превращаться в жутких монстров, крушить мебель, бросать меня наедине с сумасшедшими старикашками. Прятаться за грань, не выполнив обещания. И молчать о том, что какая-то скотина пыталась убить тебя. Снова.

— Будешь смеяться, — он и правда приходил в себя с каждой минутой, — однако из-за печати я даже не был уверен, что мои ощущения — не плод воображения.

— Но противоядие все же выпил.

— Желание жить пересилило.

Его взгляд задержался на моем лице гораздо дольше обычного, рука нащупала мои пальцы и крепко сжала:

— Спасибо.

— Не за что. И, Макс, прости: мне жаль, что с клеймом вышло так, как вышло. Поверь, я сделала всё возможное.

— Знаю.

Я поднялась на ноги. Живот ныл от голода, голова гудела от усталости, хотелось поскорее вернуться домой и лечь спать, но одна навязчивая мысль не давала покоя:

— Это был Фердинанд?

Макс, бросив безуспешные попытки встать вертикально, тяжело привалился спиной к стене.

— Вряд ли. Ему достаточно было задействовать чуть больше магии — и всё бы окончилось прямо там. И потом, яд — оружие женщин и трусов. При всем нашем с королем недопонимании, ни первым, ни вторым он не является.

— А кто еще там был?

— Амарит. Канцлер. Начальник стражи. Твоя подруга Камилла. Марта Стейн Два десятка придворных дам, три десятка слуг и лекарей, горстка стражников, — он хмыкнул, хотя радости в его голосе не чувствовалось ни на ломаный фенн. — Конечно, обвинять большинство из них глупо. Провернуть такое даже в суматохе расследования — в определенной мере искусство, не всякий на него способен. И всё же, очевидно, кому-то я очень мешаю.

— И что дальше?

— Вернемся домой, соберешь вещи, потом уедешь из города. Здесь тебе нельзя оставаться.

— А ты?

— Меня все равно отыщут, — он ощупал плечо, чтобы удостовериться, что клеймо никуда не делось.

— Ну, значит, и я остаюсь, в одиночку у меня слишком мало шансов. Да и бегство ничего не решит: войну не выиграть отступлениями.

— Что ты задумала? — он слегка нахмурился, чувствуя подвох в моих словах.

— Выйти из тени, — протянула я задумчиво. — И чем скорее, тем лучше.

Макс стиснул зубы и все-таки поднялся, цепляясь за подоконник. Сделал на пробу несколько шагов, шатаясь, как пьяный. Я не выдержала, подхватила его, не позволяя снова сползти на пол, охнула от неожиданной тяжести. А потом почувствовала его руку, скользнувшую по моей спине к талии, да там и оставшуюся.

— Позволишь? — тихо спросил он.

Я прикусила губу и торопливо кивнула, стараясь скрыть смущение. Вдвоем мы кое как спустились на первый этаж. Лекарь так и не вышел, чтобы нас проводить, но когда мы оказались на мостовой, за нашей спиной отчетливо лязгнул дверной замок.

— Чтоб ты провалился, — тихо пробормотала я под нос, оглядываясь по сторонам: — Тут можно нанять экипаж?

Штрогге кивнул в сторону от набережной.

— Там. Только не предлагай больше десяти медных, это вызовет подозрения. Если спросят, что со мной, скажи, что пьян. Местные извозчики не очень любят пьяниц, но больных или раненых точно не повезут: подцепить хворь или разбираться со стражниками себе дороже.

— Хорошо, — я натянула капюшон пониже. — Надеюсь, за время нашего отсутствия небо не рухнуло на землю. Полжизни отдам на фирменный пирог фрои Лилли и теплую ванну.

***

В этот раз на набережную я явилась в гордом одиночестве. Макс наверняка не позволил бы мне сегодня выйти из дома без сопровождения, но события этой ночи не прошли даром, линаара сморил сон, а я терять эту возможность не собиралась.

Сегодня у воды было пусто как-то по-особенному. Печальные новости уже облетели город, и несмотря на упрямую весну, дышащую буквально в каждом порыве теплого свежего ветра, настроение у прохожих было отнюдь не радостным.

Прогулочные пристани пустовали. Никто не кормил уток хлебом и не любовался проклюнувшимися из под снега яркими крокусами. Я досадливо пнула ногой залежавшуюся на тропинке льдинку: если моё письмо не достигло адресата или было проигнорировано, то придется искать обходные пути через Карла, а ему вряд ли придется по душе то, о чем я хотела просить адмирала.

И всё же, судьба снова мне улыбнулась. Знакомую статную фигуру я заметила издали. Мужчина медленно брел по петляющей дорожке в направлении беседок и меня не видел. Я же оглянулась, проверила, что ни единой живой души у реки так и не появилось, и решительно направилась к нему.

— Значит, все-таки вы, — приветствовал он меня, не снисходя до поклонов и расшаркиваний. Прозвучало это слегка небрежно и по-военному прямо, но совсем не дружелюбно.

— Благодарю, что согласились встретиться.

— Старческое любопытство, — прищурился он.

— Вам еще далеко до старости.

Это было правдой. Адмирал хоть и был в солидном возрасте, но сохранил удивительную легкость в движениях и восхитительную осанку. Седые волосы обрамляли обветренное за годы службы сухощавое лицо, украшенное солидным носом с легкой горбинкой, однако в серо-зеленых глазах под совершенно черными бровями, светился почти юношеский задор. Ему больше подходили эпитеты «горделивый», «статный» и «зрелый», он совершенно точно находился в тех годах, когда опыт, знания и сила пока еще играют на одной стороне. Наверное, тем больнее ему было оказаться на обочине, вдали от дела всей жизни из-за опалы моей семьи.

— У меня мало времени, фрои. Говорите без обиняков, зачем вы меня искали?

— Предложить сделку, — я постаралась пропустить мимо ушей обращение, как к простолюдинке. Адмирал не был рад меня видеть, и если уж начистоту, у него была на это весомая причина. — Вы уже знаете, что произошло сегодня ночью?

— Его величество снова перехитрил сам себя и остался в дураках.

— Увы, это не так. Но в ваших силах помочь довести дело до логического завершения. Вы опытный человек и понимаете, какие возможности открываются передо мной, дочерью вашего погибшего друга. Помогите мне подтолкнуть чашу весов в нужную сторону.

— Сделка, говорите? — насмешливо хмыкнул он. — Само это слово, драгоценная фрои, предполагает равноценный обмен, коего вы не можете предложить мне ни в коем разе. Давайте-ка я сам озвучу вашу просьбу: вы собираетесь тем или иным способом добиться от дяди признания вашего права наследования. Однако у вас нет ни сил, ни средств сделать это. У вас нет армии, денег, законных оснований в конце концов. Максимум — горстка таких же, как я, опальных дворян мелкого и среднего развеса. Силой или подкупом вы ничего не добьетесь, только доведете себя и прочих до плахи.

— Ошибаетесь. У меня есть главное — право дать надежду на нечто большее. Сегодня это не самая бросовая валюта.

Он заложил руки за спину, прищурился, рассматривая меня, как рассматривал бы зарвавшегося подчиненного, но не стал закрывать мне рот.

— Я не прошу вас сражаться за меня, я прошу вас не-сражаться, — осторожно начала я. — Закройте глаза на все, что будет происходить у побережья. Дайте тем, кто согласен искать рискованные пути, найти их без лишних помех.

— Контрабанда?

— В обход соглядатаев его величества. Казна Фердинанда не должна получить ни копейки от торговли с югом.

— У вас устаревшие сведения. Его величество собирается осваивать северные проливы и выйти к островам, раз уж его союзники из Ванлиата оказались несговорчивыми. И уверяю, если за охрану торговых караванов возьмется королевский флот, а не наемники гильдии, как было прежде, то казна пополнится довольно скоро и в гораздо большем объеме, чем раньше.

Я досадливо поморщилась. Это могло сильно помешать моим планам, усилия Карла пропадут впустую, а я так и останусь никем, именем, стертым историей.

— Скажите, — мне пришлось очень тщательно подбирать слова, чтобы не вызвать преждевременный гнев. — Вы ведь служили некоторое время на севере и знакомы с особенностями тех мест и характерами их жителей?

— Если под местными жителями понимать ренегатов, разбойников и сброд всех сортов и мастей, то да.

— И каковы они?

— Безжалостны. Скоры и вертлявы, больно кусают и прекрасно чуют, когда можно поживиться, а когда лучше не высовывать нос из воды. Их преимущество в скорости, дерзости, умении напасть внезапно и так же внезапно скрыться. И всё же, с настоящим флотом им не совладать.

— Проливы — это сотни бухт, островков и узких проток. Это коварные течения, высокие приливы и отливы, скрытые рифы. В этих местах сложно маневрировать, а малейшее ухудшение погоды чревато трагедией.

— Сложно поспорить.

Я нахмурилась, прикидывая так и этак и пытаясь оформить мысль так, чтобы она не звучала оскорбительной для человека, дававшего присягу, но в итоге сказала, как есть:

— Дайте приказ своим людям не вмешиваться.

— В каком смысле? — изумился он.

— В прямом. Предоставьте торговцев своей судьбе. Разбойники или море — не так и важно, если цель будет достигнута. Вы сохраните жизнь своим людям, — добавила я торопливо, — и сохраните флот, необходимый Лидору, чтобы, когда придет время, начать все с нуля.

— Время? — осторожно уточнил он. — Ваше время?

— Ваша стихия — море, адмирал, моя — политика. Позвольте каждому сыграть на своем поле.

Лицо адмирало начало медленно наливаться гневом.

— Даже если бы у меня была такая возможность, даже если бы меня не отстранили от должности, не отобрали звание, корабли, людей, даже если бы я забыл о долге, исполнять который клялся ценой жизни, чего ради мне помогать вам сейчас?

— Потому что со мной у Лидора есть будущее, а с Фердинандом — нет. Если вы поразмыслите об этом, то увидите, что я права.

— Никто и никогда не коронует преступницу и жену палача.

— Скоро я не буду ни той, ни другой. Каждый получит свое, адмирал. Я — корону, мой отец — справедливость, вы — море, а страна — наследника и безмятежность. Это ли не есть служение народу и законам, оговоренное в вашей присяге?

Он смерил меня тяжелым взглядом, полным сомнений. Я по-прежнему не нравилась ему, но что-то в моих словах заставило его сомневаться, прикидывать, размышлять.

— Я отстранен, — наконец произнес он. — И больше не командую ни людьми, ни кораблями.

— О, уверена, вы найдете способ передать весточки командирам, — мне с трудом удалось сдержать торжествующую улыбку. — Как сказал один мудрый человек, память о людях и их поступках тянется за нами очень долго, адмирал. Тот, кого любили и уважали десятилетиями, не может стать пустым местом по приказу. Даже королевскому.