Триумф королевы, или Замуж за палача (СИ)

Глава 43. Макс

Он ждал под дверью вот уже несколько часов кряду. Не то, чтобы эта дверь была действительно так надежно закрыта, наоборот, она гостеприимно распахивалась, пропуская вельмож, чиновников, советников, министров, доверенных слуг. Тех, кто соответствовал высоким требованиям, тех, кто был рожден в правильных семьях, тех, кто был почти равен или хотя бы нужен. Но не таких, как Максимилиан Штрогге. Для подобных ему двери вообще были закрыты почти всегда и почти везде. В лучшем случае, его просто не замечали, в худшем — могли вышвырнуть, втоптав лицом в грязь для большей доходчивости.

Ирония заключалась в том, что ни одна власть не могла обойтись без дознавателей, палачей и шпионов, но ни одна власть не была готова признавать это публично. Пользоваться их навыками? Да. Щедро оплачивать усилия? С лихвой. Но протянуть руку исполнителям — никогда.

Сейчас Максу было плевать. Почти всю сознательную жизнь он приучал себя не замечать чужого презрения и собственных эмоций, заменяя их наблюдательностью, холодным анализом, привычкой не оценивать, а запоминать факты. Это давало если не броню, то очень хорошее её подобие. Нельзя оскорбить и унизить того, кто признает свое место в иерархии, называет вещи настоящими именами и не пытается оправдать кровь на руках высокими целями и волей богов. Боги не правят миром, это линаар понял в день, когда его заставили расстаться с матерью, миром правят люди. Со временем оказалось, что у каждого из этих людей есть слабости, изъяны, глупые, ничем не оправданные надежды. Стремления разной степени абсурдности, мерила приемлемости, основанные на собственном опыте и начисто отрицающие опыт чужой.

Линаару понадобились годы, чтобы понять: люди слабы. Презрение к нему — это защитная реакция, всего лишь замаскированный страх, боязнь признать в самих себе то темное, жестокое, отвратительное, что он олицетворял. И чем сильнее была эта внутренняя тьма, тем ярче горел огонь ненависти, настойчивое желание оправдаться в собственных глазах.

Дверь в который раз распахнулась настежь, на мгновение продемонстрировав комнату, заполненную людьми, огромный стол, заваленный бумагами, женскую фигуру в черном. Королева Агнес даже в скорби сохраняла величественный вид, умудряясь казаться более изящной и уверенной в себе, чем любая из окружавших её дам. Однако по-настоящему важным было другое: она была сильнее внутренне, к ней прислушивались, её слово весило не меньше, чем до этого — слово Фердинанда.

Затем дверь закрылась, и Макс снова остался у порога, чтобы ждать, ждать и ждать.

— Напрасно тратите время. Она вас никогда не примет.

Появление амарита Макс пропустил, как, впрочем, и всегда. Звериное чутье, обычно позволяющее линаару заметить излишне пристальное внимание, упорно отказывалось срабатывать с другим полудемоном. Возможно, чувствовало родственную, хоть и сильно разбавленную, кровь их праотца, а возможно, просто уравнивало шансы в случае возможной схватки.

— Посмотрим.

Макс сухо кивнул и отвернулся, всем видом показывая, что не намерен продолжать разговор. Однако амарит не собирался уходить, наоборот, подошел ближе и, небрежно сложив руки на груди, присел на край широкого подоконника.

— Интересно, как вы вообще сюда пробрались? Охрану следует выпороть за подобную халатность.

— У них не хватило полномочий остановить мужа герцогини.

— О! Начинаете пользоваться новыми привилегиям? — его губы растянулись в улыбку, но глаза остались холодными и настороженными. — Не привыкайте: падать будет больно.

Вместо ответа Макс смерял собеседника взглядом, быстро просчитывая его слабые точки. Жаньи сидел слишком расслабленно, руки сцеплены, из такого положения мгновенно не выйти, к тому же точка равновесия весьма условна. Максу хватит одного резкого выпада, чтобы повредить незакрытую шею или разбить переносицу, опрокинуть противника навзничь и нанести удар локтем в область груди или живота. Потом амарит, конечно же закроется, подоспеет охрана или даже жрецы, но мысль о том, что это смазливое лицо уже будет разукрашено кровью, неожиданно успокоила.

— Я думал, у вас есть дела поважнее, чем разговор с изгоем.

— Отчего же? Это весьма и весьма забавно. Я могу часами наблюдать за тем, как вы мечетесь из угла в угол, в надежде найти выход из запертой клетки, отказываясь верить, что выхода нет.

— Он есть.

— Да неужели? Глядите, — не по-мужски изящным жестом Жаньи указал в сторону двери, выпускающей очередного военного в расшитом золотом черном мундире. — Вы знаете кто это? О, по глазам вижу, догадываетесь. Армия на её стороне. Закон на её стороне. Приличия на её стороне. Если совет и будет что-либо обсуждать, то это личные выгоды и возможные условия сотрудничества.

— Лидор — ничто без флота, а флот — это Сюзанна. Южные провинции, зерно и торговля — это Сюзанна. Простые горожане, жители деревень, наемные рабочие — это Сюзанна. Погромы в городе ничему вас не научили? Ах да, вас же здесь не было, вы предпочли удрать, чтобы ненароком не стать поживой воронам.

— Толпа на улицах ничего не решает, — отбил Жаньи.

— Тогда почему этот разговор вообще стал возможным? — Макс насмешливо приподнял бровь, любуясь тем, как на лице амарита сквозь маску спокойствия проступает заметная тревога.

— Потому что я любопытен. Королева не станет с вами говорить, но я — могу. Чего вы хотите?

— Свободы в обмен на безопасность. Снимите печать, и я сделаю так, что вы больше никогда не услышите ни обо мне, ни о леди Сюзанне.

— Её голова стала бы замечательным украшением городских ворот.

— Я не обещаю вам её голову, — огрызнулся Макс. — Я обещаю спокойствие.

— Увезете ее прочь?

— Какая вам разница?

— О! — глаза амарита нехорошо сверкнули. — Разница есть. Я мог бы напомнить, что удержать Сюзанну вам не по силам. Вы соперники по крови и по духу, рано или поздно перед вами станет выбор: её смерть, контроль над её сознанием или возвращение в Лидор. Я умолчу и о том, что для леди Вики вы просто средство, что она отлично справится с ролью тирана без вашей помощи, а потому выпускать её из вида опасно. Я просто спрошу, неужели вы думали, что я отпущу вас, линаара, убившего мою сестру, разгуливать на свободе, наслаждаясь ветром, солнцем, самой жизнью, которой у Мины никогда не будет? — Его глаза потемнели от гнева, в голосе прорезались металлические нотки: — Я вижу её во снах, слышу её голос, чувствую её запах. И вспоминаю её лицо, обезображенное безумием, каждый безднов раз, когда вижу вас, мэтр.

— Разве той мести мало? — Макс прикоснулся к шраму на лице, силясь сдержать гнев. — Сорванный побег, боль, пытки, годы рабства — недостаточная цена?

— Этого мало, — Жаньи скользнул вперед мягким кошачьим движением и прошипел: — И всегда будет мало. Я хочу большего.

Правой рукой Макс выхватил из-за спины кинжал, а левой вцепился амариту в волосы, вынуждая откинуть голову назад и подставить под удар незащищенную шею. Толкнул соперника всем телом, заставляя впечаться спиной в стену, выбивая воздух у него из легких, а затем прижал лезвие к тонкой коже.

— Прочь, не то его голова покатился на пол прямо сейчас!

Стража, кинувшаяся было на выручку амариту, замерла на месте. Макс слегка нажал на рукоять:

— Подтвердите приказ, милорд. Мне кажется, парни не расслышали с первого раза.

Жаньи оскалился, как показалось Максу, не со страхом, а с издевкой, но все-таки прохрипел:

— Опустите оружие и отойдите на десять шагов.

Воины переглянулись. Один действительно вернулся к двери, второй — выскочил вон, очевидно за подмогой. Макс усилил хватку, вынуждая пленника выгнуть шею на пределе допустимого и заскрести пальцами по камню.

— Этого тоже мало? — голос линаара прозвучал угрожающе глохо. — Обязательно смывать кровь кровью? Думаешь, я не вижу её лицо в кошмарах? Я помню каждого: убитого случайно и по приказу, умершего от магии, огня или безумия. Их воспоминания живут во мне, разъедая, как ржавчина железо. Но я научился жить с этим, принял, как неизбежную расплату за собственную слабость. Однако даже убийца имеет право на помилование.

— Ты не имеешь.

— А Фердинанд? Он имел? — Штрогге едва удавалось держать себя в руках. — Я был в воспоминаниях Мины, я знаю. Она рассказала ему о ребенке, просила отказаться от титула. Она хотела его любви, но он выбрал корону.

— Он был наследником, и он выбрал долг.

— Долг ничего не значил! — сильный рывок вновь заставил амарита прерваться. — Фердинанд мог оставить корону брату, но не сделал этого.

— И он заплатил за свою ошибку, пусть и не сразу, — едва слышно выдохнул амарит. — Он потерял честь и жизнь, ты потеряешь жизнь и любовь. Я заберу её у тебя, слышишь? Заставлю почувствовать, каково это.

— Нельзя отобрать то, чего нет.

Несмотря на свое жалкое положение, амарит рассмеялся:

— Ты — дитя Фазура, Максимилиан Штрогге, но и я — его творение. Сюзанна неспособна любить, однако это не значит, что на это не способен ты. — Рука Макса дрогнула, оставив на коже тонкий алый след. — И меня ты тоже не убьешь, потому что верно оцениваешь последствия. Ты не готов отказаться от мечты, упустить шанс, променяв его на месть. Не готов проиграть, и это делает тебя слабым.

Макс рывком убрал кинжал и отшвырнул от себя безвольное тело. Жаньи, шатаясь и хрипя, попятился к дальней стене, глядя на то, как вокруг Макса клубятся дымные полосы. Коснулся кровавой полосы на шее, криво усмехнулся.

— А ты готов проиграть? — хрипло произнес линаар. — Нас убьет не груз потерь. Нас убьет неумение ценить то, что мы все-таки сохранили.

Из коридора донесся топот множества ног и звон оружия, однако вбежавшие в зал стражи остановились в нерешительности под тяжелым взглядом окутанного магией линаара.

— С дороги, — коротко приказал он. — Вам все равно со мной не справиться. — Штрогге обернулся к Жаньи, рассматривая того с отвращением и жалостью. — Я сделал все, что мог. Пусть судят боги.

***

— Они не пойдут на уступки, — Макс вошел в её комнату без стука. Рывком расстегнул плащ, стащил перчатки, чувствуя, что злость все еще кипит внутри жидкой смолой. — Нам придется выбираться из этого дерьма самостоятельно.

— Знаю. — Она медленно разжала стиснутые ладони, рассматривая лежащий на них светящийся флакон, и задумчиво повторила: — Знаю.

За окнами сгущались сумерки, но в комнате горела всего одна свеча. Штрогге насторожился, рассмотрев в её неверном свете непривычно опущенные плечи Сюзанны, покрасневшие глаза, выражение растерянности и опустошения на лице. Такой разбитой она не выглядела ни в камере замка, даже после перенесенного насилия. Из нее словно разом вынули стержень, не позволявший сломаться, опустить руки и сдаться.

— Что случилось?

— Карл.

— И?

— Он ушел, — пояснила она с грустной улыбкой. — Совсем. Для него всего этого, — она обвела рукой комнату, явно имея в виду не ковры, картины и мебель, — оказалось слишком много. Прости, это так глупо: жаловаться мужу на расставание с человеком, с которым я же и изменила.

— Возможно, он поступил мудрее всех нас. Хотя бы выживет.

Макс заложил руки за спину и отвернулся к окну, удивляясь, что ему действительно не все равно. В первую их встречу линаар с легким сердцем убил бы соперника, окажись тот чуть более дерзким и заносчивым. Теперь же где-то глубоко внутри шевельнулось предательское чувство облегчения: хватит ему борьбы с собственным прошлым, сражаться еще и с воспоминаниями Сюзанны у него нет ни сил, ни желания. Быть может, Жаньи не так уж ошибся, считая, что она стала ему дорога. Не необходима, но… Просто отдать её, забыть, выкинуть из своей жизни, Макс бы уже не смог.

— Так всегда бывает? — тихо спросила она.

— Что именно?

— Власть отталкивает тех, кто нам дорог.

— Не знаю, — он расстегнул и снял сюртук, повел затекшими от напряжения плечами. — Я палач, а не духовник, Сюзанна. Я знаю только, что умирают люди всегда в одиночестве, даже если у эшафота стоит огромная толпа.

Она встала, подошла ближе, а потом внезапно прижалась к его спине, обхватив руками его талию и уткнувшись лбом между лопаток.

— Прости меня. Из-за меня столько всего произошло… Я не хотела этого, правда, — тепло её дыхания проникло сквозь тонкую ткань рубашки и коснулось его кожи. — Знай я, чем все обернется, отказалась бы от борьбы. Я совершила столько ошибок, причинила столько зла! Незнакомцам, друзьям, любимым. Даже тебе, о боги, даже тебе…

Её пальцы впились в его кожу — и Макс вздрогнул, чувствуя огонь, прокатившийся по телу от этого прикосновения.

— Мы оба давно не дети. И знали, на что идем, Вики.

— Вики, — повторила она с легким смешком. — Как странно слышать это прозвище от тебя.

— Не более странно, чем находиться здесь. Чем прикасаться друг к другу, — его рука накрыла её ладонь. — Чем вообще быть теми, кто мы есть на самом деле.

Он обернулся, рассматривая её в упор. Бледную, хрупкую, с закушенными от волнения губами. Медленно коснулся её щеки, большим пальцем очертил край губ. Она не откинула его руку, не отвернулась, только грудь, стянутая жестким лифом платья, стала подниматься чаще, выдавая волнение.

— Это может быть наша последняя ночь, — тихо произнесла она. — Не просто вместе, не как мужа и жены, как гостей в чужом доме, а вообще последняя, Макс. Я не знаю, что произойдет завтра, уверена лишь, что все снова изменится и теперь уже навсегда.

Он так и не убрал руку, чувствуя ток крови в её венах, биение пульса на шее, тепло кожи, переходящее в жар. Пустота в её глазах медленно таяла, сменяясь чем-то неуловимо-безумным, призывным, манящим.

— Я не могу ничего тебе обещать, как и не могу изменить того, что уже натворила. Ты — единственный, кто понимает, что за чудовище живет в этом теле, — она приложила руку сперва к груди, затем к виску: — и в этом разуме. Я не вправе требовать у тебя остаться со мной, — добавила она, глядя ему в глаза, — но буду рада, если ты сам этого захочешь.

— Всего одна ночь, Вики. И она не изменит ничего.

— О большем я и не прошу.

***

Фитиль зашипел и погас, комната погрузилась в полумрак. Сюзанна коснулась его груди в осторожной, изучающей ласке, поднялась к шее, дотронулась до изуродованной щеки, жестких волос, а потом снова — до груди, плоского живота, потянулась ниже. Макс молча перехватил её запястье, направляя и лишая возможности передумать.

— Смелее.

Она с вызовом вскинула голову, поймала его взгляд, потом аккуратно высвободилась и повернулась к нему спиной, перекинув волосы на грудь.

— Поможешь?

Парадное платье сползло на пол тяжелой парчовой волной, тугая шнуровка корсета поддалась почти без сопротивления. Сюзанна облегченно вздохнула, получив свободу, но вздрогнула, когда его пальцы прошлись по тонкому шелку нижней рубашки, безошибочно нащупывая под тканью рубцы.

— Оставь, — она порывисто отпрянула, то Макс тут же вернул её на место, крепко придерживая одной рукой за талию, а второй — сжав грудь.

— Нет.

Она замерла, словно испуганный зверек.

— Я видел достаточно, чтобы не бояться правды. И чтобы ценить даже такую незначительную честность.

Белый шелк скользнул с её плеча куда-то вниз, по коже пробежался легкий порыв прохладного воздуха. Она закрыла глаза и прикусила губы, когда его рука опустилась к животу, помедлила, коснулась её между ног. Дыхание Сюзанны стало прерывистым, рваным — и он тут же отстранился, чувствуя, что её бьет крупной дрожью.

— Я все еще могу забрать у тебя те воспоминания, — произнес он тихо. — Стереть полностью или превратить в страшный сон.

— Нет, — она отрицательно качнула головой. — Они — часть меня, теперь уже навсегда. Хорошо это или отвратительно, но это было, а я не хочу отказываться даже от части самой себя. Просто, — она прикусила губу, глядя на него вполоборота, потом поймала его ладонь и снова прижала к обнаженной коже, — не спеши. Дай мне время.

— Это довольно непросто, — он развернул ей к себе лицом и слегка толкнул назад, вынуждая попятиться к кровати, — но я попробую.

— Тогда попробуем вместе.

Она помогла ему избавиться от рубашки и штанов, рассматривая так, будто видела обнаженным впервые. Коснулась губами двух косых шрамов, рассекающих грудь, провела обеими ладонями вдоль тела, заставляя огонь прокатиться по его мышцам.

— Смотри, — он кивком головы указал на узкие полоски света, вспыхнувшие на запястьях. — Кажется, магия сегодня ночью неспокойна.

Макс рывком подхватил ее на руки, заставив испуганно ахнуть.

— Что ты делаешь? — она обняла его за шею, чтобы не упасть.

Шелковое покрывало показалось на ощупь холодным, как замерзшая гладь реки. Волосы Сюзанны волнами разметались по вышитой поверхности. Он склонился, переплетая пальцы их рук, прижимая её к кровати. Навис, касаясь её губ своими губами.

— То, что надо было сделать очень давно.

Возразить она не успела, но ответила на его поцелуй дерзко и отчаянно. Её грудь поднималась в такт участившемуся дыханию, заставляя вздрагивать, когда затвердевшие соски касались кожи. Макс отпустил одну руку, провел по тонкой шее, ключицам, коснулся ложбинки между грудей, наслаждаясь теплом и чувствительностью её тела, скользнул от талии до бедра. Сюзанна не сделала попытки вырваться, но напряглась, словно натянутая тетива.

Он приподнялся, ощущая, что тягучая волна желания поднимается от низа живота и расходится по телу, лишая способности мыслить здраво, погружая разум в паутину порывов и инстинктов. Что-то дикое поднялось из глубин, требуя окончательно подмять её под себя, войти в беззащитное тело, удовлетворяя накопившуюся жажду близости. Получить то, что принадлежало ему по закону и всем принятым человеческим нормам. Заставить её тихо стонать и извиваться, забыть всех мужчин, когда либо бравших её, прикоснувшихся к ней в танце или просто мечтающих о ней.

Сюзанна безошибочно почувствовала его желание и прикрыла глаза, избегая смотреть на него прямо.

— Нет, не так.

Он отпустил её и поднялся. Сел на кровати, чуть отодвинувшись в сторону, позволяя отдышаться и прийти в себя. Она удивленно моргнула, не понимая, что сделала не так.

— Ты… Не хочешь?

— Иди сюда.

Он подал ей руку, помогая сесть. Легким движением приподнял её подбородок, склонился, заглядывая в глаза:

— Сегодня не будет ничего, чего бы тебе не захотелось по-настоящему. Мы оба заслужили большего, чем просто близость. Но ты должна быть действительно готова.

Она недоуменно нахмурилась, пытаясь понять, о чем он говорит. А потом очень серьезно кивнула:

— Я хочу быть с тобой. Раз уж мы столько времени потеряли даром, то хотя бы сегодня.

Она потянулась вперед, теплые ладони скользнули по его замершим плечам, обняли, прижали теснее. Сюзанна привстала и осторожно перебралась к нему на колени, бесстыдно обхватив его талию ногами. Приподнялась, позволив ему прижаться губами к своей обнаженной груди и тихонько застонала от наслаждения, почувствовав, что его тело готово откликнуться на её призыв.

Их первое общее движение было осторожным и нежным, второе — более раскованным и требовательным, третье заставило Макса стиснуть её тонкую талию, задавая ритм, удерживая, не позволяя отдалиться слишком сильно.

Её дыхание стало прерывистым и хриплым, а когда его пальцы прикоснулись к самому чувствительному месту у входа в лоно, с губ сорвался стон. Сюзанна выгнулась дугой в его руках, запрокинув голову и закрыв глаза, растворяясь в ритме, движении, зверином инстинкте. Волна её наслаждения заставила его забыть об осторожности, и отпустить на свободу собственные порывы, двигаясь все резче, все сильнее, получая то, что было нужно уже ему.

С её губ сорвался громкий стон, по телу прокатилась судорога удовольствия.

Демоны с ним, с остальным миром.

У них есть время до утра.

И они используют его целиком.