У синего моря

Глава девятая

Анке очень понравились в комнате большие окна. В них видно солнышко, небо, видно, как бегут тучки, виден багряный закат. Анка часто подходила к окну, трогала стекло языком и смотрела, смотрела…

Отражение свое Анка видела раньше в чистой, тихой воде, но, подойдя к трюмо, невольно попятилась. Затем с опаской разглядывала и пощупала обратную сторону. И хоть там, кроме тонкой фанеры, не было ничего, все равно боялась подходить к нему близко. Издали примерила все Леночкины платья, платки, шапочки.

В бане, глядя на Лену, Анка смело разделась и по примеру подружки намылила голову. Тут же раздался отчаянный крик, и мыло полетело на пол. Наталье Петровне пришлось срочно промывать Анкины глаза. Зато с каким наслаждением она надевала белоснежную рубашку, чулки и Ленкино фланелевое платье! Звонко смеялась, хлопала себя по бокам, животу, груди.

Когда сели пить чай, Анка притихла, сжалась, стала робко оглядываться, Наталья Петровна забеспокоилась:

— Что с тобой, голова болит?

— Нет, не болит, — тихо ответила девочка и, хлопнув густыми ресницами, добавила: — Я новая, он — старый…

Наталья Петровна обняла ее за худенькие плечи.

— Девочка, ты не хочешь жить в юрте Василия?

В открытых глазах горела тревога.

— Может, тебе плохо у нас?

Девочка выскользнула из рук Натальи Петровны, отбежала в угол, привычно легко села на пол, уронила голову в колени. По дрожащим, остро выступившим лопаткам было видно, что Анка плачет.

— Если хочешь домой, — тихо и ласково начала Налья Петровна, — то…

Анка выпрямилась.

— Нет, не надо!

— Она хочет у нас жить, — вмешалась Лена, — хочешь, да?

Лена подошла к подружке и хотела сесть так же, но у нее не получилось. Размазывая по лицу слезы, Анка улыбнулась. А Лена продолжала допрашивать:

— Хочешь у нас остаться, да?

На вопросительно устремленный взгляд Анки Наталья Петровна ответила:

— Если хочешь остаться у нас, я рада. Ты будешь учиться читать, писать.

— А он?

— Пусть живет, как жил.

— Отец ругаться будет. Олешек взял, шкурки взял, меня не любит, мамки нет…

— Ну уж, не любит… С отцом мы попробуем договориться.

Через две недели приехал Егор. Привязал собак, опрокинул нарту, вошел в дом.

— Мей, Наталья! Чего Анка-то с Ленкой делают?

— На улице? Снежную бабу лепят.

— A-а, бабу… Жених пришел, Анку надо.

— Анку? Ах да, ты подожди, я чай принесу…

Наталье Петровне казалось, что уговорить Егора оставить девочку у них будет нетрудно. Теперь же, когда он приехал, растерялась и не знала, что говорить. И когда стол был собран, она, вкладывая в свой голос всю силу убеждения, сказала:

— Егор, я тебя очень хочу попросить: оставь ее у нас. Она будет учиться. Ведь нельзя же такой девочке выходить замуж, она еще ребенок!

— Можно, пожалуй. Все так живут. Слово я дал, олешки взял — давно.

— А ты отдай оленей обратно.

— Нельзя, слово дал.

Наталья Петровна искала слова более убедительные и не могла найти: все они казались пустыми, ничего не значащими. Она понимала, что надо что-то делать, и не знала что. И только более настойчиво повторила свою просьбу:

— Оставь, Егор. Ей у нас хорошо. Она уже буквы учит. Неужели ты хочешь, чтобы твоя дочь, еще ребенок, попала на истязание этому… Ее надо учить, она очень способная девочка. Анка может быть доктором, учителем. Ты только подумай хорошо…

Круглое коричневое лицо улыбалось. По щекам скатывался грязный пот, глаза упрямо смотрели в блюдце, и только тоненькая косица, свисающая с макушки, тихонько вздрагивала, когда Егор, прихлебывая, глотал чай, — двигался то вниз, то вверх узкий нерпичий ремешок.

— Ты бы и сам шел в артель. Там есть школа, магазин…

Егор молчал.

Наталья Петровна сердито встала, подошла к окну. «Истукан, идол!» — шептала она. Ей хотелось сказать эти слова громко, так, чтобы они придавили его, дали понять дикость поступка. Но он был гость, и от него зависела судьба девочки. Наталья Петровна, улыбаясь, подошла к столу. «Надо сделать так, чтобы он остался до приезда мужа, потом будет легче уговорить», — решила она.

— Анатолий Федорович тебя хотел видеть, ты подожди его, он скоро приедет. Обещал сегодня…

— Нет, Наталья, жених ждет.

— Ты ему очень нужен, подожди. Да и об Анке подумай, ведь она у тебя одна, как тебе не жалко ее.

— Как не жалко, жалко. Да ей хорошо будет, олешек-то много, мяса много, шибко любит Василий Анку-то.

— Да что мясо! Пойми же ты, наконец, что она заболеть мсжет от такого раннего замужества… Везде открываются школы, а ты…

— Чай-то хороший, спасибо, Наталья.

Егор надел малахай и, не глядя на Наталью Петровну, пошел к выходу.

— Куда же ты?

— Домой надо.

Егор аккуратно прикрыл дверь. Наталья Петровна, до боли стиснув руки, стояла, не зная, что делать. Она ясно представляла всю трагедию положения, в котором находилась Анка, и ничего не могла сделать, ничем не могла помочь. И вдруг ей пришла мысль спрятать Анку, спрятать до приезда мужа, а уж он найдет язык убедить этого истукана. Торопливо оделась и выбежала на улицу. Но она даже и крикнуть не успела — упряжка из двенадцати собак уже умчалась…