У синего моря

Глава тридцатая

Уж появились первые льды, когда пришел "Ительмен" — пароход-снабженец.

Матвей, взяв с собой несколько человек, на собаках уехал на базу принимать груз.

Авдеевне последние дни нездоровилось. Нет-нет, да и возьмется за бутылочку с лекарством. Как-то утром она послала Люсю за Ульяной. Та, наскоро одевшись, пришла.

— Поговорить мне с тобой надо, Ульяна. А ты не смущайся, нехорошо, что хмарь в себе закрыла… Поговорили тогда, а ты уж и не приходишь.

Говорила Авдеевна с одышкой. Лицо ее было желтое, припухшее.

— Захворала я, — продолжала она, — видно, надолго, а тут ребят помыть, постирать надо… Думала я, думала, а, кроме тебя-то, просить некого… Коли не по нраву моя просьба, не стесняйся, скажи… Кому же охота чужое стирать, — почти шепотом проговорила Авдеевна и маленьким белым платочком вытерла губы.

В этот день все спорилось в руках Ульяны. Она перестирала белье, перемыла полы, истопила баню и вымыла ребят. Ей казалось, что она еще никогда и ничего не делала с таким удовольствием.

Но Авдеевне становилось все хуже.

Вечером отвезли ее в больницу, и Ульяна осталась ночевать с ребятами.

Ночью поднялся сильный ветер, гудел в трубе, с воем носился по заснувшему поселку.

Ульяна несколько раз вставала, смотрела в окно на море. Там маячили огни парохода, но скоро скрылись и они. "Видимо, пароход снялся, — подумала она, — значит, скоро Матвей приедет".

На рассвете кто-то осторожно постучал в окно. Вошла Анка. По осунувшемуся, бледному ее лицу Ульяна поняла — не с доброй вестью она.

Прислонившись к косяку, Анка прошептала:

— Я ничего не смогла сделать… Послали за Матвеем…

Ульяна не заметила, как Анка ушла. Она стояла не двигаясь. "А как же дети, Матвей? Господи, как сказать детям?!"

Ветер свирепел. На крыше школы завернуло один лист железа, он гремел, нагоняя еще большую тоску. В окно было видно, как ветер рвал тучи и уносил их на запад. Небо казалось вылинявшим, холодным.

Проводив ребят в школу, Ульяна ушла в больницу, Авдеевна — маленькая, строгая — лежала, словно спала, плотно поджав губы. Седая прядка выбилась из-под черной кружевной косынки. Ульяна молча припала к краю кровати.

Матвея ждали к обеду, но он не приехал и к вечеру. На следующий день показались груженые нарты. Приехали Кузьмич, Никита, Егор. Анка подошла к отцу, но он смотрел мимо нее. "Сердится за Авдеевну", — решила она. Застегивая ему воротник косоворотки, сердито сказала:

— Пойми, папка, ничего нельзя было сделать…

— И то плохо, Анка, и другое — еще хуже, — хмуро глядя себе под ноги, ответил отец.

— Что еще?

К ним подошли Никита, Кузьмич.

— Что вы, наконец, молчите?!

Кузьмич, быстро глянув на Анку и словно бы чем подавившись, высоким голосом громко ответил девушке:

— А то, девушка, погиб Матвей-то… кунгас разбило…

— Так где же он?.. — шепотом, еще не поверив страшной новости, спросила Анка.

— Не нашли, двоих нашли, его нет… Невзоров ищет…

Авдеевну хоронили всем поселком. Приехали Наталья Петровна и Анатолий Федорович. Всем казалось, что вместе с ней хоронят и Матвея.

Ульяна тупо смотрела перед собой, Анка вела всхлипывающую Люсю, Гриша диковато и тревожно озирался, смотрел на хмурые лица людей и не мог понять, что происходит. А когда опустили гроб и посыпались первые комья земли, он подбежал к краю могилы и срывающимся голосом крикнул;

— Зачем же вы?.. Не надо!

А потом судорожно забился в ласковых руках Кузьмича:

— Ба-бушка! Ба-бу-ленька!

Все осталось как прежде. Ульяна перешла затянутую прозрачным льдом речку и долго ходила по морскому берегу, всматриваясь в далекие его очертания. На пустынный берег обрушивались громадные волны, выбрасывали на гальку подсиненную шугу и, оставляя ее застывать бесформенной массой, отползали.

С севера наплывали льды.

Ульяна долго-долго сквозь мутные слезы с ненавистью смотрела в черные воды моря.