У синего моря

Глава тридцать пятая

В комнате совсем тихо. Лена проверяет тетради. Иван старательно пишет контрольную, голову склонил набок, губы вытянул и шевелит ими, на лбу собрались морщинки.

Анка сидит рядом с ним и напряженно следит за каждым словом, написанным Иваном.

Маня принесла с собой рукоделье: стежок за стежком — и оленьи жилы, отливая шелковым блеском, елочными листочками ложатся на мягкой оранжевой шкурке. Но она то и дело подходит к окну. Должен прийти Никита. Сегодня собрание артельной молодежи, прием в комсомол Ивана и Анфима. Но Анфима тоже нет. Да и понятно. Табун далеко, а на улице пурга. На стекла окон то и дело хлопьями налетает снег, тут же сползает, и стекло становится чистым, но белая муть застилает все. Посвистывает ветер, шуршит снег, ложится узор, а думы бегут, бегут…

Уже ровно полгода, как Никита стал мужем Мани. И когда он уходит на охоту, она волнуется, считает каждый день, прожитый без него. Сегодня должен обязательно прийти. Но такая погода может погубить самого опытного, сильного человека. И на душе у Мани тревожно.

В сенцах стукнула дверь. Маня напряженно ждет. Но это пришел Максим. Он часто навещает Лену. С тех пор, как правление артели назначило Максима бригадиром ловцов морской бригады, его интересует только море. Вся же беда заключалась в том, что безграмотный коряк не мог пользоваться книгами, и Лене приходилось доставать учебники по океанографии, читать, а потом уж рассказывать Максиму. Иван, Анфим, эти взрослые дети, и радовали, и огорчали учительницу. И часто, когда все село уже спало, ее окно долго светилось. Порой Лена засыпала над книгой, особенно если это был учебник по океанографии.

Проверив тетради, Лена сложила их аккуратной стопкой.

— Давайте чай пить! — предложила она. — Ребята, конечно, не придут, и правильно сделают — в такую погоду даже за дверь выходить страшно. Иван, у тебя еще много?

— Пока собираете чай, он допишет, — ответила за Ивана Анка.

Маня стала резать хлеб. Максим отложил книгу, в которой смотрел картинки, снял малахай, потрогал, на месте ли косица, улыбнулся:

— Хлеб… А я из-за него в артель-то пришел.

— Как это? — спросила Маня.

Максим рассказал.

Боялся Максим идти в артель, думал, заберут последних олешек, а их было пять. И вот как-то приехал Матвей, привез хлеб, подал Максиму.

— Что это? — удивился тот.

— Хлеб.

— Зачем он?

— Кушать. С рыбой, с мясом, с чаем хорошо. Особенно с маслом.

Матвей намазал кусок хлеба с маслом, подал Максиму. Но уж такое правило было у коряков: есть только то, что едят собаки. Максим отломил от куска, дал собаке. Та масло слизала, а хлеб есть не стала. То же самое сделал и Максим. Тогда Матвей пригласил его к себе в гости.

Собаки у Матвея были доморощенные и хлеб ели хорошо. Посмотрел Максим, задумался, а потом взял да и попробовал. Долго сидел молча, ждал, что будет. Ничего не случилось. Увез на гостинец семье. И зачастил Максим в гости к Матвею. Но получалось так: то хлеба у Матвея мало, то самого дома нет. А ребята просят. Так из-за хлеба Максим и решился войти в артель. Бывало, не дожидаясь очереди, запрягал собак и ехал на базу за хлебом.

Максим закончил и, улыбаясь, смотрел на Лену.

— Даже не представляю, как можно жить без хлеба…

В сенцах снова стукнула дверь. На этот раз пришел Анфим.

— Ну, раз пришел Анфим, — сказала Лена, — собрание надо проводить. Нет одного Никиты.

— Конечно, надо, — согласилась Анка.

Теперь за столом сидели уже не гости, а комсомольцы, собравшиеся принять в свою семью товарищей. Лица построжали, и только у Мани, обычно говорливой, лицо было безучастным. При каждом шорохе она вздрагивала, смотрела на дверь. Максим, раскурив трубку, сидел у камина и внимательно слушал.

Первым принимали Анфима. Этот спокойный, всегда аккуратно одетый паренек очень нравился Лене. По заведенному еще Алексеем Ивановичем порядку, Лена давала ему задания, проверяла, объясняла, и Анфим учился уже по программе пятого класса.

Строго сдвинув брови, он стоял не шелохнувшись. То ли от смущения, то ли от ветра, по-девичьи белое лицо его горело.

— Что о себе говорить? Родился в юрте. Живу в юрте, работаю пастухом, олешек люблю, хочу быть доктором… — однотонно проговорил Анфим и смолк.

Действительно, о чем еще спрашивать этого парня, который за десятки километров в любую погоду ездит, чтобы получить задание или сменить книгу? Вот Анка — она рассталась с тундрой навсегда, Иван — тоже. Анфим же не хочет с ней расставаться. Он оставит ее только для того, чтобы получить знания, и снова вернется. В душе Лена гордилась, что выводит в большую, настоящую жизнь таких людей, как Анфим, Иван.

Теперь на середину комнаты вышел Иван. Он смущенно улыбнулся:

— Лена рассказывала про Ленина… Он, Ленин, говорил: надо учиться. Я много хочу учиться. Буду комсомольцем…

А Маня не слышала, что говорили ребята. Она думала: "Может, пойти встретить? Дойти хоть до берега? А вдруг он уже дома ждет?"

Едва собрание закончилось, Маня стала одеваться.

Иван тихо сказал Анке:

— Маня тусклая…

Анка улыбнулась и тоже заторопилась. Она знала, что Маня тревожится за Никиту.

— Пойдем к нам, что одной делать? Отец рад будет, — предложила она.

— Нет. Пойду домой.

Но дома Никиты не было. Маня пошла к юкольникам. Ей встретился Егор, он нес большую вязанку юколы.

— Ты куда? — спросил Егор.

— Никиту встречать.

— Погода худая, иди домой.

— Я только до речки…

На берегу, проваливаясь глубоко в снег, Маня подошла к складу с рыболовными снастями, прислонилась к стене, ожидая. "Холодно, потеплее надо бы одеться, — подумала она и уже решила вернуться домой, как послышался шорох травяных матов на крыше склада. — Кто там? Может, крышу ветром открыло и Никита увидел?" А человек уже спускался, но, заметив Маню, замер и вдруг спрыгнул с крыши прямо на нее.

В глазах после мгновенной искристой вспышки наступила темнота.

Человек прислушался: на дороге скрипел снег, кто-то шел на лыжах. Переждав, когда пройдет поздний путник, человек скрылся в метельной густоте.