У синего моря

Глава одиннадцатая

Наталья Петровна не находила себе места, из рук все валилось, она то и дело выходила на улицу, смотрела на дорогу, по которой Егор увез девочку. Смотрела подолгу, до рези в глазах, словно ожидая какого-то чуда, но чуда не было — Анка, живой, восприимчивый ребенок, должна погибнуть…

А свинцовое небо опускалось все ниже и ниже, и уже сердито дышал север, длинными губами сдувая снег. Наталья Петровна все думала и ничего не могла придумать. «Поехать к ним? Кто знает дорогу? Может, он сразу повез ее к этому… Что можно сделать сейчас, что? И мужа нет, уж он-то что-нибудь придумал бы…» Возвращалась домой, и на Ленкин тревожный взгляд отвечала:

— Никого не видно…

Лена сердито отворачивалась.

— Я говорю, поедем сами!

— Во-первых, мы с тобой не умеем на собаках ездить, во-вторых, не знаем, куда он поехал, и, главное, нас никто не послушает.

Но Ленка настаивала. Она составляла план похищения подружки, план мстительной расправы с отцом Анки и Василием, но мать оказалась черствой и совсем, совсем не храброй.

Ночью кто-то постучал в дверь. Наталья Петровна открыла. Вошел Егор, за ним следом Василий.

— Анка-то тут?

— Анка… Анка убежала?! Боже мой, такая пурга!.. Растягивая глаза в узкие щели, Василий сказал:

— Прятать не надо, я хозяин Анке-то…

— Вот не найдешь ее живой, я тебе покажу хозяина! — не сдержалась Наталья Петровна. — Подождите немного, я сейчас… — И, наскоро одевшись, Наталья Петровна вышла.

Несколько человек из зимовья согласились поехать на розыски с Егором и Василием. Ребятам Наталья Петровна строго-настрого наказала, если найдут девочку, не отдавать ее отцу, а привезти к ней.

Ленка, после того как уехали в поиски, поплакала немного и, согревшись в теплой постели, уснула. Наталья Петровна не ложилась до утра. Пурга к рассвету стала стихать. Обессилев, ветер слабо царапал стекла и тут же отползал, змеился по сугробам и совсем затихал.

Наталья Петровна очистила лопатой снег от крыльца, стала прокапывать дорожку к коровнику. Остановилась отдохнуть, выпрямилась и вдруг увидела Анку: девочка сидела запорошенная снегом, с застывшей улыбкой. Проваливаясь в снег, Наталья Петровна подбежала к девочке, наклонилась. Снежинки на ее губах таяли…

— Живая! — обрадовалась Наталья Петровна и, подхватив Анку на руки, понесла в дом, растерла снегом, спиртом. Анка открыла глаза.

— Наталья… — прошептала она и снова потеряла сознание.

Скоро приехал Егор. Увидев Анкину кухлянку, судорожно вдохнул воздух, спросил:

— Пришла?

— Возле коровника лежала. Больная она совсем. Отдохни немного и поезжай в Карагу за доктором. Понял? И никаких женихов я близко к ней не подпущу. Понял, я спрашиваю?

— Понял, Наталья, шибко понял… Олешек отдам, шкурки отдам, все отдам, Анку-то шибко жалко… — хрипловато пробормотал Егор и заснеженным малахаем прикрыл мокрые глаза…

На второй день Егор привез Лукашевского.

Анка была в беспамятстве. Илья Ильич, обогрев руки, прослушал больную и, задерживая ее ручонку, сказал:

— Крупозное воспаление, Наталья Петровна. Придется мне вас немного стеснить…

Анка пришла в сознание на вторые сутки, в тот момент, когда Илья Ильич ставил градусник. Девочка улыбнулась.

— Ну вот, а мы, оказывается, веселый народ, а, Наталья Петровна?

Анка силилась что-то сказать, но Илья Ильич предупредил:

— Нет уж, улыбайся, но молчи, поняла? А тебе, наверное, интересно, кто я? Да? Я доктор. Док-тор! Лечу тебя. Вот ты больна, а я тебя полечу — и ты будешь здорова. Бегать будешь, смеяться и даже песни петь.

Но сил у Анки было слишком мало. Она тут же потеряла сознание.

Иногда Лукашевскому казалось, что спасти девочку невозможно. Но Анка выдержала. На третьи сутки сознание возвратилось, и температура стала снижаться. Теперь ее забавляли две вещи — градусник и стетоскоп. Градусников было два, и она попеременно ставила их сама. Стекло приятно холодило, и девочке казалось, что именно в них вся целебная сила.

Но черная трубочка стетоскопа заинтересовала Анку еще больше. Сперва она попросила Лукашевского подержать стетоскоп в руках. Илья Ильич разрешил. Потом она решила послушать, как это делает доктор, и Лена с готовностью подставляла свою грудь, спину.

С этого момента Лена стала постоянным пациентом Анки. Прослушивала она внимательно, недовольно сдвигала брови.

— Тебе не нравится Леночкино сердце? — улыбаясь, спрашивал Илья Ильич.

— Нет. Я хочу знать, что там. Я хочу знать, как делать, чтобы не болело…

Но вот температура стала нормальной, а Илья Ильич хмурился.

— Ты сердитый. Не надо сердиться, — просила Анка.

— Я сержусь не на тебя, на твои легкие.

— Легкие… А что это?

Как ни объяснял Илья Ильич, Анка ничего не поняла. С досады она расплакалась, и снова поднялась температура.

На другой день Лена принесла показать ей легкие накануне убитого зайца. Анка не стала их смотреть, заявила:

— Не надо зайца, я хочу быть доктором…

С тех пор и появилась у Анки мечта. И мечта осуществилась — Анка доктор. И она торопит огромный пароход: «Скорее, скорее… Там ждут отец, Матвей, там ждут знакомые, там ждут больные, которых Анка будет лечить…»

А родная земля, ожидая Анку, принарядилась. Горы покрылись пенистым цветом рябины, изумрудные ветки кедрача вырядились в красные сережки. На равнине весело кланялись ирисы и голубые колокольчики…