У синего моря

Глава тридцать третья

Второй день Егору крепко нездоровится. Он часто подходил к окну и смотрел, не едет ли Анка. Тревожится отец. И в дождь, и в снег, и по бездорожью отправляется дочь по вызову к больным. Особенно опасно сейчас: протоки и реки не застыли как следует, а полыньи покрыл снег. Долго ли уйти под лед? Далеко знают Анку-доктора. Даже из дальних артелей приезжают за ней. Вчера уехала куда-то в стойбище, в другой район. Как будет возвращаться? Скоро начнется пурга…

И радостно Егору оттого, что люди обращаются к доктору, и страшно за дочь.

Пробежало несколько собачьих упряжек. Это вернулись каюры, отвозившие юколу. Анки все нет.

Не напрасно тревожился Егор. Трудно на этот раз дочери. В дымной юрте прошлое со страшной силой напомнило Анке о себе.

Посвистывал ветер, в дымовое отверстие забрасывал холодную россыпь снега. Пламя костра металось.

Перед Анкой лежала худенькая бледная женщина. Ей было всего тринадцать лет. Ввалившиеся глаза и посиневшие ногти… "Опоздала! — сокрушенно думала Анка. — Теперь уж ничто не поможет…"

А как хотелось Анке спасти это молодое существо, вдохнуть в тускнеющие глаза жизнь, заставить смеяться!..

Ребенком отдали эту девочку замуж из-за нескольких голов оленей.

Ее муж Мулитка ходил следом за Анкой и хриплым голосом просил:

— Шаман-то не помог, ты — доктор, помоги!

В глазах его стояли слезы, губы дрожали.

— Помоги! — скулил он, как побитая собака. Но Анка не утешала его. Он вызывал отвращение. Она понимала, что сердиться на него глупо. Испокон веков делали так: едва успеет девочка родиться, как ее продают, а исполнится девять-десять лет — отдают мужу.

"Что же удивляться, что нация вымирает, — думала Анка, — что люди от рождения физически слабы! Разве может такая мать, как эта девочка, дать силу своему ребенку? Сколько же надо еще учителей, врачей, чтобы научить коряков жить по-настоящему. Надо срочно написать письмо в Институт народов Севера, пусть едут сюда молодые врачи…"

Дальше оставаться в юрте не было смысла. Это понимал и Мулитка. Он сидел у костра и сухими глазами смотрел в пламя. Точно такое же пламя скоро возьмет его жену и не успевшего начать жить сына.

…Сперва надо одеть умершую. Положить в носилки все, что нужно ей и маленькому…

В юрту приходили пастухи, их жены, матери, дети. Анка смотрела на них и чувствовала себя виноватой. Конечно, они теперь не скоро обратятся за помощью к врачу, она, как и шаман, не спасла от смерти человека. Как разубедить их? Не скажешь, что Мулитка поздно позвал ее, не поверят…

Люди усаживались вокруг умершей, тихо переговаривались. Анка стала собираться домой. Мулитка не глядя положил к ее ногам чернобурую лису. Анку будто обожгло. Она отбросила лису и выбежала на улицу. Припав к стене заснеженного чума, бессильно заплакала…

На открытом поле пурга вьюжила злее, ветер дул прямо в лицо, снег забивался в рукава, залепил воротник пальто, и, стоило чуть пошевелиться, он сыпался на шею. Анке казалось, что этой дороге не будет конца, что она никогда не доберется до тепла.

Каюр погонял собак, иногда соскакивал с нарт и, придерживаясь рукой за баран[11], бежал рядом.

Домой приехала уже в сумерки. Егор ни о чем не стал спрашивать, он все понял по Анкиным глазам.

— Как ты тут без меня, не болел?

— Ждал…

Анка сняла шапку, отряхнула снег. Не раздеваясь, присела к столу, задумалась.

Егор заглянул в глаза дочери, прижал ее голову к груди и погладил шершавой рукой густые черные волосы.

— Ты бы, однако, разделась, Аннушка?

— Она совсем ребенок, отец… Опоздала я… Если бы ты видел ее, папка! Она так смотрела на меня и ждала, ждала, а я уж ничего не могла сделать!

Анка по-девчоночьи всхлипнула, плечи ее задрожали.

Дверь осторожно приоткрылась. Вошел Иван. Он был в коричневом костюме, серый свитер мягко облегал тонкую юношескую шею. Без кухлянки он казался выше, стройнее.

Егор сердито зашептал:

— Пошто раздетый? Пурга, простынешь.

Но Иван ничего не ответил. Он смотрел на Анку.

— Садись, — предложил Егор.

Иван снял малахай, осторожно присел на табурет.

— Беда пришла?

— Жена Мулитки умерла.

Иван не знал Мулитку, но он знал, как умирают люди, он знал, что Анка доктор и должна спасать людей от смерти.

— Анка… доктор!

— Опоздала она. Ты сиди, Иван. Я пойду чай варить.

Егор ушел на кухню, а Иван сидел и завороженно смотрел на Анку. Ему вспомнилось детство. Точно так же рукой Анка-девочка вытирала слезы, так же сердито смотрели ее заплаканные глаза из-под густых длинных ресниц. Иван забыл в этот миг о долгих годах разлуки, забыл о том, что Анка теперь совсем другая. Куда-то исчезла робость, ему захотелось утешить ее, как бывало в детстве, и он сказал:

— Завтра зайца принесу.

Анка улыбнулась:

— Живого?

— Живого. Только капкан лапу поломает.

— Вылечу…

— Ты хороший доктор…