У синего моря

Глава тридцать четвертая

Немного волнуясь, Никита открыл собрание.

— Надо думать, кто будет вместо Матвея. Егор жалуется, сердце болит. Анка говорит, нельзя ему много работать. А время идет. Артель без Матвея как стадо оленей без вожака. На подледный лов никто не пошел, с базой связь потеряли, а грузов у них много, каюрам работать надо. Сети чинить надо, план пушнины выполнять надо.

Иван и слушал, казалось, что говорил Никита, и ровно бы не слышал. Он ясно понял одно: Матвея похоронили, больше не ждут. Чем спокойнее говорил Никита, тем тревожнее становилось на душе у Ивана. Наконец он не вытерпел и, поднявшись со скамьи, сказал:

— Ты пошто так говоришь? Придет Матвей!

На миг в помещении стало тихо, потом Егор негромко ответил:

— Все ждем, парень, однако жить надо…

— Да, жить надо, — тяжело вздохнув, подтвердил Максим, дернув свою косу.

Некоторое время стояло напряженное молчание, потом заговорили. Большинство людей предлагало кандидатуру Никиты. Он возразил:

— Я охотник. В комнате я буду как заяц в капкане, не смогу, сбегу.

— Ничего, не сбежишь! Охотник!.. — передразнил Максим. — Раз надо — значит, давай…

Егор неуверенно выставил кандидатуру Мани Чечулиной.

— Она училась, счетовод. Знает, как правильно вести артельное хозяйство. Молодая.

На его предложение ответили упрямым молчанием. Настаивать Егор не посмел, но не садился, ждал.

В это время открылась дверь и, весь запорошенный снегом, вошел Анатолий Федорович.

— Мей! — поздоровался он. Ответили разноголосо.

— Что приуныли? А я вам радость привез: Матвей-то жив!

Никто не шевельнулся, не было слышно ни одного возгласа. Потом Егор, насупясь, сказал:

— Пошто так шутишь?

— Вот те раз! Да зачем мне так шутить? — не обиделся Анатолий Федорович. — Я телеграмму вам привез. Вот она. — Он достал из нагрудного кармана пиджака телеграмму. — Кто читать будет? На, Егор, читай.

Одной рукой Егор прижал левую сторону груди, другой взял узкий, длинный листок бумаги. Второй раз такая бумажка принесла ему радость. Сбиваясь, тихо прочитал: "Сообщить не мог скоро приеду Матвей". Прочитал и прижал к груди. И снова было тихо. Потом кто-то неистово захлопал в ладоши, и руки потянулись к Егору. Многие коряки были неграмотны, но каждому хотелось подержать в руках эту волшебную бумажку. Протолкнувшись к Егору, Иван взял телеграмму и по слогам, громко прочитал последнее слово: "Матвей". Радостными глазами он окинул людей и стал читать снова. Егор подошел к нему, пожал руку.

— Ты, Иван, молодец, ты можешь громко радоваться, а я не могу, я буду тихо. Боюсь, сердце умрет, не дождется Матвея… — сказал и, повернувшись к окну, лбом прижался к холодному стеклу.

К нему подошел Анатолий Федорович.

— Ты что, Егор? Смотри, живи давай. Мне вот каюров надо.

— Дадим.

— Юколы обещали.

— Дадим.

Егор посмотрел на огромную, в меховой кухлянке громоздкую фигуру Анатолия Федоровича и заметил:

— Ты, однако, медведь. А за телеграмму спасибо.

— Сам рад, какое уж спасибо.

— У Лены-то был?

— Нет еще. Увидел в конторе свет, людей, зашел.

А телеграмма ходила по рукам. Кто умел читать, читал, кто не умел, рассматривал загадочные строки и гладил по ним пальцами, и наконец она снова попала к Ивану. Он спрятал ее за пазухой и торопливо вышел. Им овладело давно забытое чувство мальчишеского восторга. Не сдерживая улыбки, он шел быстро, потом побежал, споткнулся и упал, рассмеялся и лег на спину. Прямо на него из глубокого ночного неба смотрела яркая звезда. Иван притих и стал наблюдать за ней. Он вспомнил, как интересно рассказывала о звездах Лена. "А знает ли она? Знают ли Гриша и Люся?!" — Иван даже испугался, ему показалось, что он обокрал детей радостью. Почему все забыли? А может, только он забыл и унес телеграмму? Легко вскочил, побежал к школе.

В окне Елены Анатольевны горел свет. Не постучав, Иван осторожно приоткрыл дверь. Гриша и Люся учили уроки, Елена Анатольевна проверяла тетради.

— Ничего не знают. Ай, как нехорошо, забыли про ребят!

Елена Анатольевна улыбнулась Ивану.

— Ты что хмурый?

— Я не хмурый. Я плохой. Радость есть. Я забыл сказать.

— Какая радость?

Иван молча достал телеграмму. Елена Анатольевна прочитала.

— Ребята, ребята!! Слушайте, папка едет!

Люся бросила ручку, соскочила со стула и, шевеля губами, стала читать. Прочитав, уткнулась в бок учительницы и всхлипнула, а Гриша, громко шмыгнув носом, басовито сказал:

— Ну и реви, а я знал, я знал, что папка жив… — Голос его сорвался, и он снова громко шмыгнул носом.

Иван не знал, что ему нужно сделать, чтобы всем было хорошо, и, подумав, предложил:

— Люся варенье любит. Давайте чай пить.

Это неожиданное предложение рассмешило Елену Анатольевну и ребят и тут же было принято единогласно.

Пока Иван грел чай, Елена Анатольевна сбегала за Ульяной. Телеграмму Ульяна читала, сурово поджав губы, и только влажно блестевшие зеленые глаза да жарко вспыхнувший румянец выдавали ее волнение. Чай пить она не осталась, ушла и всю ночь проплакала легкими слезами.