Расследование в его сегодняшнем состоянии кажется инспектору чередой слабо связанных между собой событий. Если вообще — связанных, а не просто совпавших по времени и месту.
Линия Полумесяца явно боковая, тупиковое ответвление, и это инспектору вполне понятно — трудно ставить под сомнение очевидные вещи. Строго говоря, ситуация надуманна: ведь никто не хватился драгоценности и не заявил о пропаже. Если уж на то пошло, то напарники смело могут положить Полумесяц на полку и со спокойной душой ожидать хозяина, который докажет свои права собственности на изделие. Если вообще сможет доказать.
Но вместо этого напарники зачем-то ломают голову, что делать дальше, выдумывают несуществующие связи и прорабатывают вымышленные мотивы.
Обращение к Кунызу — реакция на появление детали, несомненно, побочной. Визит к Гомбе — производная этой реакции. А поездка к Шоиноце, в необходимости которой они уговорили себя буквально через силу, — это производная производной.
И в итоге ничего не остаётся от исходного посыла.
Где тут связь с утопленником, с которого всё началось? Разве что Хейиси — общность места действия, да и общность эта зыбка и туманна.
Издержки профессии: проверить малейшие, даже самые слабые зацепки, — говорит себе инспектор в самом конце Осеннего проекта, когда они въезжают в Большой город — шумный, суетливый и чужой.
Архитектура не особо отличается: почти тот же изящный, но тяжёлый стиль старой массивной застройки, что и в исторической части Карамюсты. Если только каналы пошире, а вода в них потухлее — едва ли не ощутимо прокисшая ввиду несовершенства планировки проточных потоков.
В целом, та же Карамюста, разве что здания повыше и попредставительнее — всё же центр города, но — суета.
Большой город всегда шумен, быстр и бездушен. Напарники чувствуют себя дремучими провинциалами, впрочем, обоим это глубоко безразлично. Они равнодушно, может быть — слегка неприязненно, взирают на резких и озабоченных прохожих с высоты своей повозки, а Ямтлэи и вовсе большую часть пути провёл в дрёме.
— Что думаешь насчёт прыгуна? — спросил Ямтлэи, очнувшись от очередного приступа сонливости.
Полдня в пути — не шутка, и инспектор, который и сам едва не клюёт носом, непонимающе смотрит на напарника.
— Того, что подошёл к тебе в участке, — пояснил Ямтлэи. — Как его?.. Шелпош?..
— Кажется, да — Шелпош, — кивает инспектор.
— Он так просил запомнить его имя, что ты даже его забыл, — усмехнулся напарник.
Но инспектор не разделяет его веселья.
— Не знаю даже, — с сомнением говорит он. — Не доверяю я ему… Впрочем… Что с того, что у Куныза есть какой-то там полумесяц?
— Угу, — с явным одобрением согласился Ямтлэи.
— Во-первых, где гарантия, что он из аурума? И даже если он из аурума — в чём лично я сомневаюсь — быть может, он попал к Кунызу вполне законным способом. Всё-таки, не весь товар у него краденый. А перепродажа жёлтого аурума не преследуется по закону. Может случиться даже так, что тот же Шоиноце приехал к нам именно для того, чтобы встретиться с Кунызом и купить у него ценный экспонат. Нам-то что до этого?
— Согласен, — необычайно бодро отвечает Ямтлэи, радуясь здравомыслию инспектора.
— Ну, вот, допустим, пойдём мы к Кунызу, обыщем его чертог и найдём у него злосчастный Полумесяц — дальше-то что? — вслух размышляет инспектор. — Изъять его — на каком основании? И даже если изымем — что мы с ним будем делать? У нас уже есть один, который девать некуда! — инспектор рассмеялся, и Ямтлэи поддержал его в этом. — А то, что Куныз обманул нас — это ещё ничего не значит. Кто бы сомневался, что он постоянно врёт? И в данном конкретном случае я его отлично понимаю: вокруг этих Полумесяцев целая шумиха, не будет же он показывать свой! Покажет — лишние вопросы возникнут, а так: нет — и нет! В списке запрещённых предметов Полумесяц не числится, какие же тогда могут быть вопросы?
Инспектор обращается не в пустоту, не к воображаемому слушателю, как это принято в подобных ситуациях, а спрашивает непосредственно у напарника, и тот в ответ кивает в знак, что лично он вопросов к Кунызу не имеет.
— Клоун, конечно, — продолжает развивать мысль инспектор, вероятно, имея в виду Куныза. — И болтает слишком много. Но нельзя им пренебрегать: его полумесяц оставим в запасных вариантах… — на некоторое время инспектор задумался, а потом прибавил: — Хотя я так и не понял, что он подразумевал под нечестной игрой?.. — сказал он отрешённо, как мысли вслух.
Инспектор вовсе не рассчитывал на отгадку, вопрос из ряда не требующих ответа. Поэтому и был удивлён, когда Ямтлэи вдруг смиренно и виновато произнёс:
— Всё он правильно сказал.
— Что-что? — переспросил инспектор и посмотрел на напарника.
— Ты спрашивал про красный аурум… — недовольно и глядя в сторону говорит Ямтлэи. — Про то, как я умудрился заметить его в притоне у Куныза…
— Ну да, — отвечает инспектор и недоумённо пожимает губами. — Спрашивал… Молодец, что заметил. А при чём здесь красный аурум?
— Я не заметил, — избегая встречаться взглядом с напарником, глядя за борт повозки, говорит Ямтлэи. — Я помог ему там появиться…
Как-то так получилось, что непоколебимый инспектор, которого так сложно удивить, удивляется всё чаще и сильнее. Обстоятельства в последние дни складываются сложные, а ситуации неожиданные, нестандартные и запутанные — отсюда и недоумение, подействовавшее на инспектора тяжёлым поражающим фактором.
Он замолчал, странно и по-новому глядя на напарника, который, казалось бы, давно ему знаком, но сейчас блеснул совершенно неожиданной гранью своего характера. И от этого стал каким-то далёким, чуждым и даже пугающим.
Каков Ямтлэи, — думает инспектор. Ну и дела! Чего ещё от него можно ждать? Что такого он ещё может выкинуть? — размышляет инспектор, относя тревожащую его тему непосредственно к себе и своим взаимоотношениям с напарником. Сегодня Куныз, а завтра кто?..
— Ну, ты даёшь… — произносит инспектор, решив, что со страшными предположениями и нелепыми подозрениями он перебрал. — Ты подбросил им гремучий аурум, — то ли вопрошает, то ли утверждает инспектор.
— Да эти прыгуны совсем обнаглели, — объясняет Ямтлэи, но без выражения, чем обесценивает своё возмущение.
— Обнаглели?.. — хмыкнул инспектор. — Да, обнаглели, — сам же отвечает он на вопрос. — Но ты думаешь, что это тебя оправдывает?
— Нет, конечно… — хмуро согласился напарник.
А инспектор успокаивает себя тем, что Ямтлэи, вероятно, использует столь нестандартные методы лишь по отношению к отпетым негодяям и явным мошенникам.
— Ты понимаешь, что этот самый Шелпош попал в оборот благодаря твоим действиям? — инспектор, очевидно, взывает к неким внутренним струнам Ямтлэи, вот только, к каким — он и сам не знает. — Причём, в оборот он попал, возможно, незаслуженно.
— Рано или поздно, он и так попал бы в оборот: слишком опасный путь себе выбрал, — невозмутимо ответил Ямтлэи. — Какая разница? У тебя же нет сомнений относительно преступной сущности Шелпоша?
— Действительно… — протянул инспектор, и обстановка как-то сразу разрядилась.
Нервозность в её внешних проявлениях — в виде полунамёков и округлых формулировок — как будто прошла, однако внутреннее напряжение, по крайней мере — у инспектора, осталось.
Сейчас он даже не может точно сказать, кто ему больше неприятен — Куныз или напарник. Смешанные ощущения: разумеется, в борьбе с преступностью все средства хороши, но как известно, принципы инспектору дороже.
— Плевать, — решительно произносит Ямтлэи, ставя в теме жирную точку.
— Вот именно, — с безразличием в голосе ответил инспектор. — Забудь. Сказать честно — удивился, что тебя это тревожит.
— Нет, не тревожит… — произнёс Ямтлэи, и по его тону инспектор определил, что да, в самом деле, не тревожит.
Ямтлэи окончательно охладел к обсуждаемому — если вообще переживал по этому поводу — и вернулся в привычное лениво-равнодушно-деловое состояние.
Процесс не имеет значения, если важен результат, — подумал инспектор. А нам с Ямтлэи предстоит ещё многое.