Восход жёлтого полумесяца

32. Катастрофа

Помещение небольшое. Скорее тесное, нежели уютное. Холодное, а не комфортное, как и положено негражданам-заключённым: сухие шершавые стены, серый каменный пол. Решётчатая, голубоватого металла дверь хоть и открыта, определённо не придаёт помещению приветливости или гостеприимности.

За толстыми прутьями, в коридоре, двое дозорных из персонала тюремного блока — скучают, но глядят на инспектора понимающе, даже с каким-то сочувствием: непросто ему сейчас. Если уж в выходной день выдернули на службу — значит, плохо дело, просто так в неслужебное время в участок не вызывают.

Значит, важный субъект содержался в этой камере, раз уж инспектора среднего класса вытащили посмотреть на то, что от него осталось, — видимо, нечто подобное думают дозорные, и вид у обоих учтивый, исполненные готовности помочь, посодействовать в изысканиях инспектора, подсказать, предоставить всю имеющуюся у них информацию, коей на самом деле не так уж и много.

Дежурный от личного состава участка со скорбным выражением лица разглядывает пятна крови на полу. Инспектор не знает его имени — тот служит в соседнем дивизионе — но помнит его как делового и хваткого сотрудника.

Скорее всего, из инспекторов, такой же скромный трудяга, которому выпала неудача дежурить именно сегодня. Теперь рапортов не оберёшься, да и за действия охраны тюремного блока отвечать придётся, хоть они напрямую ему не подчиняются. Был тут и не предупредил тяжкий инцидент — уже виновен, отписывайся теперь за жалкую и никчёмную жизнь негодяя и налётчика по имени Тгамо Знёрр.

Инспектор невольно представил себе физиономию покойного и подумал, что он, должно быть, и сейчас ухмыляется, даже после смерти не может отказать себе в удовольствии сделать мерзость. Небось, пустыми, омертвевшими ещё при жизни глазами буравит служащих танаториума. Гадко и пакостно.

— Куда смотрела охрана? — холодно спросил инспектор.

— Да как всегда — куда-то не туда, — ответил дежурный от личного состава и через прутья решётки посмотрел в коридор, на стоящих там дозорных.

Те насупились, отвечают хмурыми взглядами — мол, ругань в их адрес далеко не заслуженна.

— Тяжело уследить за всеми, — говорит один из них.

Дежурный от личного состава проницательно глядит инспектору в лицо, тот отводит взгляд.

— Сам понимаешь… — словно оправдываясь, говорит дежурный.

— Да уж, — вздыхает инспектор и становится в угол помещения.

Хотел было прислониться к стене, но побрезговал. Руки в карманах, кажется, опасается прикасаться к чему-либо в этой комнате.

— Такой важный был этот Знёрр? — чуть ли не сочувственно спрашивает дежурный. — Ключевой свидетель?

— Главный обвиняемый, — ещё раз тяжко вздыхает инспектор.

— Понятно, — не менее тяжко, с глубоким пониманием ситуации, произнёс дежурный.

Осторожно обошёл лужу высохшей крови, встал с другой её стороны.

— Искать теперь… — задумчиво и невпопад сказал инспектор.

Дежурный достаёт из кармана обрывок фольги, заглядывает в него и начинает рассказывать:

— С виду — типичная бытовая стычка. Такое, сам знаешь, не в редкость… Не с такими, конечно, последствиями… — дежурный морщась смотрит на засохшее пятно на полу. — Сосед по камере, — дежурный вновь заглядывает в обрывок фольги, — некий Шаоб… Проходит у нас по пустяковому делу — кажется, что-то из разряда мелких краж, дело ведёт Файеделем… Так вот, этот самый Шаоб… Используя подручные средства… В общем, драка или что-то в этом роде…

— Повод-то какой? — спросил инспектор тоскливо, безо всякой надежды на вразумительный ответ.

— Утверждает, что личная неприязнь, — беспомощно развёл руками дежурный. — Не поделили чего-то. Времени вдаваться в подробности у меня не было — провёл лишь первичный опрос… Пока заперли его в верхнем отстойнике. Приставил к нему троих дозорных — на всякий случай. Если есть желание, можешь прямо сейчас подняться наверх и приступить к более детальному допросу…

Инспектор кивает и краем глаза замечает какое-то оживление в коридоре.

Он поднимает взгляд и видит входящего в помещение Ямтлэи. Тот, как всегда, появился практически бесшумно, а вид у него заспанный — небось, всю ночь был на актёрских плясках. Глаза красные и часто хлопают.

Безусловно, имеет право развлекаться по своему вкусу в законный выходной, однако сейчас его осоловелая физиономия вызывает у инспектора раздражение. Не к месту и не ко времени его несобранный и растрёпанный вид.

Как всегда — в нужную минуту Ямтлэи не в форме, и толку от него никакого, — думает инспектор и саркастически, зло ухмыляется.

— Что скажешь? — сухо кидает он, словно смерть Знёрра — прямая вина Ямтлэи.

Ямтлэи запыхался, старается совладать с тяжёлым дыханием, спешно и немного растерянно осматривает помещение.

— Чем это его так? — указывает на пятно Ямтлэи.

— Обломками стула, — ответил дежурный от личного состава.

— Сильный, должно быть, был удар… — безучастно замечает Ямтлэи, будто бы речь идёт о чём-то безобидном и отвлечённом.

— Надо полагать, — инспектор говорит с открытым, ничем не скрываемым недовольством, пытаясь своими словами бросить напарнику вызов и таким образом взбодрить его.

— Там, наверху… — Ямтлэи поднимает палец, указывая в потолок. — Уже допрашивают…

Инспектор непонимающе глядит на напарника.

— Того, который… — Ямтлэи кивает на засохшее пятно.

— Жутёротаф? — с ещё большим недовольством спросил инспектор.

— Мицарой, — ответил Ямтлэи коротко и просто, будто бы эта деталь не имеет большого значения.

Дежурный округлил глаза.

— Мицарой тут? — спохватился он.

— Беги отчитываться! — подсказал инспектор.

Дежурный кинулся к выходу, но в проёме между толстыми голубоватыми прутьями остановился.

— Так… — он обернулся к напарникам в желании что-то добавить.

Постоял несколько секунд, но так ничего не сказав, помчался по коридору на выход.

Ещё через несколько секунд где-то в глубине подвальных катакомб гулко грохнула дверь.

— Может, нам тоже нужно идти? — спросил инспектор.

— Не думаю, — произнёс Ямтлэи.

Инспектор смотрит на него в ожидании пояснений, но тот не торопится. В своём обыкновении выжидает чего-то, формулируя мысль или внутренне взвешивая «за» и «против».

— Нас не допустят, — наконец изрекает Ямтлэи вполголоса, то ли опасаясь, что его услышат дозорные, которые до сих пор маячат в коридоре, то ли просто так — в своей привычке говорить негромко.

Ямтлэи для инспектора — вроде секретного информационного потока, источник неофициальных сведений и слухов из узких кругов. Как-то так получилось, что Ямтлэи вхож в высшее общество участка, в дружеских отношениях со многими из руководства, поэтому почти всегда в курсе тонких нюансов и скрытых течений. Зачастую знает гораздо больше инспектора, поэтому тот и смотрит на Ямтлэи терпеливо и выжидающе.

— Решили, что инцидентом займётся Файеделем, — сказал Ямтлэи.

— Что за глупость? — кинул инспектор, будто озвученное распоряжение — личная прихоть Ямтлэи. — Кто это решил? Жутёротаф? — с привычной неприязнью в адрес начальника спрашивает инспектор.

— Мицарой, — спокойно ответил Ямтлэи. — По крайней мере, я от него это слышал.

— Понятно, — протянул инспектор.

Жутёротафа он ещё мог задавить авторитетом глубоких теоретических познаний и опытностью многолетней практики, но с вышестоящим начальством спорить бесполезно. Мицарой — влиятельнейший старожил от руководства — слушать его не будет. Ему и рангом-то не положено считаться с мнением рядового инспектора. Даже представить себе не возможно, чтобы инспектор обратился к нему с подобным вопросом — чего же ещё говорить о попытке переубедить Мицароя?

Нет, решительно, не получится.

— Рвёт и мечет?

— Нет, — Ямтлэи даже зевнул. — Где уж там… Разве ты когда-нибудь видел, чтобы Мицарой нервничал? Спокойно так и учтиво сказал, что дело ведёт Файеделем, и что никого другого до расследования он не допустит.

— Странно… — задумался инспектор. — С чего бы такое решение?..

— Не знаю. А что? Думаешь, под нас копают?

— Возможно.

— Не переживай раньше времени, — Ямтлэи вновь зевает. — Жаль только, что не раскололи тогда Знёрра, — Ямтлэи позволяет себе циничную ухмылку. — Говорил я тебе: давай вернёмся и дожмём! А ты… У кого теперь выбивать показания? У трупа?

По выражению лица инспектор определяет, что напарнику нисколько не жаль погибшего. А его кривая усмешка кажется инспектору неуместной и злой.