Восход жёлтого полумесяца

9. В домашней обстановке

Что скрывают боги —

Звёздные причуды.

Разве ощутить нам

Поступь звездочёта?

Может быть, те боги —

Быстрые машины…

Тонкий детский голос молкнет в затруднении, но Арэмо не спешит помочь.

— Дальше? — подталкивает она, а Лимя не может вспомнить продолжение.

Фретинил входит в зал.

— Что это такое вы учите? — спрашивает он.

— Поэму «Бог-велосипедист» Дёми Здира, — отвечает Арэмо и улыбается мужу.

— Не рановато ли? — удивился Фретинил.

— Представь себе — задали на дом. В этом году включили в программу обучения.

— Вот как… — Фретинил снимает куртку и садится в кресло.

— Кроме того, думаю, будет неплохо, если Лимя расскажет отрывок послезавтра перед гостями. Как считаешь? — Арэмо смотрит на мужа, а глаза у неё задумчивые, туманные.

Фретинил неопределённо пожал плечами.

— Годе нравятся стихи, — тихо сказала Арэмо. — Кстати, ты пригласил их на послезавтра?

— Конечно.

— Как у них дела?

— Кажется, неплохо.

— Папа, — вклинилась в разговор маленькая Лимя, — а что такое велосипед?

— Велосипед… — Фретинил задумался. — Это такая сказочная машина. Быстрая, должно быть.

— Быстрая… — удивляется Лимя, буравя отца любопытным, нетерпеливым взглядом.

— Дорогая, ты невнимательна, — замечает Арэмо в строгом тоне. — У тебя же сказано: «может быть, те боги — быстрые машины…» — имеется в виду велосипед, — хорошо поставленным учительским голосом декламирует Арэмо. — Доченька, ты же заучила этот стих. Заучила без понимания?

— Я забыла… — с сожалением протянула Лимя. — Прости, мамочка, — девочка понурила голову, прямые тёмные волосы упали на покрасневшие щёчки.

— Ничего страшного, моя хорошая, — нежно сказала Арэмо. — Ты просто устала — мы уже целый час занимаемся. Отдохни, поиграй у себя. Хорошо?

— Хорошо, мама, — Лимя поцеловала маму, обняла отца, после чего убежала к себе в комнату.

— Жалеешь? — упрекнул Фретинил.

— Нет, она выполнила программу на сегодня, — ответила Арэмо. — Даже перевыполнила. У тебя как день прошёл?

Фретинил встаёт, машет рукой, мол — не спрашивай, и идёт переодеваться.

Спустя несколько минут они встречаются в кухне. Арэмо ставит перед Фретинилом тарелку с едой, садится рядом и, взяв в руки ежемесячный сборник, говорит:

— Послушай, что пишут: «Таким образом, становится вполне очевидно, что жизнь на планете не могла зародиться естественным путём», — цитирует Арэмо. — «Особенно странным может показаться отсутствие переходных форм в животном мире»…

— На какой планете? — глядя в тарелку, спрашивает Фретинил. — Это о чём вообще?

— На нашей планете, — терпеливо поясняет Арэмо. — Речь идёт о Таугане. О ком же ещё? Тебе известна жизнь на какой-то другой планете?

Фретинил задумчиво смотрит на супругу и думает о том, как же она не похожа на свою сестру. Настолько ведь они разные: возвышенная мечтательница Арэмо и приземлённая прагматичная Гийра. Совсем не похожи, будто чужие друг другу.

Стоит Арэмо где-то услышать о какой-нибудь загадке, она тут же выдумывает целую теорию, претендующую на пересмотр всех существующих парадигм. Фантазирует воодушевлённо и вдохновенно. Пылко и страстно увлекающаяся личность, и влечёт её иногда совсем не к тому, к чему следовало бы, — думает Фретинил.

Впрочем, откуда знать, что нужно, а что — нет?

— Так вот, — возбуждённо продолжает Арэмо, глядя в ежемесячный сборник. — «Переходные формы…»

— Да, что там с переходными формами? — в голосе Фретинила проскальзывает скепсис.

— Многих звеньев не хватает, если ты не знал, — Арэмо поднимает взгляд и уверенно, в упор смотрит на мужа.

— Чепуха, — отмахнулся Фретинил. — Я где-то читал, что всё древо развития сплошь покрыто белыми пятнами, и ничего удивительного здесь нет: слишком мало ещё мы знаем об этом. Мало форм нашли, мало изучили, где-то, возможно, наши взгляды на теорию развития вообще ошибочны.

— Нет, постой… — Арэмо ищет взглядом в тексте. — Вот здесь…

— Чепуха, — Фретинил говорит уверенно и безапелляционно. — Небось, статью написал какой-нибудь дилетант, а ты читаешь.

— Никакой не дилетант! — возмутилась Арэмо. — Как ты можешь отмахиваться от проблемы, которая уже давно стоит перед книжниками!

Фретинил лишь улыбается в ответ.

Мистический романтик Арэмо — она увлекается загадками и тайнами, старыми и не всегда научными. Постоянно читает неизвестно откуда взявшиеся книжки про какую-то цикличность развития, цитирует и воспринимает всё это всерьёз, чем иногда несколько выводит Фретинила из себя. Даже не выводит, а скорее — диссонирует с его сугубо здравыми убеждениями.

— Проблемы нет, — уже спокойнее и не так напористо рассуждает Фретинил. Он откинулся назад и рассматривает лицо жены как бы издалека. — Проблемы нет, если её искусственно не создавать. Есть теория, которая всё объясняет, она общеизвестна. Она не противоречит существующим данным. К чему плодить излишества?

— Почему — излишества? — упирается Арэмо. — Многие сложные формы живого не имеют предков среди более примитивных существ…

— То, что нам эти предки неизвестны, ещё не значит, что этих предков не было. Мы их просто ещё не нашли, вот и всё.

— Вечно ты споришь… — с досадой говорит Арэмо, встаёт и идёт заваривать горячие травы — беседа в заданном ею ключе не удалась.

— Спор начала ты! — усмехается Фретинил не без самодовольства.

Спорить Фретинил любит, временами может показаться даже, что он любит спор ради спора.

Но вообще-то, это, наверное, не так: истина дороже.

Последнее обстоятельство, кстати, зачастую ставит Фретинила в различные неудобные ситуации в рамках службы. Уж кто-кто, а про Фретинила абсолютно уверенно можно сказать, что он принципиальный. И принципиальность его, как говорится, родилась ещё раньше него самого.

Про Арэмо, впрочем, можно сказать примерно то же, разве что — упорства её зачастую не хватает. И поэтому споры их носят бескомпромиссный, а иногда и ожесточённый характер. В рамках приличия, естественно, но не поступаясь научной этикой.

— А как же условия на планете? — не оборачиваясь, спрашивает Арэмо, сдаваться на этот раз она, кажется, не собирается. — Ведь они идеально нам подходят! Неужели ты допускаешь, что это совпадение?

— Это не они нам подходят, — вновь усмехнулся Фретинил. — А мы развивались под действием этих условий. Поэтому они нам и подходят. Были бы чуть другие условия, то и мы были бы другими: с тремя ногами, например.

— С тремя ногами? Что за чушь?

— Это я так, для примера. Разумеется, три ноги — это явно неудобно.

Арэмо немного насупилась — это чувствуется в тоне её речи — и демонстративно не оборачивается, занимаясь горячими травами. А Фретинил рассматривает её со спины и в своём обыкновении внутренне улыбается.

— Кстати, ты пригласил Году в гости? — спрашивает Арэмо, вдруг и невпопад.

— Да, — отозвался Фретинил. — Ты уже спрашивала.

— В самом деле? — Арэмо оборачивается и смотрит на него большими чувственными глазами. — Не помню… Как у неё дела? — спросила Арэмо.

А Фретинилу кажется, что она как-то странно на него смотрит. Будто бы подозрительно или с какой-то недосказанностью.

— Хорошо, — отвечает он, решив, что ему всего лишь показалось.