Инспектор идёт длинным гулким коридором. Кажется, что тут никого нет. Немного странно, что в целом здании — никого, но это неудивительно. Рабочий день ещё не начался, да и звёздный наблюдариум — не совсем публичное место, по определению.
Инспектора одолевает что-то вроде благоговения: когда-то давно, в детстве, он, кажется, даже мечтал стать звёздным книжником. Не помнит точно, так ли это было, но что-то в этом роде имело место.
Может быть, жаль, что в итоге не вышло, но как уж получилось, — думает он, и мысли его путаются. Почти бессонная ночь, нервы и множество непонятных ему вещей — всё это накладывает отпечаток на сознание и состояние. Мысли скомканные и вялотекущие. Тонут в вязкой пелене, что окутала инспектора, защитным слоем отгораживая от реальности. Но действовать нужно, инспектор подбадривает себя, подталкивает вперёд, хотя, признаться, толкового плана у него нет — даже на ближайшие полчаса.
Он вышел из дома очень рано. Мог бы, конечно, так не торопиться — ведь намеченный визит легко и справедливо можно считать служебной необходимостью. Однако не в его это обыкновении — не в привычке инспектора являться на службу позже положенного времени. И сегодня делать исключение из правил инспектор не намерен, поэтому-то и вышел очень рано.
Дома Омжлусо Дюрта не оказалось. То есть, может быть, конечно, что он спал или, к примеру, просто не пожелал открывать дверь, тем более — в такую рань. Но инспектор отчего-то решил, что Омжлусо до сих пор на службе. Не сказать чтобы инспектор хорошо знал Омжлусо или изучил его повадки, но почему-то именно так и подумал — Омжлусо в звёздном наблюдариуме.
И не ошибся — вот он, сидит, положив голову на скрещенные руки, которые в свою очередь покоятся на рабочем столе. Правильнее сказать — полулежит и, возможно, спит. Или просто отдыхает. Не лучше ли было идти домой?
Инспектор закрывает дверь за собой — мягко и деликатно, словно не желая потревожить Омжлусо, однако тот поднимает голову и осоловевшими глазами глядит на вошедшего.
Естественным было бы удивление, но не от Омжлусо. Он лишь устало смотрит на инспектора и то ли улыбается, то ли хмыкает в раздражении — выглядит это не очень приветливо.
— Скоро заканчиваю, — говорит Омжлусо Дюрт таким тоном, будто оправдывается. — Через несколько минут — последняя отсечка… Запишу данные, и — домой… Но после обеда опять нужно возвращаться: работы много… — говорит он, и кажется, что невпопад.
Как в бреду, а может быть, так оно и есть. Внимание рассеянное, а взгляд мутноватый.
— Работы много… — продолжает Омжлусо до ужаса уставшим голосом. — С тех пор, как уехал Хабартш, приходится много работать. Делать за двоих… Свалил всё на меня. Толком не сплю уже третью ночь…
— А где Хабартш? — спросил инспектор, оглядываясь по сторонам. Ничего примечательного, именно так он себе и представлял: рулоны фольги, кипы разрозненных обрывков, аврал и беспорядок. — Куда он уехал?
— В Лёжюерр, важная командировка. Вызвали срочно и надолго… — Омжлусо Дюрт широко зевает. — Надолго, — повторил он. — Я тоже жду вызова — Хабартш говорил, что без меня не обойдётся.
— Жаль, — инспектор тоже не может удержаться от зевоты. — Я к нему вообще-то по делу.
Омжлусо Дюрт безразлично пожимает плечами, мол, по делу — так по делу, мне-то что? Меня это не трогает, помочь ничем не могу.
— А что такое? — всё же говорит он. — Можете мне передать, а я скажу Хабартшу.
Инспектор спешно лезет в карман куртки и даже нащупывает там кусочек холодного аурума, но вовремя останавливается в своих намерениях. Сомневается в целесообразности задуманного и вытаскивает руку пустой.
А Омжлусо словно бы замечает колебания инспектора. Стал серьёзным и глядит на инспектора с чуть заметной обидой.
— Напрасно вы такого обо мне мнения, — примирительно говорит Омжлусо. — Зря так думаете. Я вполне благонадёжен, — в тоне Омжлусо вновь проскальзывает попытка оправдаться.
— Ты о чём? — искренне недоумевает инспектор.
— Да так… — неопределённо ответил звездочёт, встал, прошёл вглубь кабинета, к другому столу, и низко над ним склонился.
А инспектор в очередной раз удивляется поразительному сходству, что связывает Омжлусо и Ямтлэи. Недомолвки и нелепые обиды, серьёзность которых всегда вызывает у инспектора сомнения. Специфическая манера изъясняться и даже походка — всем Омжлусо Дюрт напоминает инспектору его напарника.
Вот стоит он, вперив равнодушный взгляд в таблицу, которая, небось, очень дорога его коллеге Хабартшу, и никаких эмоций и желания качественно сделать свою работу у Омжлусо нет. Просто обязанность — опостылевшая и бессмысленная в глазах Омжлусо. Как-нибудь, лишь бы отстали и больше не лезли со своими исследованиями.
С разъяснениями своего последнего намёка Омжлусо не спешит, не утруждает себя пояснить, что имел в виду, поэтому инспектор волен трактовать так, насколько сам понял, и мысли инспектора уходят всё дальше, какими-то параллельными путями.
Быть может, — думает инспектор, — и в самом деле, всё, чему я стал свидетелем в последние несколько дней, — лишь череда случайностей. И роль звездочётов в этом деле и в домыслах инспектора куда как скромнее, нежели это может показаться. Если она вообще есть — эта роль, в чём инспектор уже сильно сомневается.
Так уж получилось, — думает он, — что Омжлусо Дюрт приударяет за дочкой Гомбы… Кстати, а как её вообще зовут?.. Под видом преподавания пробрался в дом к богатому и знатному коллекционеру, а цена-то всего-навсего — увлечение смазливой и наверняка ведь глуповатой красоткой, — размышляет инспектор, наблюдая за служебными хлопотами Омжлусо.
А расследованием интересовался из чистого любопытства. Все спрашивают, вот и он туда же, что ж в этом такого? Без всякой задней мысли, не упускать же столь редкую возможность черпануть информацию из первых уст! А потом рассказать с важным видом, похвастаться перед коллегами, поддакнуть Хабартшу, поразить своей осведомлённостью товарищей по актёрским пляскам.
У прыгунов берёт что-то из полузапрещённых товаров, да кто этим брезгует? Вся Карамюста нет-нет, да и ходит на набережную Комалак, а то — и куда поглуше. Прикупают кое-что, к тому же — не всё у прыгунов такое гремучее и нелегальное. Или даже — для наблюдариума Омжлусо старается, мало ли у них тут потребностей, а всего необходимого через официальные каналы не достать. Сталкивался с подобными нюансами инспектор, если честно, то всяко бывает.
А Хабартш — так тот и вообще никакого отношения к делам инспектора не имеет. Сидит себе в своём наблюдариуме да за звёздами послеживает. Славный, должно быть, парень. Увлечённый и абсолютно безобидный…
— В конце концов, разве я виноват в том, что я — звездочёт? — говорит вдруг Омжлусо, чем выводит инспектора из оцепенения размышлений.
— Что-что? — переспросил инспектор.
— Ничего… — отмахивается Омжлусо, продолжая записывать что-то в объёмистую книгу.
Повинуясь неясному своим происхождением порыву — то ли давно уже вынашивал эту идею, то ли следствие дурманящего разум недосыпа — инспектор всё же достаёт изъятое у Куныза изделие и некоторое время держит его в открытой ладони, словно бы взвешивая, внимательно рассматривает блестящую поверхность.
Узоры почти такие же, как на том, что они потеряли. Перекрещенные линии, инспектор пересчитывает их, и получается семь таких полос. Прямые, выведенные очень чётко, искусным пунктиром. Два круга, соединённые между собой чёрточками. Ещё непонятные фигурки и ломаные…
Инспектор приблизился к Омжлусо и положил полумесяц на стол.
— Знакомая вещь?
Звездочёт некоторое время смотрит на изделие, потом переводит удивлённый взгляд на инспектора.
— Хабартш собирает такие штучки… — кивнул Омжлусо Дюрт.
— Собственно, всё равно — подделка, — равнодушно говорит инспектор.
— Вот он обрадуется! — улыбнулся звездочёт. — Спасибо!
— Да не за что… — инспектор пожал плечами и проследовал к выходу.