Восход жёлтого полумесяца

50. Мистерия в наблюдариуме

Нельзя сказать, что посетители наводнили звёздный наблюдариум, однако определённо — их стало больше. Ведь до этого их вообще почти не было, а теперь они появились — в этом всё и дело. Основное и весьма значимое отличие.

Разношёрстная публика: иногда это были хмурые подозрительные личности, иногда — вполне приветливые и доброжелательные. В большинстве случаев Хабартш оставался недоволен результатами визита гостей, и лишь изредка задорно потирал руки и заявлял, что работа теперь пойдёт.

Омжлусо Дюрт слабо понимал и в открытую не интересовался, что это такое происходит, что нужно всем этим посетителям и почему это как-то должно продвинуть их работу. Пожалуй, только в одном он был уверен — на самом деле ощутимых и принципиальных успехов в работе они не достигли.

Слова Хабартша о вот-вот ожидаемом прорыве казались Омжлусо преждевременными, а надежды — напрасными. В глаза коллеге он, разумеется, этого никогда не сказал бы, впрочем, и переживаний по этому поводу у него не было.

Хабартш редко и словно бы нехотя посвящал коллегу в суть прорабатываемой идеи, поэтому сведения Омжлусо поступали скудно и обрывками.

Но кое-что он знал.

Все посетители несли Хабартшу некие антикварные предметы — преимущественно жёлтых оттенков и производных от вращения форм. Причём, чем ярче и красивее были экспонаты, тем меньшие ожидания Хабартш испытывал. А чем сильнее облик изделия походил на круг, тем больший интерес выказывал Хабартш.

Как и положено историческим артефактам, многие из них содержали надписи и начертания. Омжлусо Дюрт не до конца уверен, но кажется, что именно на эти, зачастую непонятные и вряд ли информативные, письмена и возлагал Хабартш свои надежды.

Чуть позже он признался, что какое-то время назад ему пришло в голову — и причины тому были понятны разве что Хабартшу — что ключи к расшифровке принятых из Эфира посланий кроются именно в кодах, которые якобы нанесены на невообразимо древние экспонаты. Списочники и книжные описания содержали информацию далеко не исчерпывающую, поэтому-то Хабартш и запросил помощи у коллекционеров.

Собиратели древностей в большинстве своём были особами далёкими, как территориально, так и по мировоззрению, однако — довольно странное дело — к призывам звездочёта отнеслись с пониманием, а к его исследованиям — с сочувствием.

— Если сопоставить код, написанный на пластинах, с нашим сигналом… — таинственным голосом говаривал Хабартш, задумчиво глядя в свои записи.

Как правило, он не продолжал этой фразы — то ли сам не до конца представлял себе, что это даст, то ли не верил, что из этого что-нибудь получится.

Но работа продолжалась. Визитёров становилось всё больше, иногда их было по несколько в семидневку, и Омжлусо их не жаловал, про себя называя высокомерными и проходимцами. Справедливости ради стоит заметить, что и в самом деле, не все из них были солидными коллекционерами, а некоторые приносили и вовсе подделки.

Подделок, как довольно скоро выяснилось, было громадное множество. Но этот факт, вообще-то, для Хабартша был не решающим: ведь подделка подделке — рознь. Звездочёту важен не сам экспонат, сколько информация, которую он содержит. Если копия выполнена качественно, на совесть, какое Хабартшу дело до того, что это копия? А иные оригиналы оказались повреждены настолько, что с них прочитать вообще ничего невозможно.

К тому же, разные экземпляры содержали разный набор символов, а следовательно, и отличную друг от друга смысловую нагрузку — если, разумеется, таковая имелась вообще. Таким образом, условия головоломки всерьёз усложнились за счёт того, что часть её деталей оказалась вне поля зрения — и это лишь один из аспектов. Другой же состоял в том, что неизвестно было, существуют ли эти самые другие детали. Или же поиск изначально обречён на провал ввиду ошибочности показаний к нему.

Впрочем, Хабартша это, кажется, не смущало, и он продолжал твердить о прорыве, который ожидает их в ближайшее время.