В коридоре, немного не доходя до своего кабинета, он повстречал Эгодалимо.
Сегодня она особенно красива и по-утреннему свежа. Тёмно-жёлтые, цвета аурума волосы развеваются на ходу, подобно солнечным лучам в погожий летний день отблёскивают то ослепительным, почти белым, то отливают тенью, будто вплетаясь в её чёрное платье.
Впрочем, инспектор, будучи личностью далёкой от романтики, отметил лишь гармоничное, приятное глазам сочетание тонов.
И ничего более.
— Я подготовила тебе информацию, которую просил, — приветливо улыбаясь, говорит Эгодалимо, и заметив лёгкое замешательство инспектора, поясняет: — Данные о пропавших без вести за последний год. Занесла к тебе, оставила на столе.
— Ах, да, — инспектор вспомнил о вчерашней просьбе. — Спасибо. Сейчас гляну.
— Вряд ли найдёшь что-нибудь интересное. По вашему… — Эгодалимо запнулась, подыскивая подходящее слово, а найдя, проговаривает с трудом: — По вашему утопленнику почти ничего: среди пропавших никто на него не похож.
— Жаль, — безразлично ответил инспектор.
Эгодалимо смущённо улыбнулась и шагнула вперёд, мимо инспектора, намереваясь идти дальше, однако тот останавливает её словами:
— Кстати, хотели пригласить вас в гости.
— В гости? Когда? — Эгодалимо смотрит на инспектора, а он отмечает скованность в её позе: прижала пачку фольги к груди, кажется — довольно сильно, даже костяшки пальцев побелели. Взгляд неуверенный, немного растерян.
— В зевий, — ответил инспектор. — На праздник, — последнее слово он произносит протяжно, с подчёркнутым выражением, немного в нос.
Можно считать это издёвкой, поскольку инспектор с некоторым пренебрежением относится к старым традициям, особенно к празднованию Дня Достижения. Если бы не супруга, то инспектор и вовсе никогда не стал бы устраивать торжество по этому поводу.
— Как приятно, — Эгодалимо искренне улыбается и даже чуть жмурится от умиления, однако руки не расслабляет и всё так же напряжённо прижимает листы к груди.
— Арэмо и дети будут рады, — уже без насмешки в голосе добавил инспектор.
— Знаешь, мы бы пришли, — в её глазах появляется сожаление, — но Мицарой обещал всем дежурство в праздник. Вам ничего не говорили о дежурстве на Плоской Юнбё?
— Говорили, — кивает инспектор. — Но ведь не вечно же там дежурить: вечер у тебя никто не отнимает.
— Так-то да, — тихим чувственным голосом говорит Эгодалимо, но тут же криво, с горечью улыбается: — Только боюсь, что вечер будет уж очень поздний.
— Всегда есть вероятность того, что не попадёшь в списки, — настаивает инспектор.
— Ну да, — без уверенности ответила Эгодалимо.
— Так вы придёте?
— Придём, — немного вынужденно согласилась она. Сказала это неожиданно — возможно, даже для самой себя. — Так что — ждите, — кокетничает Эгодалимо, — готовьтесь.
— Отлично! — сказал инспектор воодушевлённым тоном, который совершенно не идёт его бесстрастному лицу.
— Спасибо, — скромно сказала Эгодалимо, стремясь завершить беседу.
Однако инспектор ещё не закончил. Он вдруг спрашивает:
— Это всё?
Вопрос, следует заметить, далеко не корректный. Слишком широк и размыт смысл этого вопроса, чтобы Эгодалимо догадалась, что инспектор ожидает разрешения вчерашней интриги — их непонятного и оборванного на полуслове разговора. Одному инспектору известен смысл этого вопроса, и Эгодалимо вполне естественно недоумевает:
— Да. А что?
Инспектор молчит некоторое время, потом отвечает:
— Нет, — вновь короткая пауза. — Ничего.