Дверь осторожно приоткрылась, и в кабинет к притихшим напарникам заглянула Эгодалимо.
Дверь не скрипнула и не стукнула, а всего лишь прошелестела — Эгодалимо всегда предельно аккуратна и деликатна в своих действиях, но в напряжённом и гнетущем безмолвии едва слышный звук показался именно грохотом, нестерпимым стоном, звонком, вызывающим обречённых к мучению.
Всего лишь лёгкий шорох открывшейся двери, но инспектор резко вскинул голову и неприятным нервным взглядом упёрся в Эгодалимо.
— Ребят… — кротко позвала она и замолчала в нерешительности и ожидании.
Проняло даже непробиваемого и до глубины души безразличного Ямтлэи, который ко всему в этой жизни относится с презрением и пренебрежением. Он поднял взор, обычно — скучающий, но сегодня издёрганный и забитый, и красными от недосыпа, а возможно — и от переживаний, глазами посмотрел на вошедшую.
— Ребят, — повторила Эгодалимо всё тем же тихим голосом, — вас вызывает Мицарой…
Напарники переглянулись — понимающе и однозначно, но так и остались сидеть на своих местах.
— Срочно, — сказала Эгодалимо и с сочувствием поглядела на напарников.
Вероятно, она уже тоже знает о ночном происшествии — инциденте со смертельным исходом, очередном, но так хотелось бы думать, что последнем в череде неприятностей, постигших участок. Разумеется, Эгодалимо уже слышала — как же не знать, если весь участок только об этом и говорит. Инспектору думается, что каждый, кто с утра хоть раз прошёл мимо их кабинета, подумал об угораздившей их неудаче, а может быть, даже злорадно усмехнулся в их адрес.
— Идёте? — стараясь выглядеть максимально учтивой, спросила Эгодалимо, а Ямтлэи лишь пытается пошутить в ответ:
— А мне обязательно?
Эгодалимо виновато улыбается и исчезает в дверном проёме.
А инспектор встаёт и, кинув небрежное:
— Сказали же — обоим! — следует за ней.
Ямтлэи неспешно поднимается со своего места.
К своему удивлению, в коридоре инспектор тут же натыкается на Эгодалимо, которая никуда не ушла, а стоит в двух шагах от двери в их кабинет и, судя по её виду, будто бы кого-то караулит. Вне всяких сомнений, ждёт она именно инспектора, потому что при его появлении тут же ловит его за локоть и решительно ведёт к лестнице.
— Фафе, послушай… — шепчет Эгодалимо, а инспектор отмечает про себя, что, пожалуй, никогда не видел её столь отчаянной и напористой. — Только — слушай внимательно!..
А он не может взять в толк, что же это такое происходит, да и не до этого ему сейчас — все мысли только о предстоящей встрече с Мицароем.
— Фафе! — это Зеддоэф, который вынырнул с боку, как всегда неожиданно и не к месту. — Тебя там Мицарой ждёт! — бесшабашно и чуть ли не весело воскликнул Зеддоэф и даже хлопнул инспектора по плечу — то ли издеваясь, то ли подбадривая.
— Знаю, — в привычно меланхоличной манере отвечает инспектор, но вдруг, не сдержавшись, громко огрызается: — Да знаю я!
Зеддоэф шарахнулся в сторону от нервного коллеги и остался где-то позади.
— Фафе, ты только послушай, это очень важно… — скороговоркой шепчет Эгодалимо, и они уже поднимаются по лестнице. — Хочу предостеречь тебя от… — говорит она, а инспектор думает о том, что вместо расширенного и столь долгого вступления Эгодалимо уже давно могла перейти к главному. — Ни в коем случае не верь…
Прямо перед ними, словно из ниоткуда, появляется Ямтлэи, и Эгодалимо в смятении замолкает.
Ямтлэи смотрит на инспектора тяжёлым взглядом, гамма чувств в котором ширится от глубокого непонимания до лёгкой ненависти.
— Долго тебя ещё ждать? — без выражения спрашивает Ямтлэи и становится привычно покладистым.
А инспектор озадаченно глядит на напарника, не в силах понять, как же он умудрился пробраться сюда мимо и раньше них. Инспектора не отпускает навязчивое и нелепое впечатление того, что намеренно Ямтлэи это сделал — якобы, есть в его появлении скрытый умысел, словно хотел прервать Эгодалимо и не дать ей сказать что-то важное.
— Да… — протянула Эгодалимо и растерянно посмотрела на инспектора. — Мицарой вас, наверное, уже заждался.
И инспектор, конечно же, осознаёт, что на самом деле она хотела сказать что-то другое.