Ямата-но Орочи

Глава 56. Конец

21 мая 60 года от начала Эпохи Какурезато

— Как же вы достали, — брезгливо бросил Момошики.

В зыбких предрассветных сумерках вспыхнули открывшиеся глаза Ооцуцуки. Жемчужный блеск Бьякугана сменился золотом. Золотом же окрасилась и пара Риннеганов на ладонях Момошики. И третий Риннеган, появившийся на лбу, тоже сиял золотом. Трансформации чакры и мутации в теле постепенно завершались, по белой коже пролегли ровные черные линии, напоминающие по внешнему виду джуиндзюцу, но по сути они прорастали внутрь и переплетались с живой плотью. Это имел в виду Орочимару, когда говорил, что Ооцуцуки способны комбинировать свои тела? Напроминает чем-то техники Химеры и Мертвой Марионетки, когда воедино спаиваются несколько живых или мертвых людей. И напоминает печать на теле Хинаты.

Эти мысли пронеслись в голове Микото. У нее еще была надежда разгадать секрет трансформации Ооцуцуки, понять ее суть и попытаться отменить. Но было поздно. Момошики расправил руки и поднялся над землей. Чакра бурным потоком текла по телу и концентрировалась в груди. По ушам ударил оглушительный крик, сменившийся грохотом. Ударная волна понеслась во все стороны от Ооцуцуки. Это был лишь крик, наподобие техники Рева Дракона Орочимару, но сила его была сравнима с Биджудама.

Микото резким ударом разрезала воздух перед собой саблей. Воздушный клинок рассек взрывную волну. Хлесткие порывы ветра трепали волосы и перехватывали дыхание. Но ее хотя бы не смело назад, как двух Кагуя.

Крик оборвался резко. В небе гигантская тень заслонила звезды и рухнула на Ооцуцуки. Окованный металлом конец посоха напоминал гору. Момошики поймал этот удар рукой, но все равно опустился на землю, придавленный огромным весом. Мимолетная клыкастая усмешка мелькнула на его губах. Легкое движение руки — и гигантский посох уносит в сторону вместе с владельцем. Энма в руках Джирайи еще в полете уменьшился до обычных размеров, пока сам сеннин неряшливо кувыркался в воздухе, стараясь погасить инерцию броска.

В руках Момошики сверкнула алая чакра, она вытянулась и превратилась в копье. Которое Ооцуцуки почти успел метнуть в Джирайю, когда возле него раздался треск молний. Два сгустка райчакры, синей и черной, с гигантской скоростью врезались в Момошики, заставив того заблокировать сдвоенный удар. На мгновение он замер, как и атаковавшие его шиноби. В облаке электрических разрядов стало возможно различить Райкаге. Третий и Четвертый Эй все же добрались до места битвы. Додзюцу на руках Ооцуцуки сверкнули — райчакра вокруг Райкаге начала стекаться к ладоням Момошики, когда в сумерках вспыхнула еще одна аура янтарного цвета. Объятая пламенем Третьей Активации Шичи Тенкохо Цунаде врезалась в Ооцуцуки.

Волосы Момошики взметнулись, стремясь оплести Цунаде и остановить ее, но были просто разорваны в клочья силой Сенджу. Тело Ооцуцуки смело, тот кубарем покатился по земле, пропахивая в камне канаву. Перед ним вспыхнуло пурпурное пламя, в сердце которого сформировался гигантский скелет. В костлявых руках застывшим языком пламени светился короткий клинок Тоцука. Земля перед Момошики взорвалась, из нее вырвались мощные гибкие тела. Древесная техника напоминала драконов, чьи хищные пасти устремились к скрытому покровом Сусаноо Фугаку. В сумраке тревожно сверкнули несколько пар алых глаз. Вокруг них вспыхнула огнем чакра разных цветов, формируя еще шесть Сусаноо. Призванные Эдо Тенсей Учиха и Кохару с Данзо встали на пути древесных драконов, разрывая их и поглощая Стихией Тьмы.

Микото вытянула вперед свободную руку. Глаза обожгло изнутри чакрой. Незримая отталкивающая сила ударила Ооцуцуки в спину, толкая на клинок Тоцука. Но тот словно уперся ногами в воздух, а через миг его подбросила вверх начавшая расти ввысь земля. На ней словно начал расти темный холм. Он быстро вымахал выше Сусаноо, у бесформенной горы камней выросли руки и голова, по темному телу пошли трещины, сквозь которые вырвался иссушающий жар раскаленного нутра. Огромный каменный голем замахнулся рукой, стремясь размозжить всех Учиха перед собой разом, когда в него врезалась темная каменная скала.

Земля задрожала, Микото присела, чтобы не упасть из-за толчков, когда пылающая внутренним жаром каменная громада призванного Момошики голема столкнулась с почти такой же ожившей каменной глыбой, но за спиной которой в воздухе парил беловолосый парнишка с пылающими небесной лазурью глазами — Ооцуцуки Тонери.

— Ты!

Этот голос, напоминающий звериный рык, пробился сквозь грохот сражающихся големов. Силуэт Момошики смазался. Он молнией пронесся в воздухе и появился возле Тонери. Руки с Риннеганами уже потянулись к лицу лунного Ооцуцуки, когда Момошики пришлось резко отпрянуть. Прямо перед его лицом пронеслись серые костяные снаряды. На лице пришлого Ооцуцуки мелькнула тень испуга. Он резко оглянулся в сторону, откуда прилетели пепельные кости. Золотые глаза встретились взглядом с глазами, закрытыми поволокой из жидкого металла.

— У тебя нет права понимать руку на Ооцуцуки, — с насмешкой бросила Хикава. — Таковы законы клана.

— Нет! — Момошики резко попытался отвести взгляд, но было поздно.

На ртутной поверхности додзюцу Хикавы потекли золотые искры, из глубин серебристого металла словно выплыло другое додзюцу. Золотой Риннеган. И в это же время пара глаз на ладонях Момошики потускнели, складки кожи вокруг них задрожали и медленно закрылись, скрывая глаза. И вместе с ними потускнел и закрылся третий глаз, золотистый Риннеган на лбу Ооцуцуки. Одновременно складки кожи разомкнулись на челе Хикавы, отворяя точно такой же глаз, какой был у Момошики.

— Это додзюцу... Кто ты еще такая?! — взревел Момошики.

— Ты поглотил Киншики, но не узнаешь меня? — холодно спросила Хикава. — Неважно... Спасибо, что отомстил убийце Шутен-доджи. Но теперь ты сам должен умереть.

— Ты! Не может быть... — у Момошики задергался глаз. — Хикава?!

Ооцуцуки отшатнулся назад и замер, внезапно поняв, что оказался окружен в кольце из восьми гигантских огненных силуэтов Сусаноо, один из которых принадлежал Микото. В небе зависла тень летающего храма, возле которой были видны парящие на песчаных островках Тенрай и Раса. Момошики оказался окружен сильнейшими шиноби коалиции. И оказался лишен Риннегана. Додзюцу Хикавы похитило силу глаз Ооцуцуки. Микото не знала, долго ли продлится эффект техники возрожденной Орочимару женщины, но этого должно было хватить, чтобы расправиться с Момошики. Его сила огромна, но сейчас он уязвим.

Это понимал и сам Момошики. Резко оглянувшись по сторонам, он зло скривился. Чакра в его теле всколыхнулась, исказилась. И вместе с ней начало искажаться тело Ооцуцуки, закручиваясь и втягиваясь в одну точку. Пространственно-временная техника! Он просто решил сбежать. Однако поток чакры внезапно заколебался. Искажения вокруг Момшики прервались, а он сам пошатнулся, словно от увесистого удара.

— Телепортация здесь запрещена.

Голос, произнесший эти слова, был ровен и спокоен. Настолько, что часто раздражал Микото, хотя она никогда старалась этого не показывать. Голос принадлежал Орочимару и заставил Момошики замереть. Хотя, скорее всего, застыл он от внезапно накатившей на него волны сакки и давления могущественной чакры. До Микото докатились лишь отголоски, но и она невольно сцепила зубы. Возникло чувство, словно рядом появился еще один Ооцуцуки.

Собственно, так оно и было. Возле Момошики внезапно появились два силуэта. Орочимару в разорванном кимоно, относительно целыми остались лишь потрепанные хакама. Его белая кожа чуть ли не светится в темноте от внутреннего света, на спине переливается искусный рисунок нескольких монстров. Глаза сияют в темноте алым. И третий глаз горит пурпуром. Микото видела и узнавала его. Интонации голоса, выражение лица, язык тела — все это было от Орочимару. Но чакра... Она не казалась подавляющей и сильной, но она была нечеловеческой. Иной. Словно слепила глаза лазурью и вплетенными в нее искрами разной природы.

Подавляла силой его спутница. Женщина, чье лицо было очень знакомым Микото. Она напоминала Кураму, лисью жрицу с Кумотори, как две капли воды. Но вместо рыжих волос — белые, в глазах жемчужный блеск Бьякугана, а во лбу багрянцем сияет Риннеган с каплями томое на концентрических кругах. Белая одежда и рога на голове — она очень походила на виденных Микото Ооцуцуки. Значит, это и есть Кагуя. И сейчас она стоит возле Орочимару.

Момошики замер, сверля взглядом Кагую, пока медленно не выпрямился и не рассмеялся. Заливистый смех громом отдавался в предрассветной тишине. Микото было сложно прочитать его причины. Эмоции на лице Ооцуцуки были слишком сложны. Страх, радость, отчаяние и надежда — все вместе.

Смех оборвался.

— Ты снова предала, Кагуя! — взревел Момошики. — Ты не видишь свою судьбу, но я вижу ее! Это ошибка, которая дорого обойдется тебе! Клан не простит ее вновь, как это было в прошлый раз! Вернись и...

Микото почувствовала, как незримая сила ударила в окутывающую ее чакру Сусаноо. Ее и остальных Учиха вместе с Кохару и Данзо потащило назад. Пылающие огромные фигуры Сусаноо тяжело упирались ногами в землю, взрывая многострадальный камень, не в силах выдержать напор чужой мощи. Слова Момошики оборвались, он завис в воздухе, словно раздавленный меж двух невидимых ладоней.

— Ты овладел Джиппо, Момошики, — слова Кагуи были холодны и бесстрастны, — но без Сенрингана техника Десяти Направлений не позволяет видеть все будущее. И даже будь у тебя Всевидящий глаз, твои угрозы остались бы пусты. Пока в мире есть Шинган, будущее не может быть предсказано.

И только после слов Кагуи Момошики, похоже, заметил, что рядом с нею есть еще кто-то. Взгляд золотых глаз Ооцуцуки упал на Орочимару. И теперь Микото уже не сомневалась в его чувствах. На лице Момошики не было ничего, кроме страха. Орочимару и Кагуя протянули к Ооцуцуки руки, чтобы ухватиться за что-то невидимое Микото. И потянуть его на себя. Рот Момошики распахнулся в беззвучном крике. Его тело задергалось в судорогах и начало растягиваться в стороны, словно раздираемое пространственно-временной техникой. Это длилось недолго. Всего пару секунд было видно, как от плоти отделяется призрачная тень души, а сама плоть сжимается в кровавый плод. Орочимару и Кагуя просто разорвали Момошики на куски, разделив его душу тело. Очень скоро от него остался лишь кровавый плод чакры в руках Кагуи, который словно втянула в себя тьма в широких рукавах ее кимоно.

Момошики был побежден также внезапно, как он и появился. Микото чувствовала растерянность остальных сквозь узы Омойкане, и сама не решалась расслабиться и развеять чакру Сусаноо, несмотря на терзающую плоть боль от техники.

— Эт что получается, Орочи... Мы победили, что ли? — первым нарушил молчание Джирайя.

Ответа сеннин не получил. Орочимару только приложил палец к губам, призывая сохранять молчание. И не сводил взгляда с Кагуи, которая сама рассеянно оглядывалась по сторонам. Она обратила внимание на почтительно склонившихся перед ней Кагуя. Микото ощутила неприятное волнение внутри, когда взгляд древней богини задержался на трех подростках, так и не покинувших парящий храм — Итачи, Наваки и Хинате. Облегчение наступило лишь, когда Кагуя перевела взгляд на парящего в небесах невозмутимого Тонери. И остановилась на недалеко от него находящейся Хикаве. В этот момент бесстрастная маска на лице Ооцуцуки словно треснула. Алые губы совершенно по-человечески задрожали, в широко распахнутых глазах навернулись слезы. Влажные дорожки пролегли на белых щеках. Кагуя нерешительно качнулась вперед и остановилась. Она открыла было рот, но с уст так и не сорвалось ни слова. Она подняла было руку, но словно не решилась потянуться ею к Хикаве.

Микото было сложно читать ее, но долгая дружба с Нами научила определять направление взгляда людей с Бьякуганом. Сейчас взгляд Кагуи упал на ее собственную ладонь. Он остановился на длинных острых ногтях, больше напоминающих когти. Ооцуцуки подняла руки к лицу и с ужасом посмотрела на них. Она опустила голову. Широкий плащ из белоснежных волос упал на ее плечи. Шелковистые локоны водопадом полились вперед, закрывая лицо. Ее спина задрожала из-за беззвучного плача.

Хикава сама сделала то, что не смогла сделать ее мать. Подлетела к ней и робко коснулась дрожащего плеча. Сейчас они казались такими похожими. Два белых призрака, парящих над землей и окутанных белыми шлейфами длинных волос. В перламутровых прядях внезапно заплясали янтарные искры. Микото оглянулась и заметила с высоты своего Сусаноо, как над горизонтом показался краешек солнца. Настоящего, а не иллюзорного. Его теплый свет залил мать и дочь. И одновременно с этим в небесах на черной тени пробежала мутная рябь — Луна словно скидывала черное покрывало и вновь обретала свой истинный блеск.

С шуршанием опал песок на землю — два шиноби из Сунагакуре приземлились на деревянный настил корабля-храма. Оттуда послышались шлепки чьих-то босых ног. Из-за борта показалось полное любопытства лицо Отохиме, которая беспардонно растолкала Наваки и Хинату. С глухим ворчанием на земле разминал тело Третий Эй, которого больше не окружал Покров Черной Молнии. Микото позволила себе отпустить чакру. Пламя Сусаноо плавно свернулось, опуская ее на землю. Боль техники медленно покидала мышцы.

Теперь, когда огонь Сусаноо не жег ее изнутри, Микото наконец смогла свободно вдохнуть свежий воздух. Он все еще был полон грозового запаха и тяжелого аромата влажной земли и пыли. Но они постепенно отступали. Начинался новый день. И война в самом деле закончилась.

***

Я с хмурым видом осмотрел со всех сторон черный сосуд в своих руках. Напоминал он ширува — обычную деревянную миску с крышкой, покрытую черным древесным лаком. Сам из таких ел мисо-суп. Да, в пропорции один к одному с майонезом, чем вызывал странное непонимание со стороны Джирайи. Ну да речь не об этом. Просто артефакт, в котором хранилась частица Ооцуцуки Шибая, выглядел очень... тривиально, что ли? Так ведь сразу и не скажешь, что это не обычная посуда, а предмет для запечатывания, во многом превосходящий тот же Янтарный Сосуд или кровавую Тыкву, которые смастерил Хагоромо.

Внутри этой миски словно собственное измерение находится. Что-то сродни Камуи или мирам Кагуи. Отличный способ что-то спрятать. Но у меня есть глаза, способные видеть сквозь такие барьеры. И я вижу, что сосуд не пустой. В нем хранится нечто похожее на Плод Чакры.

— Любопытно...

— Открыть его удалось Мадаре лишь с помощью Риннегана, — напомнил о себе мой проводник, благодаря которому я и нашел эту миску. — Он воспользовался пространственно-временной техникой. И смог выхватить лишь небольшой кусочек, который вживил в марионетку.

Я покосился на черную тень в рукаве Кагуи. Зецу стал на диво послушным. И он все еще сохранял свою жизнь, Кагуя не лишила его личности. Хотя я был бы не против этого. Но, с другой стороны, благодаря ему я нашел эту супницу. И теперь смогу добраться до интересного материала. И сколько у меня уйдет времени на его изучение? Ох... Это будет сложно. Разобраться в генетическом коде и так не простая задача, а тут еще и Оцуцуки с их чакро-химеризмом. Как бы мне так сподручнее все провернуть? Наделать клонов со случайными включениями генов Шибая?

Занятно, занятно...

На все нужно время, а есть ли оно у меня?

Я со вздохом спрятал супницу за пазуху нового кимоно — подождет немного. И оглянулся по сторонам. Передо мной раскинулся странный пейзаж. Безжизненный, словно на поверхности Луны. Планета была активна, местное солнце не отличалось от привычного, и его свет не обжигал жестким ультрафиолетом, и солнечный ветер не превратил местность в радиоактивную пустыню. Нет, здесь был озоновый слой, было магнитное поле, где-то извергались вулканы, по небу плыли редкие облака. Но здесь не было ни единой живой клетки. Голые камни. Без растительного покрова вода смыла с них песок и унесла в моря и низины. Вместе с почвой и другой органикой.

Несмотря на отсутствие жизни, здесь можно было заметить вирусные частицы и сложные органические молекулы. Этот мир когда-то был живым, наверное, еще не так давно. И не сохранись здесь кислород, то жизнь, возможно, могла бы зародиться вновь. К сожалению, в кислородной атмосфере привычный для меня цикл зарождения жизни был затруднен. Но даже и без кислорода, при наличии этого чудного и очень знакомого элемента пейзажа — огромного голого ствола Шинджу с пустым венцом увядших чашелистиков — есть ли у живого шанс найти здесь дом?

Этот мир был мне знаком. Здесь я сражался с Исшики. Здесь он хранил частицу Шибая и своего Десятихвостого. Но вот в чем смысл Ооцуцуки так себя вести? Странные у них методы. Пусть они называют населенные миры грядками, но за ними они совсем не ухаживают. Выдаивают досуха и бегут дальше, не заботясь о последствиях. В лучшем случае сами тут кукуют в ожидании созревания нового плода. А ведь такая удобная планета для заселения... Не то, что те, которые я смог найти в сжатом графике перед началом войны и подготовить для эвакуации Лунной базы.

Хлопок ладоней громом пронесся по пустой равнине. Звук не встречал сопротивления и врезался в громаду ствола Шинджу. Та вздрогнула было и на миг застыла. Чтобы начать осыпаться на землю плодородной почвой. Земля под ногами тяжело вздохнула и тоже обвалилась. Длинные корни, скрытые под ее поверхностью, тоже рассыпались и превращались в прах. И совсем скоро блеклая поверхность обветренных камней начала крошиться. От моих стоп во все стороны бежала сеть мелких трещин. Земная твердь, раздираемая изнутри тонкими белыми ростками трав и деревьев, начала зеленеть. Буквально на глазах на безжизненных просторах появился масштабный кусочек лесостепи. Свежая зеленая трава волнами стелилась по земле. Разнообразные деревья шелестели на ветру листьями, хвоей и всем прочим, их заменяющем. И прямо на их ветвях, словно причудливые плоды, вырастали животные. Шишки обрастали шерстью и срывались вниз разными зверьми, цветы начинали взмахивать лепестками, обращаясь насекомыми, листья сворачивались в клубки из перьев, тут же вспархивающие вверх птицами, клубни вырывались на поверхность змеями, ящерицами и лягушками.

Остановив поток чакры, я устало вдохнул наполнившийся ароматом леса и разнотравья воздух. И с трудом оторвал ноги от земли. От стоп в превратившийся липкий чернозем камень мелкой сетью уходили нити, напоминающие корни или грибницу. Когда-то Хаширама одним лишь Мокутоном вырастил Лес Смерти. Я же, со своими знаниями и объединенным геномом Стихии Дерева и Силы Белого Змея, мог создать более жизнеспособную и автономную экосистему. Первое время за ней нужно ухаживать, но в целом она могла прижиться и захватить весь этот безжизненный мир сама. Хотя все же стоит в разных широтах вырастить более приспособленные к климату виды растений и животных. Или вообще не торопиться и просто засеять все семенами, а потом заселить животными.

— Ты хочешь что-то сказать? — спросил я, оборачиваясь.

Прямо передо мной была Кагуя. Пусть она подлетела почти бесшумно, но ее приближение было сложно не заметить — слишком мощная чакра. Даже без способностей Мудреца и особенностей моего тела обычный человек мог бы ощутить ее приближение. И не был бы от этого в восторге. Кагуя была красивой и вместе с тем жутковатой. Что творится у нее в голове, было сложно понять. Возможно, даже ей самой. Чакра и влияние Джуби через нее — этому непросто сопротивляться. Сейчас, когда я потратил много чакры на создание жизни, было немало вариантов будущего, когда она попыталась бы меня атаковать. Однако воплотилась иная линия.

Нас разделяли считанные сантиметры. Можно было почувствовать ее дыхание, ее тепло. Рассеянный взгляд ее жемчужных глаз блуждал по моему лицу, складки век Ринне-Шарингана на лбу прикрыты из-за приподнятых бровей, рот приоткрыт в удивлении, а уголки алых губ слегка опущены. Она выглядела потерянной, словно увидела что-то удивительное и боялась быть обманутой своими глазами. В ней смешались грусть и надежда.

— Ты... Это в самом деле ты? — спросила Кагуя, нерешительно подняв руку и коснувшись моего лица. — Я не помню. Память исчезла вместе с тобой. Но я помню, как ты вырастил наш сад. Наш дом...

По белой коже Кагуи снова потекли слезы. Сразу видно родство с Хикавой, та тоже любит по любому поводу поплакать. Но... Сейчас в женщине передо мной я увидел еще кое-кого знакомого. Она напомнила мне Мито. В те годы, когда я учил Наваки и мы виделись в поместье Сенджу. Поместье, которое вырастил Хаширама своей чакрой. Деревянная беседка, деревянные стулья — все это было не просто работой Первого Хокаге. Это была его часть, его чакра, его дух. Это было все, что осталось у Мито от ее мужа. Поместье и Коноха были для нее чем-то большим, чем домом. И, похоже, чем-то большим, чем просто садом, был для Кагуи мир, в котором она должна была прорасти новым Божественным Древом, чтобы уничтожить всякую жизнь, всякое напоминание о том, кто эту жизнь там посеял.

Я почти зеркально повторил жест Кагуи и коснулся ее щеки. Женщина наклонила голову, прижимаясь к моей ладони и прикрыв глаза. На ее губах появилась неожиданная улыбка. Нежная и мечтательная. Она была подобно блеску чистого металла, проступившему из-под корочки серого шлака. Спрятанные глубоко в душе чувства выглянули наружу, прорвавшись сквозь скорлупу черствости, холодности и надменности.

Эта улыбка не прощает всего того, что Кагуя сделала. Но, кажется, я начинаю лучше ее понимать. Откровенно говоря, не уверен, что ей нужно прощение. Да, методы у Кагуи в духе Ооцуцуки, однако сильно ли я отличаюсь от нее? Ее мотивы мне понятны, цели ясны. Я не согласен с путем, который она выбрала для достижения этих целей, но она полезна. Она может стать союзником. Возможно, даже кем-то большим. Может, я слаб и просто поддаюсь ее очарованию, все же не зря облик Курамы так совпадает с внешностью Кагуи. Но, с другой стороны, кто-то мог простить Обито. Почему нельзя поступить так же с Кагуей?

— Хагоромо так и не решился показаться перед тобой, — заметил я, нарушая хрупкую тишину.

Это были не самые уместные слова. Но мне нужно было узнать, как отреагирует на них Кагуя, чтобы составить о ней впечатление. Подвержена ли она давлению чакры, и насколько устойчива ее психика.

— Я увидела, что произошло после моего запечатывания, через Зецу, — мягко ответила Кагуя, не открывая глаз и продолжая прижиматься к моей ладони. — У мальчишки проснулась совесть после всего, что он натворил.

— Он поддался Проклятию Ненависти? — высказал я свои догадки.

— Любовь к девушке, которая пожертвовала жизнью для Шинджу, обернулась для него ненавистью ко всему, что я создала, — ровным тоном поведала Кагуя. — Наш сын возжелал мести и был готов уничтожить мир, чтобы достичь своей цели. И он уничтожил его. Чтобы в итоге самому повторить мой путь.

В чем-то слова Кагуи опять повторяют то, что я впервые услышал от Мито. С тех пор я успел более подробно изучить мифы Узумаки. Даже членов клана Кагуя, которые жили до чистки, расспросил. Перечитал Книгу Разрядов Роурана, побывал в стране Редаку. И, вообще, больше узнал о биджу, Шинджу и прочих делах древности. В прошлом Кагуя не усыпила всех людей, пусть ее техника и затронула немалую часть континента, но оставались разные страны и народы.

Когда Древо-Бог пустил корни, начали истощаться Драконьи Жилы и пропадать Камни Гелела, за счет которых ранее жила старая западная империя, прародина королевского рода Роурана. Государство, контролировавшее весь континент, начало ослабевать. Нестабильная ось вращения планеты сделала свое черное дело, и началась череда неурожаев, без Камней Гелела исправить положение не удалось, истощение Рюмьяку только усилило неурожаи. Начались войны. Переселение народов, распад империи, постоянные войны и смерти. Шинджу рос, питаясь кровью и болью умирающих насильно людей, впитывая их ненависть и умножая ее. Вечное Цукиёми в то время сломало порочный круг, снизило количество голодных ртов, дало годы мира. Под руководством Кагуи ее страна стала новым доминирующим государством, самым процветающим и многолюдным. Сила Ооцуцуки позволяла справляться с неурожаями и подавлять войны, подчинять другие страны.

— Та девушка, которую любил Хагоромо... Хаори, — вспомнил я ее имя. — Она пошла на ритуал добровольно, примерно понимая его последствия?

— В этом была суть ритуала, — согласилась Кагуя. — Жертвы Шинджу должны были быть добровольными, чтобы вымыть из него ненависть, чтобы чакра Джуби была чиста. Люди знали, идущие к Древу выбирали его в поиске бессмертия, избавления от старости, от смертельной болезни, от страданий, от страха потерять себя в лапах демонов той стороны. Джуби стал раем до того, как Хагоромо создал Чистый Мир. Где также собирает души, чтобы использовать их чакру, когда это ему необходимо.

Кагуя замолчала и открыла глаза. Только два. Алый Ринне-Шаринган на лбу остался закрыт, осталась лишь тонкая щель сомкнутых век, напоминающая глубокую морщинку.

— Хагоромо всегда был сложным мальчиком, — на лице Кагуи появилось странное выражение теплой грусти. — Наверное, ему не хватало отца. И моей любви... Он благодарил меня, когда получил Мангекьё Шаринган и Риннеган. Ненависть тогда поглотила его печаль. Я не могла оставить чакру в руках такого человека. Я не смогла воспитать его. Прости.

— Наверное, это мне нужно просить прощения, — покачал я головой. — Я никогда не был хорошим мужем и отцом в этой жизни. И прошлой... В прошлых, скорее всего, тоже не изменял себе.

Кагуя печально скривила губы и отвернулась. Взгляд ее жемчужных глаз упал на зеленые леса и луга. Она убрала руку с моего лица и плавно опустилась на землю. Босые ноги коснулись земли и утонули в мягком мхе, покрывшем мелкие камни. Женщина провела рукой по высокой траве, словно приглаживая ее, и глубоко вдохнула свежий запах цветов.

— Тебе нравится? — спросил я, с удивлением заметив на лице Кагуи счастливую улыбку, быстро пришедшую на смену печали.

— Ты сам научил меня любить их... — отрешенно ответила Кагуя и напела слова знакомой песни: — Птицы, звери и жуки, древа да цветы, любовь вырастил к ним в сердце ты моем. И услышав шепот ветра, я вернусь тогда к тебе...

— Есть еще две планеты, которые я начал заселять, — вспомнил я. — Одна похолоднее, там получилось воссоздать тундростепи с мамонтами и пещерными львами. А другая гораздо теплее, там живут динозавры. Те животные настолько похожи на динозавров, насколько я смог воссоздать их геном из костей, добытых в Редаку, и смешав его с геномом современных птиц.

Туда я планировал переправить беженцев с Луны, если Земля окажется для них слишком негостеприимной.

— Я ничего в этом не понимаю, — улыбнулась Кагуя. — Мне просто нравится природа.

— Немного жаль, — бессильно улыбнулся я в ответ.

Похоже, мой восторг и интерес к необычным и утраченным экосистемам разделяет только Шизука. Куноичи из Надешико, ставшая волей моих махинаций женой одного из моих клонов, очень увлеклась биологией, генетикой и медициной. Она даже и училась-то у Джирайи и Цунаде больше из-за возможности лучше понять сендзюцу и ирьениндзюцу.

— Возвращаемся домой? — предложил я.

— Ты удовлетворен моим даром? — пытливо посмотрела на меня Кагуя.

— Оставшаяся чакра Хвостатых может остаться у тебя. Но не пытайся забрать то, что уже на свободе.

К счастью, я успел вытащить часть чакры биджу из Мадары до того, как Кагуя вернулась. Может, они рассчитывали на большее, но не все сразу. Для начала Кагуе нужно усвоить доставшийся от Момошики плод чакры, избавиться от остатков Мадары в себе и убедиться, что она сохранит после этого Ринне-Шаринган.

Получив мое согласие сохранить чакру, Кагуя вновь поднялась в воздух и приблизилась ко мне. Совсем скоро мы вместе шагнули в черный провал портала, чтобы вновь оказаться над истерзанным полем битвы. Развлекательная прогулка кончилась, пора возвращаться к работе. На самом деле, можно было бы сразу переместиться куда-нибудь в Отомуру, но пока нужно уладить некоторые возникшие вопросы с Каге. После того, как они стали свидетелями моей и Кагуи силы, старые стратегии и прогнозы на будущее требовали переработки. Старые устои и договоренности, которые закладывал еще Хаширама на первом собрании Каге, начинали терять свое основание. Не могло быть и речи ни о каком паритете сил, перераспределение биджу уже ничего не спасет. Эпоха Какурезато окончательно завершилась, уступая место новой.

Кроме того, тут еще оставалась Нии Югито. Мне нужно было поговорить с ней лично. Я больше не планировал распадаться на восемь тел, так что как-то этот вопрос тоже нужно урегулировать. Нужно учиться брать на себя ответственность, а не бежать при первом удобном случае, как я обычно это делаю.

Паря над истерзанной землей, сплошь перерытой корнями и техниками, по которой мелкими и неугомонными муравьями бродили шиноби, я тяжко вздохнул. И с ироничной улыбкой посмотрел на Кагую.

— Ну, добро пожаловать домой.