Ямата-но Орочи

Глава 7. Сад слез

17 августа 59 года от начала Эпохи Какурезато

Толстая кисть скользила по висящему в пространстве туманному полотну, оставляя за собой черные линии туши. Легкое прикосновение — линии четкие, тонкие и контрастные. Нажатие сильнее — линии жирные и тающие в тумане. Из-под кисти рождались горы, водопады, бамбуковые рощи, леса и отдельные деревья. Облака висели в небесах. Морские волны нависли над скалистым берегом. Капли дождя стремились к черепичной крыше храма. Птицы застыли над цветущими и одновременно плодоносящими ветвями слив. Лисицы замерли у торий, ведущих к храму, в попытке поймать неподвижных бабочек. Тропа скользит меж холмов к крышам домов, скрывающихся под сенью деревьев.

Горы и воды — так дословно назывался стиль пейзажной живописи Страны Земли. Цветы и птицы — еще один пейзажный стиль, в котором акцент делается на изображении растений и всех возможных животных. Совмещение обоих жанров в одной работе обычно считалось безвкусицей, но у меня было достаточно большое полотно и непридирчивые цензоры, так что я мог себе позволить вольности. Более того, прямо сейчас на картине рождались еще и фигуры людей, что являлось еще одним смешением жанров.

Складки хакама, широкие рукава рубахи, тонкие руки, узкое лицо, длинные волосы. Так в молодости выглядела одна из жриц Кумотори. Она погибла еще во времена борьбы с Кагуя. Рядом мужчина из клана Ибури, павший в сражениях с Кири. И еще десятки людей, лица которых хранила моя память, но которых уже не было в живых. Все, кто шел за мной, но чей жизненный путь оборвался. От болезней, от старости, от несчастных случаев, но чаще всего они уходили в боях.

— Чакра — сила, которая связывает оба мира, — полные флегматичного безразличия прозвучали слова, теряясь в пустоте, пока рука с кистью выводила контрастные линии на туманном полотне. — А что делать, если чакры не осталось?

Вопрос утонул в многомерном пространстве потустороннего мира. Ответом ему прозвучали лишь всхлипы и низкий басовитый вздох. Собственно, ответа я и не ожидал. За все время, проведенное здесь, уже убедился, что на состоятельную и конструктивную беседу мне рассчитывать не приходится. Обидно, что собеседники, вроде, и есть, а выдавить из них хоть слово возможным не представлялось. Оэчиноками, Хашихиме и еще несколько им подобных созданий были крайне неразговорчивыми.

Любопытно, сколько я уже здесь? Наверняка больше года. Кажется, достаточно долго, чтобы сойти с ума, но пока держусь. В конце концов, этот мир не лишен своего обаяния, ему есть, чем увлекать. Только если, как сказал бы Джирайя, ты в нем не влекомая течением и беззащитная икринка, конечно, а хотя бы головастик.

Загробный мир на первый взгляд пуст, сер и безжизнен, но при ближайшем изучении расцветает красками. Он совершенно отличен от привычной реальности, он полон духовной энергии самых разных существ, иногда даже тех, в ком наличие духовной энергии и не заподозришь даже. Еще при первых попытках изучения этого измерения были видны отдельные, обособленные области в нем. Я замечал участки сформированного чьим-то сознанием структурированного пространства. Сейчас я уже понимал больше.

Это место — многомерный лабиринт, в котором души блуждают, пока не достигнут Чистого мира или иного своего последнего пристанища. Если вообще способны его достигнуть. С одной стороны - это ад, джигоку, в котором души мучимы собственными страхами и демонами, которые вытягивают из них «темную» чакру, основанную на негативных эмоциях. С другой стороны - это просто загробный мир, йоми, в котором примирившиеся сами с собой счастливчики просто влачат свое существование, пока не рассеется их чакра. Здесь не происходит суда над грешниками, но здесь нет и рая для праведников, как такового.

Есть, конечно, Чистый мир, Джодо — место воцарившегося ниншу. Место, где чакра и эмоции переплетаются и наступает взаимопонимание. Достигают этого мира души в том состоянии, в котором они при жизни были в максимально возможной гармонии с самими собой, были удовлетворены своим состоянием и рады ему. Поэтому Эдо Тенсей не всегда возвращает мертвецов в пике их прижизненной формы, бывает, что призванный явно стар, например, как это случалось с Хирузеном.

В Чистом мире можно понять всех, там духовная энергия душ переплетается по заповедям ниншу. Но вряд ли его можно назвать раем, так как люди там остаются людьми, даже пройдя очищение от негативного прижизненного наследия. Потому что до конца от него избавиться не удастся, пока оковы этого мира держат душу. Паскудная сторона Эдо Тенсей, кстати, в том еще заключается, что оно вновь возвращает все воспоминания, можно сказать, что запускает маховик кармы по новой.

Любопытно, кстати, как в Чистом мире уживались канонные Обито и Конан или Итачи и все остальные Учиха. Может, они поняли друг друга и простили, а, может, для них Джодо ничуть не лучше желудка Шинигами, в котором заключенные души противников должны провести вечность в сражении друг с другом? Правда, Курама и Минато в Шинигами успели подружиться за несколько лет. Так что, ответа я не знаю. И даже не потому что пока в Джодо нет ни Обито, ни Конан, да еще и история изменилась, так что Итачи и его клан остались целы. Нет, просто я не могу попасть в этот самый Джодо. Да и попасть туда сильно не стремлюсь, если честно, но любопытства ради мог бы заглянуть, конечно, узнать, как там все устроено изнутри. Так как пробыв некоторое время здесь, в этом загробном мире, я пришел к выводу, что каждый более-менее сильный демон способен создать себе свой мир, свое измерение, свой домен. Ту реперную точку, в которой можно закрепиться. Реки крови Оэчиноками, гниющие сады Цуджошин, желудок Шинигами, бездна Джашина. Или Чистый мир Рикудо.

Возможно, это просто мои домыслы, но есть у меня гипотеза, что весь загробный мир создан или частично благоустроен Ооцуцуки. Не понятно с какой целью, не понятно как. Но тот, кто, можно сказать, властвует над всем этим местом, Эмма или Мейфу но О, как-то связан с Риннеганом, а это глаза Ооцуцуки. Конспирология? Возможно. Но за время, проведенное здесь, в голову и не такое придет. Например, то, что Чистый мир создан Рикудо с целью борьбы против Ооцуцуки. Как его мать использовала людей, скармливая их Шинджу, так он собирает их души и чакру здесь. И может использовать ее, призывая души мертвых в мир живых.

Бесконечное Цукиёми Кагуи — загробный мир в мире живых, Джодо Хагоромо — мир живых в загробном мире. Если рассуждать в таком ключе, то это пространство имеет большую стратегическую ценность. Его нужно осваивать. И пусть я далеко не Рикудо Сеннин, но я все-таки Рюджин. У меня есть обязанности перед моими людьми.

Темная тушь ложилась знаками на выведенный контур каменной стелы перед нарисованным храмом. Из-под кисти вырастали строки пяти имен, пяти незыблемых правил, пяти добродетелей, пяти заповедей и пяти истин. Это основные законы Рюджинкё и жизненные правила учения.

— Таков наш договор, — оторвав кисть от полотна, произнес я. — Ваша вера, моя защита. Наша жертва. И путь к спасению.

Капли туши падали на камень, принесенный в этот мир из другого измерения, растекаясь лужей, пока кисть не истаяла так же, как и тушь. И то и другое было создано моей волей и не было материально. Да и сам я не материален. Мое тело лежит здесь, отдельно и даже все еще относительно живо. Труп Хакуджа Сеннина был достаточно велик, чтобы питаться им все это время, поддерживая функции материального организма. С питанием душевным было немного труднее, чтобы закончить картину, потребовалось много духовной энергии, но оно того стоило. Контрастные пейзажи, изящные животные, застывшие воды и облака. Я был не самым лучшим художником, но научился кое-чему, осваивая кеккей генкай Курама.

И сейчас оставался последний шаг.

Усевшись на голый камень, я опустил руки на появившийся передо мной кото. И покосился назад, на таящихся в тенях демонов. Полные серебряных слез глаза Хашихиме, пара кроваво-красных очей Оэчиноками и пятнадцать такого же цвета глаз Шутен-доджи, аморфное тело Умибодзу. Не знаю, что им от меня нужно, но эти создания, вроде, мирные и не причиняли мне вреда. И отгоняли от моего физического тела всяких падальщиков.

— Не знаю, что сейчас произойдет, так что будьте осторожны, — посоветовал я своим зрителям, прежде чем опустить пальцы на струны.

Бамбуковые плектры коснулись шелка струн, рождая в этом безвоздушном пространстве тонкий звук. Энергия в моем нематериальном теле шевельнулась, вплетаясь в мелодию и летя вперед. Она коснулась висящих в воздухе линий. Звон струн пробежал по нарисованным деревьям, превращаясь в шум ветра, шелест листьев и скрип ветвей. Рисунок ожил, наливаясь красками. Розовеющие бутоны слив распустились, и носа коснулся их аромат. Задрожали в воздухе крылья птиц и бабочек. Замершая в грациозном прыжке рыжая лисица взмывает над волнами трав, распугивая насекомых. Издали донесся рокот водопада, медленно плывущие в голубых небесах белые тучи открыли диск солнца, лучи которого упали на ярко-алые тории и терракотовую крышу храма и осветили вспыхнувшие золотом письмена на каменных стелах. Ударили о черепицу капли дождя, в воздухе вспыхнула многоцветная радуга. Воды рек перекатывались на камнях, волны моря бились о скалы, рассыпаясь брызгами и взбивая пену.

Картина оживала, разрастаясь вширь, раздвигая границы. Сок тек по сосудам растений, их клетки наполнялись поддерживающей тургор жидкостью, расправлялись листья и лепестки. Бились сердца лис и птиц, разгоняя кровь по телу, гемолимфа обволакивала органы насекомых.

Разрозненная духовная энергия этого мира перетекала, обретая форму, следуя вложенным в картину законам. Воздух не был воздухом, но имел схожие свойства. Тела не были материальны, но были построены аналогично настоящим, исходя из генетического кода. Эта жизнь была чуть больше, чем иллюзия. Она охватила меня, затянув в себя, позволив ощутить дуновение ветра, влагу и холод дождя, тепло солнечного света, запахи и звуки. Я смог очутиться на мощеной площадке перед храмом. Меж влажных камней брусчатки блестела вода, капли только что прошедшего дождя сверкали в свете солнца и падали с крыш на покрытый мхом щебень. Мне впервые за долгое время удалось вздохнуть полной грудью. Пахло свежей травой, влажной землей, цветущими сливами.

В этот миг я почувствовал себя заново родившимся. Схожие ощущения у меня были, когда я впервые осознал себя в новой жизни, вырвавшись из объятий небытия. Неописуемо прекрасно.

— Рюджин-сама? — донесся до ушей удивленный голос.

— Привет, Касуми, — с улыбкой обернулся я к обретшему объем и цвета изображению мико..

— Так вот каков вы, господин, — с благоговением вымолвила девушка, опускаясь на колени передо мной.

Касуми выглядела моложе, чем была перед смертью. Здесь, как и в Чистом мире, внешний облик в большей степени был отражением внутреннего представления о себе, совмещенным с видением самого смотрящего. Все видимое — не материально. Это образы, смыслы, слова или логосы, построенные на основанном мною фундаменте, общим правилам. Не уверен, каким меня видит Касуми, но не удивительно, что она узнала меня. В этом месте с этим не было сложностей.

— Да, ты погибла раньше, чем я показал себя в Стране Звука, — неловко ответил я ей. — Прости.

— Ох, Рюджин-сама!

— Мама!!! — полный радостного восторга крик заставил Касуми стремительно обернуться.

Девушка тут же оказалась в объятиях здорового парня.

— Сынок! — восторженно воскликнула Касуми. — Ты так вырос! Ты только глянь на себя!

— Мама!..

Пара Ибури обливалась слезами, обнимая друг друга и постепенно растворяясь в этом мире. Они все еще были здесь, я видел их тени, но они словно отгородились своей реальностью, вплетенной в созданную мной. Горы и воды вокруг храма все ширились, притягивая все новые и новые души. Нарисованные мною фигуры ожили и стали тенями, дополняя мою картину красками и элементами. Духовная энергия бурлила, притягивая родственные души - последователи Рюджина, поклоняющиеся Инари, верящие в помощь Тендзё но Шинсена, истинно следующие правилам Карасу но Огами, принимающие наставления Наруками. Все, кто был увлечен моими идеями и искренне отдался им всем своим естеством.

Я же устало опустился на ведущие к храму ступени, прислонившись спиной к алым ториям и наблюдая, как оживает нарисованный мир. Как стекается чакра, как вспыхивают все новые образы людей, чтобы раствориться в этом мире, став его частью и сделав его частью себя. Не уверен, что это место тоже достойно называться раем, но это более достойное пристанище для тех, кто верит в меня и созданное мной учение, чем скитание меж реальностей демонов или пребывание в стерильном Чистом мире. Хотя мой мир, может, и не сильно отличается от Джодо. Но мне он нужен, и мне нужны души людей, их чакра, чтобы выбраться отсюда.

Правда, пока я больше потратил, чем приобрел. Духовной энергии ушло слишком много. Чувствую себя странно. Мысли путаются и как будто в сон клонит, чего уже не было очень давно. К счастью, в созданной мною реальности по моим расчетам мне не должно ничего угрожать, пока она не разрушена. А разрушить ее должно быть не так-то просто.

— Рюджин-сама, — позвал меня женский голос со стороны храма, — мы вас, наконец, нашли.

Оглянувшись назад, я увидел юную девушку. Типичная одежда мико храма Кумотори, каштановые волосы водопадом стекают по спине, длинная челка едва не закрывает глаза, руки сложены в замок, босые ноги, пальцы на них неуклюже поджаты. Черты лица хорошо мне знакомы, но выглядят иначе. Эту девушку я видел часто, но никогда не видел ее такой, как сейчас. Отохиме. Я встретил ее в Стране Рисовых Полей истерзанной и замученной какими-то выродками. Я не видел ее такой, какой она была до этого. В первую очередь не видел ее пронзительно голубых глаз. Я мог примерно восстановить их облик, изучив геном, но все-таки в жизни они были иными. Они были чарующими. Может, поэтому насильники и выкололи их.

Надеюсь, их души сейчас разлагаются где-нибудь в садах Цуджошин.

— Рад встрече… Прости, не знаю твоего имени.

— Вы нарекли меня Отохиме, Рюджин-сама, и ею я останусь, — с поклоном ответила девушка. — Рюджин-сама, наконец, вы нашлись! Рюджин-сама, уже десять лет там искали вас. А здесь и того дольше…

Отохиме шмыгнула носом и со счастливой улыбкой посмотрела на меня. По щекам ее текли слезы, но глаза лучились счастьем.

— Искали десять лет? — не понял я. — Подожди-ка… Ты жива? Да… Точно! Ты ведь жива!!! Ох…

Я попытался подскочить на радостях, но внезапная накатившая усталость заставила не торопиться. Мысли путаются немного, но понятно главное. Отохиме жива. Да, ее тело — это проводник моей воли, ее сознание в нем почти не присутствует, но сама Отохиме не мертва. Точнее, она ни жива и ни мертва. Ее состояние пограничное. Она мой медиум! Она была им в том мире и остается им в этом!

Я устало рассмеялся, прислонившись затылком к теплому дереву торий.

— Хватит лить слезы, Отохиме, — попросил я и пригласил, указав ладонью на ступень возле себя. — Подойди, садись.

— Да, господин, — судорожно вздохнув и борясь со слезами, ответила девушка, повиновавшись и подойдя ко мне.

Отохиме осторожно присела на лестничную ступень, подобрав ноги в алых хакама под себя и с волнением поглядывая то по сторонам, то на меня. К ней тут же прибежала рыжая молния и потерлась пушистым теплым боком о босые ноги. Лисица доверительно заглянула в глаза девушке и осторожно опустила перед ней на камень лестницы спелый яркий мандарин, принесенный в пасти неизвестно откуда. Мандаринов я на картине не рисовал. Этот мир изменяется слишком быстро. Наверняка мандарины — это прихоть Отохиме.

— Спасибо, — ласково почесав довольно заурчавшую лисицу за ухом, девушка приняла ее дар и посмотрела на меня покрасневшими от слез, но полными детского обожания и восторга глазами. — Это прекрасное место, Рюджин-сама. Здесь мне не хватало подобного.

— В Чистом мире не так?

— Там иначе… — не глядя очищая мандарин, уклончиво ответила Отохиме. — И не все, кто следует Рюджинкё, могут оказаться там, потому что мы ждали вас.

Я озадаченно поджал губы. Загробный мир оказался более сложным, чем мне казалось ранее. Но в целом это ожидаемо. Неразрешенное бремя на душе может мешать попасть в Чистый мир. Это и мне мешало. Похоже, для посещения Джодо нужно соответствовать каким-то стандартам, так же как и для попадания в пределы только созданного мною измерения.

— Но, наверное, вам сейчас интереснее то, что происходит в мире живых, а не здесь, — задорно сверкнув глазами, с улыбкой обернулась ко мне Отохиме и протянула мне мандаринную дольку на узкой ладошке. — Там мир сильно изменился. А у вас родилась еще одна дочь.

— Чудно, — приняв угощение, ответил я. — Надеюсь, Кушина не назвала ее Наруко? Это было бы глупо.

— Нет… То есть вы же нисколько не удивлены!!! — обиженно надулась Отохиме. — Вы знали?! Но ведь вы пропали раньше, чем Микото это сказала!

— О, так мне об этом еще и Микото сообщила, — я смущенно потер переносицу, избегая пытливого взгляда своей каннуши. — Должно быть, это был очень неловкий момент.

— О, это уж точно...

— Я знал, что у Кушины должен родиться ребенок, — вздохнув, ответил я Отохиме. — И после того, что между нами произошло да с моей-то удачей… Это было только делом времени. Делом десяти месяцев, пока родится наше дитя. Хотя, после Саске, я уж думал, что это тоже будет сын.

— Нет. Девочка. Ее зовут Тацуко, — прикрыв рот ладонью и прыснув со смеха, ответила девушка. — Это же дочь дракона. А еще вы создали Унию Дракона, Рюджин-сама. Вы следуете своему плану, хотя в клонах части вашей души без поддержки духовной энергии ослабли и встретились со многими трудностями.

— Представляю.

— Да. И Кушина недовольна, что в итоге чуть ли не последней узнала, что ваше ядро души пропало. И ждет момента, чтобы объяснить вам, что любящая Узумаки — это не только большое счастье, но и большая ответственность.

— А что мешает ей все высказать мне сейчас?

— Мне кажется, она не полностью ассоциирует клонов с вами.

— Пф! Как была ребенком, так и осталась. Нужно было обучить ее призыву Кацую, тогда к каждому ее клону Кушина бы тоже относилась как к личности и раздала всем имена. Ох уж эта девчонка.

Десять лет… Сложно поверить, что минуло уже столько лет. Хорошо, что у меня были клоны и мне удалось продолжить свое дело в том мире. Иначе много времени и жизней просто были бы пожертвованы напрасно. За это время Итачи уже вырос. Да и Саске с Тацуко подросли. Сара стала совсем уж взрослой. Паршиво только, что мирные деньки, похоже, подходят к концу. Тишина в Амегакуре слишком подозрительна. По-моему, Ханзо еще должен быть жив, но гарантий этому нет никаких. Если Саламандра погиб раньше, чем это было в каноне, то события в целом могут ускориться.

Вообще, создание Унии и смена власти в Пустыне тоже могут серьезно скорректировать планы Нагато-Обито-Мадары-Зецу. Вот же матрешка злыдней и манипуляторов, ёжкин кот! Кагуя манипулирует Зецу, Зецу — Мадарой, Мадара — Обито, Обито — Нагато, а тот прикрывается Яхико. Но дело свое делают. Целью создания Акацуки из нукенинов был заработок денег и демпинг на рынке услуг шиноби, выбивая с него конкурентов и заставляя их постепенно угасать без вкусных заказов. Меньше заказов — меньше денег — меньше шиноби. Простая формула, которая была доказана самими какурезато, когда мелкие деревни были вынуждены менять деятельность. Рококу лишь одно из многих селений шиноби, которое было демилитаризовано. В то же время большие войны заметно снизили численность ниндзя в больших деревнях. Ветераны войн уходят, новое поколение молодо и неопытно, заданий для них мало. Так в Акацуки предполагали расчищать себе поле для сбора биджу. Однако сейчас Уния показывает укрепление и рост численности шиноби, экономическая система там поменялась, и старые планы Акацуки теряют актуальность.

Сейчас у Нагато меньше смысла выжидать. И он мог иметь поддержку Амегакуре изначально, что облегчало бы финансовые проблемы на старте Акацуки. Да, сбор биджу может начаться в ближайшее время, в этом я не ошибся. Скорее всего, начнется он с Ивы. Там отношение к джинчурики неровное, многие в Камне будут даже рады избавиться от биджу. Так же было в Водопаде. Показное возмущение, несколько незначительных конфликтов, но на этом инцидент с кражей Чомея для Такигакуре был исчерпан, и сейчас их лидер спокойно учится в Конохе. Но теперь у меня только официально два биджу, Курама и Чомей. Это делает Унию целью для Акацуки. Что еще хуже, этой целью является Кушина. Я, конечно, только что создал милое местечко для посмертного бытия, но моему Алому Лотосу пока рано здесь обживаться, как мне кажется.

— Ты можешь вернуться в свое тело? — спросил я у Отохиме, выслушав краткий пересказ произошедших за время моего отсутствия событий.

— Нет, — покачала головой она, гладя уснувшего на коленях лисенка. — Мое место здесь, в этом мире. Я скитаюсь здесь… очень давно. Я вижу, что происходит там. Но я там могу видеть себя здесь только во снах и даже это забываю.

— Значит, вернуться через тебя в тот мир не получится? И даже связаться с ним тоже?

Отохиме неуверенно покачала головой, тут же с надеждой заметив:

— Кайбье-сан не останавливает поиски вас. Может, сейчас, с появлением этого места, они будут идти быстрее.

— И, может, я смогу передать через тебя на ту сторону духовную энергию для себя. Но для начала стоит ее восстановить.

Задумчиво глядя, как над головой купается в облаках длинное змееобразное тело Оэчиноками, я размышлял, как бы скорее теперь восстановиться. Создание этого измерения явно не было напрасным, одно появление здесь Отохиме искупает все усилия. Но теперь мне нужно как-то поскорее восполнить утраченное. Духовная энергия тоже не берется из ниоткуда. Наверное, придется пойти поохотиться на местных тварей.

— Эй! — возмущенный крик, раздавшийся совсем рядом, заставил меня отвлечься от размышлений. — Это мое саке!

Испуганно подпрыгнувший на коленях Отохиме лисенок стрелой умчался в кусты глициний, а сама девушка, гневно потрясая кулаком, вскочила на ноги и умчалась в сторону хозяйственных построек храма, стоящих в стороне от зала молящихся. Удивленно проследив взглядом за направлением Отохиме, я, к своему удивлению, заметил, что ее целью является краснокожий, рогатый здоровяк в два человеческих роста. Шутен-доджи сильно напоминал доки по внешнему виду и обычно выглядел грозным созданием, но сейчас валялся безвольной тушей в окружении многочисленных черепков из-под горшков с ритуальным саке. На широкой морде расплылось выражение безмерного удовольствия, которое, впрочем, было быстро сметено испугом, когда до демона добралась Отохиме. Гигант был в моем измерении, на чужой территории. И пинки хрупкой девичьей ножки причиняли ему заметный дискомфорт, заставляя трусливо сжиматься.

Картина сюрреалистическая, но в следующий миг я уже и думать о ней забыл, потому что помимо избиваемого разгневанной Отохиме Шутен-доджи и плавающего в небесах Оэчиноками в мое измерение были захвачены и другие ками Узумаки.

— Отец… — прозвучавшее слово было произнесено с явно слышимым трудом, звуки давались произнесшему их через заметное усилие. — Папа…

Испуганно дернувшись, я обернулся на звук, боясь встретить в этом мире Сару, но взгляд мой уперся в зеркально блестящие серебром глаза, с уголков которых ртутью скатывались слезы.

— Хашихиме? — удивленно поглядел я на демона.

Она как будто изменилась. Все демоны, попав в мою иллюзию, едва заметно преобразились, став более живыми под влиянием вложенных в основу измерения законов, но Хашихиме изменилась сильнее прочих. Ее лицо, бывшее бледной, внушающей отвращение маской, словно разгладилось, приблизившись к человеческим чертам, одежда стала более опрятной, да и черные волосы тоже. Но, главное, она говорила! Только слова ее были совсем неожиданными для меня.

— Отец… Папа… — ртутные слезы катились по бледным щекам бесконечным потоком, худые пальцы рук заметно дрожали.

Хашихиме неловко топталась на месте, словно не в силах приблизиться ко мне, только бессвязно повторяя одни и те же слова. Я человек спокойный и привыкший сам наводить на людей ужас, но эта картина мнущегося в нерешительности демона, бесконечно льющего слезы, смотрящего на меня и постоянно произносящего слово «отец» в разных его формах, вызвала невольный холодок в груди.

— Хашихиме, ты…

Я не успел договорить, как ками Узумаки закрыла лицо руками. Бессвязное бормотание оборвалось, сменившись стонами и плачем. Ее слезы потекли по рукам ртутными ручейками. Похоже, так я немногого добьюсь. Хорошо, попробуем иной подход. Тяжело опираясь на тории, я поднялся на ноги. Это, конечно, бред, но все же что там Исшики говорил...

— Хорошо, — сглотнув, я развел руки в стороны. — Если ты так хочешь, то… Дай обнять тебя отцу, Хикава.

Всхлипы оборвались. Робко опустив руки, Хашихиме посмотрела на меня серебряными глазами. В них было еще сложнее прочитать истинные чувства, чем в бельмах Бьякугана, но, кажется, я угадал. Первый шаг ей дался тяжело. Он был неуверенным и робким. Но, сделав его, Хашихиме уже не могла остановиться, и вскоре я оказался в крепких объятиях холодных рук. Я неловко обнял ками за подрагивающую от плача талию. Ее поведение удивляло. Шокировало, я бы даже сказал. Ртутные слезы тут же пропитывали мое кимоно, но это были уже совсем иные слезы, вызванные не печалью, а радостью. Так же недавно рыдала Касуми, встретившись со своим сыном, так лила слезы Отохиме, встретившая меня.

— Создавая это место, я хотел отгородить уголок для своих последователей, где они могли бы ждать освобождения от оков мира в радости и спокойствии, — пробормотал я, гладя… Нет, не Хашихиме. Гладя Хикаву по дрожащей спине, — но все здесь только и делают, что рыдают. Вечно у меня все не как у людей. Вместо садов блаженства — сад слез какой-то. Тише, Хикава, тише. И прости своего глупого отца.

Странная ситуация. Странная особенно тем, что я как будто в чем-то виноват перед Хикавой, но вообще-то именно она, если верить легендам и словам Исшики, убила своего отца. А меня она именно за него и принимает. Как-то это все меня настораживает. Но интересно еще и другое. Хикава считает меня отцом. Вероятно, я приобрел чакру… Некоторые свойства чакры ее отца. Скорее всего, собранные мною геномы вместе с моей духовной энергией сформировали похожую чакру. Реинкарнация, как у Ашуры и Индры. Я сформировал кон, генетичесую и духовную основу для производства чакры с параметрами, как у некоего древнего Ооцуцуки или кого-то еще, мой эмоциональный фон и физическое тело формируют похожую энергию, которая, в свою очередь, создает схожую чакру, что заставляет Исшики и Хикаву видеть во мне того самого Ооцуцуки.

Я не мог объяснить причину странного поведения Хашихиме и Исшики как-то еще, не скатываясь в совсем уж бредовые предположения. Иначе головоломка не складывается. Потому что даже если в позапрошлой жизни я и в самом деле был отцом Хикавы, то это должно было остаться в прошлом. Окончательно и бесповоротно.

Проклятье! Я не знаю, кто был отцом Хикавы, но Исшики говорил, что ее матерью была Кагуя… А братья - Хагоромо и Хамура. Он назвал нас семьей. Ох, ёлки-палки. Иначе и не скажешь.

И именно в этот момент, словно мне мало было потрясений, в сознание влился огромный поток информации, ударивший по и без того уставшему разуму. Я едва не пошатнулся, только руки Хикавы удержали меня на ногах. Сонм образов, мыслей и чувств влился в память, заваливая лавиной. И вместе с информацией в меня вливались крохи чакры. Специфичной, одновременно моей и чужой — чакры, которая производилась мною в клоне Охеми. Один из моих клонов только что погиб. Я невольно сжал руки в кулаки, сминая одежду Хашихиме, и сглотнул, переваривая накатившую на меня волну чувств.

— Ты понимаешь, как много сил вложено мико в это саке? Это многодневный труд, это отдача всего себя, каждое зернышко риса пережевано юными девами, годы выдержки! Это жертвенный напиток! — строгий голос Отохиме продолжал отчитывать виновато склонившего голову Шутен-доджи.

В небесах перекатывался довольный, напоминающий перекаты далекого грома рык Оэчиноками. Тихо плакала у меня на груди Хикава, повторяя одни и те же слова. В море на волнах плескалось бесформенное тело Умибодзу. Появлялись все новые души и образы людей, притягиваемые моим измерением. И несколько лет жизни в один момент обрушились на меня, окончательно выбивая из колеи и приводя в полнейшее смятение.

Десять лет живя размеренной жизнью, не замечая даже хода времени, я, кажется, совсем отвык от такой активности. Голова ломится от событий, с которыми нужно теперь разбираться.

— Тише, Хикава, я никуда не ухожу, — еще раз негромко попросил я прижавшуюся ко мне ками Узумаки, — давай попробуем поговорить.