Глава 2. Ремонт настроения

Представьте себе, что вы сидите на рынке и продаёте стаканами рябину, высыпаете покупателю в полиэтиленовый мешочек, завязываете узелком, хвалите.

— Это особый сорт, самый лучший в округе, переполнен витамином С.

Все вам мило улыбаются, некоторые покупают второй стакан.

— Да, конечно, сам бы ел, да денег на сахар не хватает.

Петр Петрович немного лукавил. Он, добротный, зажиточный хозяйственник, вовремя подсуетился, выгадал ценник и теперь у него в сарае стояли три припасённых мешка сахара: необыкновенно белого, жесткого, со сладким запахом сиропа.

В остатке еще три ведра ягод. Продавать ведрами не торопился — невыгодно. Стаканами процентов на пятьдесят дороже получалось. Сколько за свою жизнь он продал ягод, только Богу известно. Кстати, продавать в виде варенья еще выгоднее, не надо торопиться, сбрасывать цену.

— Петруся! — не удержалась от волнения пожилая дама. — Где то место, где ты ростишь такое сокровище?

Бедный Петр! На его лице отразилась огромная гамма чувств. Он попытался улыбнуться, с трудом удалось.

— Ох! Машка, и не уговаривай. Дешевле не дам.

— Но Петруся, золотко. Я к тебе других клиентов подгоню.

— Знаю я твоих клиентов, такие же жмоты — всем отдай задарма.

— Мы ж за справедливость. У всех дешевле.

— Вот и берите этот посиневший горох. А у меня что ни ягодка, то персик.

— Петя, — пожилая женщина понизила голос до шепота. — А то как налоговую позову. Иль санэпидстанцию. Пусть проверят, чем ты травишь народ. Какую инородь в землю сыпешь.

— Да лучше им отдам, чем вам. Не мешай работать.

— Ну как знаешь! — погрозила женщина пальчиком с прекрасным розовым маникюром. — Скупердяй! Пожалеешь еще.

— Не пугай! — пискнул Петр. — Сама вкалывай, ишь царски пальцы вырастила. Ведьма! — Закричал в толпу. — Кому рябинки, свежа, цела, утром в девках цвела…

Ягоды и вправду у Петра были крупные, не персик, конечно, но на ладошке всего десять-двенадцать штук помещалось. Оттого и собиралась быстро, а продавалась легко. Когда Петр приходил на рынок, у других торговля в ноль уходила. Можно себе представить, как весь базарный люд Петра ненавидел. А ему все нипочем, складную табуреточку разложит, тряпочку с ведра снимет и давай восхвалять свой товарец, то золотом кличет, то янтарем. Кто ж откажется за таки деньги от богатства.

— Чтоб ты сдох!

— Да чтоб тебя!

— Петро, за сколь всё отдашь, сама куплю…

Кстати, однажды так и поступил, отдал оптом. Так эта стервоза перепродала втридорога, денежки пропила, вечером в калитку постучалась, дураком обзывала, — вот ведь гниль порядочная, еще неделю смеялась: воздух выдохнет, опрокинет в себя чашечку самогоночки и продолжает на дом Петра лаять, помойкой кликать — якобы только на помойке и может такое расти.

Домик у Петра крошечный, пухлогрудая красавица не поместится, ну только если титьки в окошки выставит — а их как раз-два, в противоположные стороны. Тогда и дом можно будет обозвать пышногрудым. Возможно, однажды в домик бы заглянула такая краля, но так и не дождавшись внимания, домик стал дряхлеть, оседать и уже готов был развалиться, но Петр притащил из леса обвалившуюся сосну, подпилил, подстругал, подпер ею карниз.

Может быть, для других людей дом и маленький, да только не для Петра и его жены. Природа сыграла с ней злую шутку, оставив недорослой, хилой. Врачи этим и объясняли постоянные ее выкидыши.

Петр с женой жили довольно унылой, однообразной жизнью. Давным-давно случайно встретились, поженились, время от времени жена несла, скидывала, Петр расстраивался, напивался, в хмельном порыве с особой тщательностью обрабатывал кусты ягод и поливал их своими горючими слезами. Копал до отрезвления, пока на ладонях не появлялись кровавые раны. Долго промывал ладони в бочке с водой, в которой отражались его прозрачно-серые глаза. Когда-то, совсем маленьким, он считал их перепуганными, драконьими. Мама говорила, если он успокоится, то зрачки станут миндалевидными и оранжевыми. Судя по всему, он до сих пор никак не мог успокоиться.

Петр быстро продал рябину стаканами, сложил три ведра в одно и уже выходил с рынка, как его окликнул старческий голос.

— Эй, добрый молодец, смородинки не желаете?

Петр обернулся на конкурента. На камне у обочины сидел старик, как паутину, разложив растопыренные пальцы на коленях. А вокруг стояли хилые ветки, с упрятанными в черные пакеты корешками. Узрев внимание Петра, старик поднял большой палец.

— Отличная смородина. Не пожалеешь.

— Да я сам тебе любой сорт дам, недорого, — усмехнулся Петр.

— Но такого у тебя точно нет. Ведьма говаривала, не приживется этот куст на обычном месте, только тебе и велела предложить. Аж с самого Токио тащил. Вот смотри, — показал старик иероглиф на стволе. — А я слишком ответственен, чтобы не выполнить ее просьбу.

— Ну ты и фрукт! — обалдел Петр. — Мастак торговать! Как говоришь, с самой Токио пер? И где она такая?

— Она — это Япония, а Токио, наверное, он, — выдал филологическую образованность старик. — Бери, а то я с утра тебя караулю.

— Япония, говоришь. А рублями платить можно? Сколько просишь?

Старик назвал цену.

— Ого, — Петр потряс пустыми ведрами. — Дороже, чем все это.

— Одно дорого, оптом дешевле.

Сторговали все саженцы, а их было тринадцать, в обмен на два ведра ягод.

— Уважаемая Марго!

Голос соседа вернул Королеву Маргариту в настоящее.

— Петр Петрович, заходите.

— Я насчет смородины к вам. — Еще утром он не посмел бы разговаривать с ней так дерзко, но сейчас у него появился повод. — Я тут смородины прикупил. Ремантнайтная.

— Какая? — не расслышала Королева.

— Ремантная… ремонтная… Ай, язык сломать. Ну короче, плодоносить будет до заморозков. Кажна ягодка с яблоко.

Королева спустилась с веранды, подошла к калитке.

— Ох, спасибо, Петр Петрович. Да мы вроде съезжать собрались.

— Во как! И куда?

— Не знаю пока, вот Алсу школу подбираем.

— Не понравилось у нас? По глазам вижу — не понравилось. Суровые у нас края. Вчера такой ураган был, мне две яблони срубило. Ну прямо под корешок. Да уж такая непогода разыгралась, — я думал, крышу снесет, дом вверх дном поставит. Ничо — сдюжили. А у вас как? Над вами уж больно грохотало, а молний-то молний, сроду таких не видел, били, как шампура, насквозь. Прям хоть беги и спасай вас.

Королева поплотнее закуталась в кардиган, словно слова были жутко холодными и болезненными. Еще утром, когда проснулась, вчерашняя боль вновь обрушилась на нее, как молот, ударила по сердцу, колотила по вискам. Она не помнила, когда последний раз так плохо спала: во сне кричала, плакала, хватала пальцами воздух, словно пыталась дотянуться до прошедших счастливых дней, обязательно хотелось их удержать, не дать закончиться. Но улыбающийся Роман ловил ее за руки, ломал пальцы, требуя уступить место кошмарным воспоминаниям. Она пыталась пробудиться — не получалось.

— Вы давай-ка, не дури, — разогнал свою удаль Петр Петрович. — У меня рука легкая, таку смородинку засажу, только на варенье озолотишься. Я седня три ведра рябины продал. Вот вам баночку оставил. А как же — соседи. Хорошие соседи. Честно говоря, от вас такое тепло идет, весь сад цветет. Никогда такого урожая не было. Вот я жене так и говорю. Вот, Марья, чую себя, как в Тайланде, — бормотал Петр Петрович, вытягивая из мотоциклетной коляски саженцы, рассматривая корешки. — Вот этот хорош, три веточки от узелка, приживется как пить дать. Вы, уважаемая Маргарита, с ума не сходи. Нече девку мытарить по стране. Школа у нас отличная. Ежли б я не был таким садоводом, то щас бы в космосе вертелся, да книжки писал. Пошлите, я вам сам посажу, у меня рука легкая.

Королева Маргарита предпочла бы сейчас остаться в одиночестве. Надо все обдумать. Хотя и так все утро спорили, как поступить. Муж уговаривал вернуться в Королевство, чувствовал себя виноватым в том, что не уберег семью от Романа. Никто не мог предположить, что все так обернется. Было невыносимо больно смотреть, как муж страдает, и у нее просто не было сил его успокоить. Это слишком тяжело. Королева по собственному опыту знала, что разделение горя, это не есть возможность забрать его часть. Подобные моменты — не командная игра, каждый обвешивался самобичеванием и справлялся с трагедией по-своему.

— Так где тут у нас восход? — крутил головой Петр Петрович. — Ага. Кажысь, вот тут… а тут у нас сарайка, значит, сквозняка не будет, а посадим вот сюда, аккурат под водосток. Здесь и тенечек, и тепло от баньки. Баньку-то топите? Надо как минимум раза два в неделю. И тепло от трубы не в небо, а в огород. Печну сажу не выкидывайте, проволочник не любит её, вы печну сажу в лунки добавляйте, он всяк заразу истребит. Я вам еще мушмулу подарю, комаров и тли не будет. Ох-хо-хошуньки, все-то вас городских учить надо.

Королева Маргарита смотрела и не понимала. Ее мысли, как дым из бани, витали где-то совсем в другом месте. Алсу предпочла уйти в школу, отец вызвался проводить, заодно поговорить с директором и, может, забрать документы. Янотаки занимался уборкой территории. За ночь они с Акумулярами собрали… ох чего только они не собрали: тела людей и животных, раздолбанных роботов, покорёженные механизмы, поваленные деревья. Да и на самой земле не осталось ни одного живого места. Пришлось спешно все восстанавливать: основательно высосали отрэнергию разломов, до такой степени, чтобы не осталось семени пустоты, ямы завалили, землю разровняли, высадили новые деревья, посеяли траву, даже понавтыкали борщевика, ну, чтобы совсем уничтожить следы вчерашнего побоища. Если бы не Янотаки со своими кандзаши, то семье Королевы Маргариты на реконструкцию понадобилось бы больше ста жизней.

Сейчас округа выглядела чересчур ухоженной, чересчур прилизанной. Даже сосны одного роста и размаха. Янотаки все справил на свое усмотрение, с радостью отмечая, что была бы его воля, он прекрасно бы обустроил весь мир. Под высокими деревьями ровно стелились холмы, как стадо зеленых барашков, виднелись кусты. Ну хоть экскурсии устраивай, прокладывай десятки маршрутов или открывай дорогущий гольф клуб, который бы неизменно пользовался популярностью у элиты.

Петр Петрович притоптал землю вокруг саженца, довольно отряхнул руки и словно дал напутственное слово.

— Ну вот. Расти, милая, расти, красивая.

Возможно, Петр Петрович и в Королеве Маргарите посеял какое-то спокойствие. От его неожиданного визита проклюнулся образ умиротворения. Никаких тебе посланий горечи и противоречий. Надо сбросить с себя ответственность за убийство Романа. Но он сам виноват. Было много шансов уйти, а он все возвращался и возвращался, щекоча судьбе нервы. Его изобретательности можно было только позавидовать — несравненный взломщик невероятных алгоритмов. Но все убила алчность, такая же беспредельная, как международная банковская система.

— Я вам еще малину привезу, — стал заводить свой мотоцикл Петр Петрович. — Она у меня классная, там только надо яму выкопать, обложить бревнышками или стеклышками, чтобы ростки не расползались по огороду. Дюже жизнелюбивая растишка, прям за сердце землю хватает.

Сосед укатил домой, а у Королевы Марго зазвонил телефон.

— Ма, ты как? — услышала Марго вопрос дочери.

— У меня все хорошо. Как вы?

— Папа уехал по делам, а у меня еще два урока. Приеду расскажу.

Загрузка...