Глава 27. Янотаки мудрит

С пришкольной площади в окна проник шум подъехавшей машины. Роза Викторовна постучала по доске кусочком мела, который держала двумя пальцами. За окном бодро взвыл клаксон и гудел до тех пор, пока Роза Викторовна не подошла к окну. На короткий миг она о чем-то задумалась, потом махнула рукой, вернулась к доске.

Алсу пыталась прогнать из головы мысли о Янотаки, Косте, Лене, Саше. Медленно скользила взглядом по изгибам большой трещины на потолке, словно это была извилистая тропа молнии или сложного заклинания Янотаки, в лабиринтах которого он сейчас блуждал.

Парфенов качал головой, пытаясь прогнать или отогнать сон, Лена за учебником, поставленном на попа, красила ногти, её выдавал запах лака. Но пока с задней парты дойдёт до Розы Викторовны, все коготки будут в ажуре. Впереди сидящий Гречко разулся, атаку жуткого амбре потной обуви не могла перебить даже химия маникюра. Гречко уперся локтями в стол, подтянул ноги под себя, уселся по-турецки. Зловоние стало ближе и отвратнее. Лена ткнула его свежеокрашенным коготком. Он обернулся, посмотрел так премило, словно хотел признаться в сокровенном. Лена показала кулак. С какой стати⁈ — говорил весь его возмущенный вид. Когда она ударила его книгой по голове, он сбросил ноги вниз, под столешницей нашел кроссовки, обулся, все это время едва ощутимо вибрировали стол и стул.

Господи, как же медленно тянется время! Алсу ощущала себя в огромном пустом аквариуме без воды. Вокруг колыхалась жизнь, в свете ламп мошкарой кружилась пыль, разномастными линиями на стены ложились тени от цветов, шкафов, окон. В широком проеме одного из окон стоял Янотаки, иногда прохаживался по подоконнику. Алсу знала, что для всех он невидим.

Воин был одет в длинный коричневый халат с широкими прямоугольными рукавами, меховые тапки варадзи, широкие серые штаны. Смотрел внимательно своими тёмными глазами с длинными черными ресницами. Тонкая коса свободно свисала вдоль спины.

Острием палочки кандзаши Янотаки наматывал круги, словно скальпелем, филигранно вырезал чудодейственный рисунок. После каждой выведенной в воздухе окружности он произносил волшебное слово: бусахри, тобикпрони, таувпроле… Казалось, с каждым витком кандзаши воздух в классе сжимался, накручивался, словно сладкая вата на палочку

Наконец, матовое лицо Янотаки озарилось светом, коса самостоятельно поползла вверх, свернулась в култышку и Янотаки замкнул ее крест-накрест кандзаши.

Алсу поняла, что Ёкки завершил процесс освобождения.

Непроизвольно уставилась на Лену.

«Чего?» — ответила та вопросительным взглядом.

Оглянулась на Парфенова. Он вставил в уши наушники и теперь, судя по отрывистому дыханию и непроизвольному подергиванию тела, в нем пульсировала музыка.

Он также уловил взгляд Алсу, вытащил из уха наушник, словно хотел услышать ответ на свой молчаливый вопрос «Чего? Или — в чем дело?»

«Чего? Чего? — захотелось заорать Алсу. — Ответьте, что вы помните? Помните любую ерунду: хоть день рождения Шекспира или своей троюродной бабушки, главное, забудьте о Королевстве Нети. Сейчас это самое важное!»

— Хочу сказать, что у каждого периода в жизни есть своя задача, которую необходимо решать, столкнувшись с ней лоб в лоб, — ходила от доски к подоконнику Роза Викторовна, и в сотый раз мелованным пальчиком проверяла влажность земли в цветочном горшке. — В чем дело, Бесфамильная?

— Ну вообще-то… — потянулась из-за стола Алсу.

— У тебя есть вопрос?

— Нет. С чего вы взяли?

— Вижу, как у тебя в одно ухо влетает, а в другое вылетает. Вместо того, чтобы в окна пялиться, лучше бы записала тему реферата.

Алсу уставилась на учительницу в полнейшем недоумении.

— Ну вообще-то я не в курсе.

— Конечно, — взвилась Роза Викторовна. — Вылупилась на меня, будто я привидение. Тема реферата: «Ориентация по-новому собственного 'Я».

— Что это значит? — зависла Алсу.

— Генеральный прогон к выпускным экзаменам.

Роза Викторовна достала из кармана салфетку, осторожно промокнула кончики губ, словно только что откушала весьма щедрый полумесяц арбуза, отпила воды из стакана, затем снова принялась писать на доске даты наполеоновских сражений, предполагая, что без них невозможно будет разобраться в событиях великой книги.

— Полный произвол, — сообщила Алсу, бросив взгляд на Лену, которая в ответ лишь качнула головой и, как курица лапой, поскребла коленки согнутыми пальчиками. Сработало? Вот он. Переломный момент! Это, кажется, та, прежняя Лена, неприхотливая, туповатая, недалекая. Облокотившись на спинку стула, покачивалась туда-сюда, смотрела через окно на площадь, жевала жвачку, выдувала пузыри. Облако резинки стремилось вширь, достигнув кончика носа, лопалось запахом мяты и сахара, брызгалось слюной.

Парфенов по-прежнему был погружен в музыку, порой гелевой ручкой изучал царапины на столешнице, иногда теребил край толстовки, скручивая её валиком.

— Костя? — повернулась спиной к доске учительница. — Забыла сказать, директор просил Вениамина Петровича назначить ему встречу.

— Хорошо, — откликнулся Костя.

И тут прозвенел звонок.

— Тайм-аут окончен, — вскочил Парфенов. — Костян, пошли прошвырнемся.

— А мы? — мило улыбнулась ему Алсу и, ища поддержки, обернулась к Лене.

— Лен, скажи, мы же договаривались.

— С ума сошла! — вспыхнула Лена. — По мозгам хочешь получить? Кто они и кто мы.

Загрузка...