Алсу и Человек в черном

Глава 20. Выход к выходу

Выходила Алсу уже другим путем, через ближайшую трехствольную ель. Беззвучно, словно охотник, идущий за добычей, стала подниматься по высокой лестнице. Надо преодолеть семь этажей озера, каждый уровень — по пять пролетов, в каждом пролете — девять ступеней.

После минус третьего этажа стало гораздо проще: ступени расширились и были не столь крутыми, как на минус седьмом уровне, где некоторые из ступеней доходили Алсу до пояса, на них скорее приходилось вползать, чем наступать.

На минус втором этаже остановилась отдышаться. В который раз прошла процедуру распознавания.

Давно пора уже механизировать, пыхтела Алсу, отряхиваясь от грязи и пыли. С другой стороны, зачем? Этим выходом пользовались крайне редко. Судя по многосантиметровой пыли, проросшим корням и непуганым мышам, он бездействовал лет сто.

Утренний снег растаял. Светило солнце, но было бледным и холодным, как стенки морозильника.

Она не ошиблась. Выходное дерево находилось недалеко от серого камня. На берегу лежали ее куртка, джинсы, кроссовки. Сбросила кимоно и выбралась из глубины стволов, точно мышка из норки. Она бежала налегке и сердито бубнила, что завтра ей в школу и никак нельзя заболеть, и какого фига она отказалась от теплого шелкового кимоно. Совсем мозги потеряла!

Ее изрядно колбасило, пока, извиваясь, натягивала на себя отсыревшую одежду. А это не так-то просто: рукава и штанины путались, пуговицы ускользали. Через минуту почувствовала себя ледышкой — казалось, одно неловкое движение и могла переломиться. Когда побежала по сырой тропинке к дому, её изрядно колотило, словно выжимали в центрифуге. Понемногу кровь разыгралась, понеслась теплом по жилам. Когда согрелась, почувствовала, как кроссовки стали неудобны, словно уменьшились в размере или были чужими. Присмотрелась. Ё-мое! Перепутала. Пришлось переобуваться. Вот теперь помчалась стрелой.

Костю нашла в сарае. Собирая яйца, он гонял кур с насестов.

— Ты чего так долго? Есть будешь?

— Ёлки-палки, я готова сожрать тебя, — обняла, чмокнула.

— Лапа моя, — заулыбался Костя. Во время нескольких часов её отсутствия он сидел угрюмый и злой, непроизвольно накапливая жесткие слова. Бесило, что упорхнула без подробностей. Не привык, чтобы девчонки с ним так обходились. — Вот не зря я тебя ждал.

Он видел, что она вернулась довольная, благоухающая, обновлённая. Где-то в уголке сердца брызнула горечь ревности. Сделалось больно и унизительно — он выбрал ее, а она другого.

Как он ошибался!

Алсу ветрела головой — искала, чем бы сделать дырочку в яйце. Нашелся торчащий из стены гвоздь. Шлеп!

— Новости есть? — осторожно губами потянула жидкость из скорлупы.

— Тишина, как в гробу.

— Отец звонил?

— Чей?

— Оба.

— Про твоего не знаю, а мой звонил. Твоей маман сделали рентген, сломаны три ребра.

— Фигово. — Алсу, выпив третье яйцо, потянулась за четвертым.

— Лопнешь, — пошутил Костя.

— Да щас! — Четвертое яйцо оказалось подсадным, а значит, испорченным. — Мне бы переодеться. А потом рванем в больничку к матери… — и чуть не проболталась про зелье.

— Я с тобой.

Беспокойство сменилось трепетной улыбкой обожания. Губы приоткрылись, глаза засияли. Почувствовала себя обольстительницей. Совсем непривычные чувства. Когда в книгах читала про искусительниц, священные жертвы, предназначенность судьбой, — не понимала, что это означало.

— Кость, — вдруг зажала его руку, — понимаешь, как бы тебе сказать…

— У тебя есть другой?

— С ума сошел! — вскинулась Алсу. — Ну ты даешь! Надо же такое придумать, всю радугу смешал в утиль. Просто сейчас не самое простое время. Опасное.

— Это ты сошла с ума. Что здесь может быть опасного?

— Ну ты же видел, в мать стреляли.

— Окстись. Тоже мне придумала — стреляли! Просто испугалась крысы, оступилась, неудачно упала.

Алсу задумалась. Ей стало стыдно, что она такая паникерша. Да какого фига паникерша? Дом сгорел, отец с Янотаки куда-то пропали, а мать в больнице. Что, этого мало, чтобы испугаться?

Костя стал по телефону вызывать такси.

Смешно, конечно. Они и в хорошую погоду сюда не совались, а в слякоть и вовсе откажутся. Ей даже стало интересно, куда он их вызовет. Тут не то что адреса нет, но и самого дома. Ох, как же все-таки тяжело.

— А ножками слабо?

— Чего ты лыбишься? Думаешь, ты одна бегать умеешь?

«Что за глупый вопрос! — изобразив добродушное нетерпение, увильнула от ответа. — А вот мы сейчас и проверим, как ты…»

Она подошла ближе и хотело символически клюнуть его в щеку. Внезапно его руки обвились вокруг ее талии и уже не она целовала его, а он — сначала ушко, затем щеку, уголки губ…

— Костя, — шутливо возмутилась она, но не успела сказать еще что-нибудь, как он с неловким упрямством поцеловал ее в губы.

Алсу вырвалась.

— Нам надо идти.

Его глаза вспыхнули, сделались огромными. Отвернулся, стал кому-то звонить. И тут Алсу увидела, что к их дому по слякоти крутит-вертит джип.

— Это твой отец? — обрадовалась.

Пока Костя вглядывался в даль, она накидала в сумку какие-то платья матери, рубашки отца, уцелевшие учебники.

— Это не они, — бессвязно забормотал Костя, взял её за руку. — Я точно не знаю, только догадываюсь, что это романовские овчарки.

— Кто? — не поняла Алсу.

— Ну, Верзила, Болт…кто ж знает, сколько их там.

— Бежим?

— Ага. Бежим и падаем, пятками сверкаем. Поздно уже, мы щас как на ладони…