Алсу и Человек в черном

Глава 22. След

— Чуть приподними, чтобы рот открылся.

Янотаки встряхнул Костю. Его губы распахнулись, освободив проход для снадобья.

— Ну, держись, — промямлила Алсу и капнула пару капель на язык Кости. Подождала реакции. Вроде терпимо. Было видно, как небольшими волнами задышала грудь, синюшные ногти стали розоветь. — Хорошо, очень хорошо, — бубнила она и понемногу поила Костю эликсиром.

Неожиданно он задрожал, его немного подбросило, выгнуло дугой.

— Отлично! — обрадовалась она и протянула остатки снадобья Янотаки. — Давай быстро к отцу.

— Этого хватит? — посмотрел он на просвет остатки. Там было чуть больше половины стакана.

Алсу протянула пробник.

— Ваша Высочество! — вздрогнул Янотаки. — Мне нельзя готовить зелье.

Алсу это знала. Но что делать? Как оказаться в двух местах одновременно: и здесь, и рядом с отцом, еще надо срочно в больницу к матери. Если бы не Костя, она сейчас сама бы валялась поленницей посреди двора. Алсу ощутила, как сквозь её тело прошла судорога воспоминаний о боли и несправедливости.

Теперь уже явно стреляли в нее. Человек в черном плаще не таился, стоял открыто и направлял свой луч на Алсу. Костя выскочил навстречу, прикрыв её своим телом. От удара упали оба. Она — спиной в грязь, а он — сверху на нее. Следующий луч свалил Янотаки и пока он пытался очухаться и подняться, человек в чёрном пропал в лесу. Если Янатаки, благодаря своему естеству, легко справился с нападением, то Костя впал в глубокое беспамятство…

— Давай тогда Костю в сарай, а сами к отцу, — грустно улыбнулась Алсу. Такой выход ей не нравился, но ничего более путного сейчас в голову не приходило.

В сарае освободили полку от рухляди, на пол полетели банки, остов штыковой лопаты, пустые пакеты из-под семян. Застелили зеленым атласным одеялом. Оно было отсыревшим, пропитанным затхлым духом. Щурясь и чихая от ароматов живности, Янотаки занес Костю в сарай, уложил на полку, чуть пошлепал по щекам. Судорожно задрожали ресницы, будто стряхивали вековую пыль, глаза открылись, замерли, разглядывая Янотаки и Алсу.

— Я хочу спать, — спокойно сказал Костя, отвернулся и сладко засопел.

Алсу обрадовалась. Все шло отлично. Снадобье работало. Принялась заматывать Костю в какие-то тряпки: в дело шло все, что попадалось под руку, здесь были мятые футболки, шелковые простыни, самовязаные шали. По куче совершенно непонятно, что под ней отдыхает человек — только если присмотреться — посапывает, вздыхает.

Вопреки ожиданиям, отца на пресловутой «лёжке» не оказалось. Алсу с Янотаки молча бродили вокруг, сталкивались, расходились, причем, каждый был уверен, что это совершенно случайно. Алсу все острее ощущала отсутствие связи — молчаливый телефон вызывал душевный дискомфорт, холодил, как укол новокаина у стоматолога. В голове путались разные мысли… куда пропал отец?… что с мамой?… кто стрелял?…Роман?.. чего добивается? Как же хочется послать его к черту, вернуться домой… ох-хо-хо…вернуться туда, чего уже нет…

— Алсу, — позвал Янотаки.

Как собака, бросилась на голос. Примерно в пятидесяти шагах увидела отца. Он сидел, прислонившись затылком к березе. Заметив, что он смотрит на неё характерным рассеянным взглядом человека, который не слышит, окликнула. Примерно на третьем «пап», он встрепенулся, долго, внимательно и равнодушно разглядывал ее лицо, словно выискивал ошибки в школьном сочинении, потом с отчаянной тоской и болью посмотрел на дочь.

— Плечо. — Пытаясь хоть как-то улыбнуться, растянул губы. — Ты не помнишь главного героя в фильме «Протест»?

— Не поняла, — искренне призналась Алсу. Она уже откупорила бутылку и поднесла к губам отца. — Пей.

— Не, — отвернулся он. — Лей на плечо.

— Уверен?

— Да… — с тоскливым отчаянием произнёс он. — У меня, кажется, ключица сломана.

К счастью, снадобье сработало и наружно. Через пару минут мучительное жжение пропало, оставив лишь ноющую, тянущуюся, как эскалатор, боль. Отец то проваливался в сырое потное забытьё, то выныривал обратно. При этом постоянно бредил про киноактеров, телефонных мошенников, падение котировок на торговых площадках, — из него выплескивался весь мусор знаний из новостного потока соцсетей.

Алсу с Янотаки терпеливо ждали.

На вершине сосны заколотил дятел.

— Сколько мне осталось жить? — спросил в вышину Янотаки.

Дятел замолк.

— Дятлы не слышат, Ёкки, — улыбнулась Алсу.

— Это хорошо, а то я испугался, что мне конец, — кивнул Янотаки.

Среди кроны замелькала красная точка, дятел перелетал с дерева на дерево, вниз головой скользил по стволу, суетливо обходил основания веток и вдруг пропал. Видимо, там было дупло, скрытое болотной хвоей.

Приходилось быть терпеливыми. Алсу уже насладилась видами природы, словно созданными гениальным художником. Здесь все идеально, даже лучше: к четким ровным линиям и гармонии цвета добавлялся великолепный хвойный воздух. И вдруг в этом оазисе появились три чужеродных слова «там его следы». Они словно высыпались из общего потока отцовского бреда. Стал повторять их с разной интонацией.

— Пап, — затрясла Алсу отца за плечи, словно попыталась сорвать с него проржавевшую решетку бреда.

Наконец глаза отца вспыхнули. Он очнулся, глубоко вздохнул.

— Я говорю, что нашел следы стрелявшего. Они принадлежат не Роману. У него лапища сорок пятого размера, а эти как минимум — тридцать седьмого. Скорее, это подросток. — Андрей показал на выживший пятачок снега — а на нем след с полосками, полукругами рисунка — почти растаявший, с пугливыми границами. Алсу сравнила со своим, так и есть — чуть меньше её тридцать восьмого. В округе нашли еще пяток отпечатков. А более ничего, только чистота, непролазные кусты, бурьян, сухостой, опавшая листва с уснувшей внутри фауной.