Алсу и Человек в черном

Глава 41. Гитарой по ежику

Роза Викторовна постучала в кабинет химии минут за пятнадцать до окончания урока. Зашла, укутанная в черную дырчатую шаль, как рыба, похороненная тьмой водной стихии, и сразу сделалась полноправной хозяйкой кабинета, а учительница химии оказалась в положении гостя.

От каждого слова редкие тонкие волосы Розы Викторовны вздымались, словно она дышала жабрами и задыхалась в этом школьном воздухе, и поэтому искренне торопилась убедить всех в своих благих намерениях.

— После уроков все идем на субботник. Наш поселок нуждается в поддержке. Лично нам доверили восстановить, ну, то есть покрасить павильон остановки «деревня Растрепша» на пятом километре.

Со всех сторон понеслись высказывания.

— Почему мы?

— Пусть Бесфамильная красит, это ее…

— И вообще, батя Костяна пускай все восстанавливает…его рук дело…

— Какая жалость, Вероника, что ты не понимаешь значимость момента, — обратилась Роза Викторовна к Краснощековой, которая выступала ярче всех. — Я искренне призываю вас считать поселок родным домом. А поскольку так оно и есть, вижу разумный выход — собраться и внести свой вклад. А по поводу многоуважаемого мною Вениамина Петровича — уже доказано, что это очень хороший фотомонтаж.

— А чего тогда его загребли?

— До выяснения обстоятельств. Вот выяснили. Освободили. А где Сидоров? — оглядела класс Роза Викторовна. — Снова прогуливает?

— Батю встречает, — предположил Парфенов.

— Хорошо, — кивнула Роза Викторовна. — Автобус будет в одиннадцать.

— А уроки? — надуманно тревожно возразила Лена Шеина.

— Их перенесут на следующую неделю в качестве дополнительных занятий.

Класс неровно загудел.

— С фига ли…

— Оно нам надо…

— Произвол, эксплуатация детского труда…

Роза Викторина подняла руку, приглашая класс заткнуться.

— И у нас еще вопрос по выпускному вечеру. Бесфамильная, говорят, ты прекрасно играешь на гитаре.

— Роза Викторовна, — тихо застонала Алсу. — Неправда все. Где я и где гитара?

— У меня нет ответа на твой вопрос. Но меня предупредили, что ты будешь отказываться. Говорят, у тебя есть авторская песня, «Гитарой по ежику».

— Да Роза Викторовна! — почти закричала Алсу стараясь перекрыть хохот одноклассников.

— И слушать не хочу, — возразила учительница. — Нам доставит большое удовольствие созерцать твое мастерство. Могу тебя заверить, я, хотя не без труда, предоставляю тебе шанс поразить наш вкус, предполагаю, что ты от природы достаточно одаренная и, возможно, обладаешь всеми секретами музыкального искусства.

— Кто вам сказал про гитару?

— Твои одноклассники. Саша Парфенов, к примеру, а все остальные подтвердили. Кажется, там еще была песенка про кровавые мозоли на пальчиках. Странный, должна я сказать, у тебя репертуар.

— Во, — зацепилась Алсу за отмазку. — Эти песни — для подворотни.

— Ну, это решать не тебе. Хотя еще раз оговорюсь, я ни в чем не уверена, но администрация школы настоятельно рекомендует заняться твоим образованием вплотную. После субботника ждем тебя на прослушивание в актовом зале. Будет директор школы, администрация поселка. Мой тебе совет: постарайся им понравиться, и тогда директор подпишет ваше заявление.

Ах, вот оно что! Теперь понятно, откуда ветер. Похоже на откровенный шантаж. Чего он добивается? Хочет сказать: посмотрите, какие отличные кадры покидают школу. А что, хороший маневр. Директор, видимо, понимает, что Алсу с родителями все равно не остановить, так хоть урвать граммульку счастья в собственную карму. И он прав — их уже ничто не держит тут. Отец нашел им новое жилье. Без изысков и напрягов, чтобы хватало прожить на свои средства. Да уж, эти королевские условия! Прожить пять лет на земле как обычный гражданин, полагаясь только на собственные силы, руки, разум. Все-таки Алсу не предполагала, что будет так сложно. Её, избалованную принцессу, прямо выворачивало наизнанку от перипетий судьбы.

— Да у меня и гитары нет, — сдулась Алсу.

— У Костяна попроси. Учит на ней серенады для Краснощековой.

— А не заткнуться ли тебе? — обернулась Алсу к Парфенову.

Краснощекова же подскочила к нему, чмокнула в щеку.

— Спасибочки.

Лена Шеина ревниво скрипнула зубами, а Парфенов брезгливо стер с щеки гигиеническую помаду.

— С ума сошла, липучка!

— Ты мой лапа, — пропустила колкость Краснощекова, и вновь потянулась поцеловать, но уже из мести.

— Отвали, — отодвинулся Парфенов.

— Простите, Екатерина Миксовна, немного отняла у вас времени, — обратилась Роза Викторовна к химичке. — Но времени совсем нет, а их на перемене не собрать.

— Да, да. Конечно, — с каким-то невероятным усилием кивнула Екатерина Миксовна. Она не особо любила Розу Викторовну, считала некоторые ее поступки несправедливыми, особенно, по отношению к изгоям, которыми являлись Бесфамильная и Шеина. Ее трогала их судьба. Потому что Екатерина Миксовна сама была таковой для всего учительского коллектива. Её слова на педсовете воспринимались как отдельные обломки затонувшего корабля, которые в шторм выносило на берег. Волны эмоций вскипали, вздымались и возвращались в глубь океана вместе со всеми обломками. Екатерина Миксовна для всех существовала только в имени, которое было начертанно на песке.

— Алсу, — остановила Екатерина Миксовна ее после звонка, — вы действительно переезжаете? А куда?

— Пока не знаем. Есть варианты.

— Из школы тоже уходите?

Алсу кивнула.

— Жаль, очень жаль. — Учительница посмотрела с каким-то немым отчаянием, словно находилась у гроба любимого человека. Она была сплошной живой раной, из которой бесконечно сочилась кровь, — и при этом необъяснимым образом оставалась живой.