Алсу и Человек в черном

Глава 26. Цветок

— Где твоя совесть? — заорала Лена.

— Что случилось? — не сразу поняла Алсу.

— Я тебя с утра жду. Мне сказали, что у вас дом сгорел.

— Все верно.

— И где вы сейчас?

— Вениамин Петрович приютил.

— Да ладно, — не поверила Лена и даже пощупала Алсу лоб.

Не очень-то приятный жест, со стороны могло показаться, что переживает, а на самом деле означает «ты, подруга, башкой тронулась?»

— Эй! — отдернулась Алсу, и чуть не отвесила подруге подзатыльник, как будто перед ней стоял профессиональный хулиган. После того, как Лена вчера незаконно проникла в Королевство Акумов, она вызывала у Алсу дикое раздражение.

— Не придумывай! — окрысилась Лена. — Можно подумать, что я тебе так и поверила.

— По сути мне пофиг, веришь ты мне или не веришь… — и тут Алсу заткнулась. Она стояла, словно пораженная тремя мечами сразу, словно по черепушке ударили тяжелым веслом, словно… ну много разных «словно» свалилось на ее бедную голову. Она увидела то, чего видеть не хотелось, да и не должна была.

Время замерло. Это было какое-то необъяснимое чувство. Глазами она уже понимала, что происходит, но ум и сердце сопротивлялись. За секунду лоб покрылся мелкими капельками пота. Чтобы вдохнуть и выдохнуть, приходилось разлеплять губы и делать судорожные глотки воздуха.

Она видела, как по коридору сквозь скопление школьников медленно и размашисто шел Саша Парфенов, который казался выше и краше всех. На фоне серой толпы яркими пятнами выделялись его длинная челка и широко распахнутые глаза.

Трудно сказать, что послужило ему отправной точкой для такого решения, но это больше походило на объявление протеста. Саша Парфенов, на правах официальной власти, данной ему самим собой, приветствовал Лену и Алсу, радостно раскрыв объятия. А в петличке на лацкане его пиджака голубым огнем светился цветок василек, произрастающий только в королевстве Акумов. Это был тот крайне редкий природный экземпляр, который выживал исключительно в заповедных местах королевства. Бытовало мнение, что сорвать цветок — это все равно что погубить акума. Мало того, что уничтожил жизнь, так еще в петличке выставил тело на обозрение. К чему такая жестокость?

Алсу дернулась к Парфенову, намереваясь забрать цветок, но Саша резко отвернулся. Он уже держал оборону.

— Зачем ты это сделала? — обернулась она к Лене. Алсу старалась сдерживаться, но уже практически не чувствовала разницы между спокойствием, гневом и яростью.

Лена забрала у Саши цветок и демонстративно покрутила им перед носом Алсу, затем спрятала в рюкзак. Она явно нарывалась на конфликт, приглашала принять тот факт, что открытого столкновения не избежать. Раньше подобное Алсу не волновало, за год она уже привыкла к стычкам, но теперь защита выходила на другой уровень, теперь приходилось заступаться не только за себя, но и за жителей Королевства. Уже не оставалось сомнения, что Лена, поделившись своими знаниями с Парфеновым, останавливаться на этом не собиралась.

Алсу сидела в буфете, крепко сжав в руках горячую кружку, вовсе не ощущая исходящего от неё жара.

— Чего приуныла, подруга?

Алсу вскинулась, предполагая, что это Лена пришла мириться и извиняться, но это была Краснощекова.

— Что? Переживаешь? Костя того…тю-тю…бросил тебя, — громко говорила она, будто выступала перед зрителями.

— Когда успел? — хмыкнула Алсу.

— Ночью, когда мы с ним гуляли. Вчера ко мне заявился, так странно себя вел. Обычно он другой. Какой-то грубый, а тут сама нежность. Мы всю ночь говорили и смеялись. Его как будто расколдовали. Я грешным делом подумала, что он меня бросил ради тебя. Погоди, он просил передать тебе записку. — Краснощекова принялась ковыряться в своей сумке. Скоро достала лист бумаги, свернутый вдвое. — Надеюсь, ты знаешь его почерк?

Алсу не знала.

В верхней части листа кривоватым беглым курсивом было выведено: «Прости, но я полюбил другую».

Зреющая глубоко внутри Алсу злость пересилила желание рыдать водопадом. Все, чего хотелось в данную минуту, это наподдавать по этой самодовольной физиономии и укатить в свое Королевство.

— Не заставляй меня грубить, — деланно спокойно ухмыльнулась Алсу. — Вот я и узнала, что он написал тебе.

Спеси на лице Краснощековой сразу поубавилось. Она справедливо рассуждала, что ее выверт получится, если только ее не застукает Костя, но и в этом случае можно будет отболтаться, что это якобы была шутка.

— Обнаглела? — зарычала Краснощекова.

— Я видела, как он передал записку тебе.

— Сам очканул, вот и попросил меня. Ты не веришь?

— Очканул, говоришь? С каких пор он стал таким трусливым? — Алсу выпила уже остывший чай, поднялась со стула.

— Ты куда? — преградила путь Краснощекова.

— Туда, — показала на «выход». — Ты не выглядишь счастливым человеком. Я уверена, несчастье — это заразно, а мне и своего хватает, могу поделиться.

Краснощекова отскочила.

Немного грубо, но зато доходчиво. Сразу видно, сейчас Краснощековой лейка не нужна, сама зальет себя слезами. Разговор с ней на время успокоил. Справедливо рассудила, что, если в силах шутить, значит, не все так плохо. Янотаки учил, что чувство юмора — это отличнейшая прививка в самых безнадежных ситуациях.

Ладно, взяла себя в руки Алсу: сейчас она вызовет Янотаки, и он все сделает правильно. Цветок надо изъять, этих двух перцев лишить воспоминаний о Королевстве. Янотаки умел изымать знания и воспоминания в зависимости от их значимости. Если повезет, то ничего лишнего не уйдет. Остается только уповать на его спокойствие и догадливость, так что все будет хорошо.

Алсу вышла на улицу именно в тот момент, когда в школе прозвенел звонок ко второму уроку. Наверное, раньше она бы переживала, что опаздывает на занятия, но сейчас звонок был просто необходим, это единственный способ урегулировать ситуацию на излете.

Длинно и путанно все рассказала Янотаки, временами он прерывал, уточнял, — про цветок не верил, знал, что тот должен был защищаться. Алсу приходилось говорить по третьему, четвертому кругу. Для такого умного и мудрого воина он сегодня был глуп и непробиваем. Это походило на диалог на разных концах длинного тоннеля, их слова долетали искажёнными и перерождёнными. И это понятно. Все, что рассказывала Алсу, в бедной голове воина никак не укладывалось.