Чавивафа

Часть 3 Все дороги ведут на Х. Глава 1. Матока в Файдазаваде

Близился полдень и над Файдазавадом в этот первый день ноября не было ни облачка и солнце уже хорошо прогрело огромный муравейник, где жила среди горячего камня, садов и клумб, пыли и грязи, невиданная туча народу — полтора миллиона человек. Двадцать пять тепла, это конечно уже не августовская жара, и скоро на столицу упадет осень — сначала залив теплым золотом, а потом и грязной холодной водой. Дома, у подножья гигантши Млимагизы, сейчас по летнему под сорок в тени, — вспоминала родные места Царица Саута, там и вовсе нет ни осени, ни как таковой зимы. И в полдень, конечно, никому бы не вздумалось выбираться из дома и толпиться на улицах, как здесь и сейчас, в праздник Матоки.

Барамумба, проспект, соединявший дорогу на Цитадель с центром города, был битком набит народом — счастливым и наряженным во все чистое и приличное. Толпу теснили на тротуар, давая проход монаршей процессии городские стражники из полка тяжелой пехоты — в начищенных латах, с накрашенными щитами, со сверкавшими на солнце алебардами. Впереди медленно шли верховые — сотня кирасир в парадной форме, с синими перьями на шлемах, сзади на всякий случай сотня драгун в красных мундирах. Саута сидела в позолоченном паланкине и ленилась смотреть на восторг, встречавших ее горожан. В первые годы, она, гордая и жадная до славы и признания молодая южанка красавица с горячими страстями, была без ума от этих праздников. Готовила месяцами наряды и речи, продумывала мимику и интонации. Чувствовала каждой клеточкой провинциального тела восторг от боготворившей ее столицы, от народной любви, от того, что на нее так смотрят мужчины и женщины, что на нее по ночам дрочат мальчишки, о ней здесь мечты и стихи, от нее здесь сходят с ума.

Но все когда-то пресыщает… Саута безмятежно смотрела, как летят в ее паланкин охапки цветов, как топчут копытами кирасиры яркие крупные бутоны файдазавадских роз. Рядом сидел столь же отрешенный Царь Наут. Нечего и вспоминать, как когда-то текла и трепетала она, если он был рядом. Как гордилась и как колотилось ее махалигизское сердечко, от того что у нее получалось шаг за шагом покорять и этого мужчину, и этот огромный могучий и гордый город.

Процессия ползла к центру блестя золотом, отливая бархатом и шелком, заливаясь трелями музыкантов с праздничными крестьянскими дудочками. Матока — праздник начала осени, сбора урожая на полях и подведения итогов. Конечно, крестьян в Файдазаваде немного, но городским клеркам, рабочим, всяческой прислуге тоже в этот день выплачивались премии за год. На предприятиях подбивали счета и бюджеты, закрывали долги. В общем, это праздник достижений, воздаяния за труды. Еще в этот день уважали стариков, поминали мертвых и благодарили начальство.

Площадь Мрабамаиша волновалась морем людских голов и плечей, теснимым энергичными цепями латников-стражников. Проход расширяли пихая толпу лошадьми несколько сотен кирасир, давая колонне из Цитадели выйти к парадному крыльцу Хекалумаиши — главного храма города, да и страны, резиденции Верховного Жреца. Царица сегодня звезда, в ней как бы воплощается Мать Земля, подарившая своим детям — подданным урожай и возможность жить дальше. В ее честь будут гимны, перед ней будет кланяться и престарелый развратник Кавукрик, деятельный борец с грехом и еретиками. Саута на мгновенье скривилась, она понимала, что Верховный Жрец Кавукрик не преминет ей напомнить за проблемки своей любовницы — взбалмошной потаскухи Сангры. Наглая северянка, почти белая блондинка с огромными как у куклы плаксивыми голубыми глазами и губками тоже вот покоряла столицу, оседлав как осла старого жирного борова в рясе, сладострастца и слабака. Только эта бледная палка вовсе не парилась о народной любви, наоборот вечно нарывалась на скандалы. Теперь поссорилась вдрызг с соседом. Кавукрик снял ей весь верхний этаж в дорогом доме на Биашаре, но там на первом этаже базировался известный врач со своей клиникой. И то ли ей воняло снизу, то ли шумело, то ли мешало. Никому ни на втором ни на третьем этаже этот профессор медицины не мешал, и крыльцо у него было со двора отдельное… Но короче вздорная баба требовала «мерзкого докторишку» убрать.

Колонна встала, всадники подняли вверх сверкнувшие бликами палаши, кратко и оглушительно хором рявкнув. Драгун отворил ей дверцу паланкина и встал на колено. Самая красивая девушка города, выбранная жрецами, в желтом веночке из одуванов, с белыми крылышками, приделанными к плечам, в цветастом платье, упав на колени постелила ей под ноги коврик.

«Да ты же ссука,… тварь», — Саута чуть не споткнулась, ступив на синий ворс, узнав в «девочке-феечке» Сангру куколку. Теперь, Мать Земля в лице Царицы по обычаям должна быть дико благодарна этой шлюхе и исполнить ей желание. С отвращением понимая, что придется влазить в бытовые соседские склоки, в которых никогда нет ни правых ни виноватых. Владычица Гувуманги через силу улыбалась во все стороны, под восторженный вопль толпы шагая по ступенькам заваленным цветами, распугивая белых птиц, с криками взлетавших из-под ног, Царь Наут скромно плелся сзади. Сбоку загудел трубами оркестр, замычал мужской хор славу и гимн властительной династии Кусини. Вверху чету монархов ждал светясь как солнце круглым лоснящимся лицом Кавукрик. «Оторвать бы тебе бороду, — зло думала Хозяйка Цитадели, глядя на жреца в оранжевой рясе снизу вверх, — а лучше яйца».

Наверху встали вместе втроем, благостно глядя на человеческий океан внизу. Саута кланялась во все стороны, мило расплывшись губками, принимая народное обожание, старалась быть опять той же жгуче сексуальной, несказанно мудрой, искренне доброй и сострадательной Саутой, снискавшей когда-то любовь файдазавадцев.

Смотрела на бесконечные пляски детских ансамблей в народных прикидах из городских школ и творческих кружков, слушала песни студентов — гуманитариев из Университета в Цитадели и инженеров из Физтеха в Тезимлиме. Скользила взглядом по толпе, по фасадам дворцов на главной торговой улице Биашаре. Наткнулась на белые колонны особняка, в котором десять лет назад у нее было первое свидание с Наутом. Какая она была гибкая дикая кошечка… Да и он был тогда еще ничего так, очень даже активный, весь в этой реальности…

Как же ярко горели фонари в ту ночь на Биашаре, как красиво пели пьяные уличные музыканты для них под окном!

Концерт подходил к концу, ноги уже ныли, а солнце стало бить прямо в глаза, в голове гудело от оркестра. Женский хор заголосил что-то трогательное и нежное. Матери Земле типа можно уже ложиться спать до весны, пока благодарный народ будет жрать подаренный ее добрым сердцем урожай. Верховный Жрец склонился длинно и смачно припав в поцелуе к ее левой деснице:

— Милая Матушка, прошу Вас очень, ну избавьте Сангрушку-крошку от этого докторишки, — Кавукрик умолял с придыханием, — Она такое милое дитя! А он поганый еретик, язычник. Уважьте святых отцов. Эти псевдоученые нарядились в халатики белые, обставились скляночками и дурят народ, деньги берут, типа лечат. Если истинно верующий заболел, он должен в наш храм идти, свечку у нас покупать и молиться, жертвовать на наш алтарь, а не еретику относить деньги. Вам наша Церковь будет благодарна всегда, милая наша Царица. Выгоните его. И всех их приструните. Распоясались совсем очкарики. А этот еще и на Сангрушку кричал, на ангелочка беззащитного.

Саута смотрела сверху вниз на лысину распутника, на его широкие жирные плечи. На утомленное долгим ритуалом и солнцем море лиц файдазавадцев внизу на площади Мрабамаиша, ждущих, когда сразу после «всего этого», за южными стенами Хекалумаиши откроется огромная самая большая в году ярмарка, со скидками и бонусами, бесконечным выбором и готовыми торговаться в минус продавцами. Торговые ряды тянулись на три километра до самого порта на Мажимаише. Там крестьяне со всех предместий столицы и из дальних регионов разложили на лотках этот самый урожай. Там же и ткачи, и портные, и кузнецы, и все все ремесленники, и салоны красоты, и показы мод, и автосалон, и павильоны купцов из самой Хахабы с инопланетными штучками. Это и есть Праздник Матока, с фейерверком и дискотеками вечером. Это и есть благоденствие и спокойствие Империи. Мир и достаток, уверенность в завтрашнем дне. И весь ритуал был нужен для этого. И для этих ритуалов нужны жрецы и храмы. И желательно удобные и послушные.

Жрецы Четырех Ветров были как раз такие. Триста лет назад династия Кусини пришла к власти при поддержке именно этой церкви. Затея у них была простая. Собрали в кучу все, что было общее у разных старых языческих культов, у верований гизов-южан и палов-северян. Получилась милая хрень за все доброе и светлое, против всего нехорошего и стремного. Зато при поддержке набиравшей мощь Империи, собрали быстро к своим алтарям большинство населения — и в центре, и на юге, и на севере. Разорили и разогнали по лесным и горным углам и пещерам языческих волхвов. Теперь это государственная религия, духовная опора Империи, Династии, и ее, Сауты, власти.

— Уважу, Служитель Ветров, — с печалькой положила ладонь на розовое темечко Кавукрика Царица, — накажу еретика, не дам обижать Сангрушку-крошку.

За ручку с Царем пошли вниз по ступенькам к паланкинам.

— Зря пообещала. Не надо доктора гнать, — тихим голосом шептал ей Наут еле слышно, — Он много именитых семей лечит. Хорошие дворяне ему благодарны, особенно старики. И все это ради шлюшки наглой? Ты все больше отталкиваешь аристократов. Опасно. Жрецы только орнамент нашего дома. А воинские династии — фундамент. Не зли их.

— Утешу твоих стариков, — Саута усаживалась в бархатном кресле в паланкине, выставляя в окно свое благостное лицо, — Жасира молодого, дуэлянта того вытащу из Килимы.

Наут кивнул и отвернулся. Саута закрыла глаза и задремала. Чувствовала, как что-то вокруг темнеет и холодает, как наползает стылая серая тень. Слышала тревожный грай и клекот стай птиц, сбивавшихся в суетные вихри. Видела как эти вихри, строясь в клинья, медленно и уныло уносятся к вечеревшему горизонту. И с багрово-золотым закатом ложились на Файдазавад печаль и тоска.