Чавивафа

Часть 8 Дикая Охота. Глава 8. Бессознательное для Шауки

Казалось, он сейчас выкашляет кишки наружу, Шаука осматривала красные пятна на лице и плечах у мужчины средних лет из пришедшего с запада кочевья. Медсестра говорила, что это уже пятый за утро с симптомами файдазавадки, вот, мол и до нас долетела. Еще бы не долетела при такой антисанитарии, думала Шаука, вымрем так, как динозавры…

Чечеманга и Шаука в гуманитарном лагере в Гаовате (Млезичанга)

Из темного угла ныл-звал диарейный, просил убрать человека, лежавшего над ним на двухъярусной кровати: «Он уже мертвый давно, на меня с него вши сыпятся!» Шаука кивнула фельдшеру разобраться, сама осторожно ступая между больными лежавшими на полу в проходе, побрела на выход из инфекционного бокса. Вышла на песчаный плац, где вихрями кружилась пыль с запахом нечистот.

Гаовата, центр Млезичанги, небольшой поселок на тридцать тысяч человек, сейчас разросся шатрами и палатками кочевников на много километров во все стороны. Здесь были школа, больница, такой островок цивилизации посреди саванны, и колодцы. Тут и затусили тысяч под сто степняков в надежде на спасение — от голода, болезней и бандитов. Рота миротворцев ушла уже месяц как, но с батальона «Восток» пока еще забрасывали медикаменты и продукты. Катастрофически, правда, мало. Порядок в городе кое-как поддерживали полтысячи местных стариков-воинов, избежавших участия в «Набеге». И отряд из трех сотен аскеров-штурмовиков.

Дыша тяжело через маску песком, глядя в мутные в пыли очертания стен школы, превращенной в казарму аскеров, вспоминала, как обхаживала последние месяцы Бьянчи на базе пришельцев. Возвращаться в Файдазавад не хотелось — пришлось бы выбирать сторону в этой идиотской бойне… А с кем ей быть? С Саутой-кровопийцей и ретроградкой, которая ее кормит, в Цитадели у которой и расположена Академия Наук? С рабочими, с которой у нее ничего общего? С драгунами-вертухаями Байлара? Хотелось остаться с пришельцами на комфортной базе, в чистом штабе с кондеем и фруктами в холодильнике, с душем и охраной.

Но толстый майор, однажды доев сготовленный ведьмой суп, заявил, что так или иначе скоро улетит с этой планеты. И не возьмет ее с собой. Не положено. И отправил в Гаовату, руководить тут гуманитарной миссией. А она мечтала, что как-нибудь что-нибудь да выйдет с ним…

Само собой совпало, что отрядом аскеров в Гаовате командовал Чечеманга, которого повысили до комбата за какие-то секретные подвиги. Шаука пошла к нему в школу, просить чтоб помог разобраться с трупами. Она решила сжигать трупы больных с инфекционки и уже приготовила яму и соляру. Но надо было отогнать от больницы толпу родни умерших, которые орали как сумасшедшие, что это кощунство, и она, мол, ведьма. Местные воины-гизы в таком деле не помощники, а аскеры психологически по устойчивей, выполнят приказ.

Хотя с психикой тут тоже не все мягко говоря норм. Народ жалуется на голоса, какие-то странные желания и даже повеления непонятных новых хозяев прямо у себя в башке, весьма причем требовательных и суровых.

Такие же завелись в голове и у Шауки — на разный лад все спрашивая, чего она хочет. Странные они, думала ведьма, если живут у нее внутри, сами должны типа знать все ее хотелки. Или все-таки они не внутри а снаружи, тогда почему прогнать их не получается? Вспоминала ту надпись на камне древних некромантов в Живекиже. «Хаос внутри. Добро и Зло внутри. Танец Тьмы и Огня. Танец Перемен. Ступай легко и Увидишь. Освободи.» Значит все-таки внутри. Красиво про «Освободи», но какая-же это свобода, если эти голоса так раскомандовались.

Она ненавидела это вспоминать и в семье эта тема была табу. Когда никого не было дома, она девятилетней девочкой вдруг пристрастилась крутиться волчком вокруг себя. Раскинув руки, что лопасти у вертолетов пришельцев, перебирала ножками все быстрей, пока не начинала кружиться голова, а потом резко садилась на пол, в восторге и ужасе глядя, как продолжает вокруг лететь разогнанный ею мир, сливаясь в непонятное месиво. Однажды она не остановилась, а в упоении все разгонялась, когда ей показалось что она взлетела. Родители нашли ее лежавшей потом на полу с разбитой об стену головой без сознания. Тогда отец и решил отправить ее через год в школу для ведьм. Никто ее не расспрашивал, а она не хотела рассказывать, что она видела и слышала там, куда ее занесло ледяным белым вихрем. Что говорили ей металлические голоса снежных гор, какие картинки показывал иней на льду, какие узоры были на блестящих одеждах, какие были лица.

Очередному настырному танцору тьмы и огня, спросившему, чего она хочет, наконец ответила:

— Я ученый. Я хочу узнать, кто вы и как это устроено.

— Ох, это сложно. У тебя формат сознания аналоговый. С терминами тяжело будет разобраться… Подожди, ты медфак окончила? Я тогда попрошу с тобой связаться другого. Он найдет понятные слова. У тебя появятся мысли, не гони их.

Аскеры, построившись в цепь, тычками винтовок и стрельбой в воздух гнали за двор причитавших родственников. Шаука вместе с Чечемангой стояли в полсотне метров от ямы где в огне корчились мешки с телами умерших. Смотрели на черный столб дыма. Нет доказательств, что парень сам вызвался идти с отрядом в Гаовату из-за нее. Хотя полковники Ордена могли и сами специально прислать влюбленного чтобы лучше охранял ее. Аскер порядком посуровел за этот год. Перестал так романтично и мечтательно улыбаться, мало болтал. Но она чувствовала, что его огонь к ней горит. Он не пытался ее обнять или пристроиться на ночь в комнату, не шутил и не бахвалился, не пробовал ничего просить. Но смотрел горячо и преданно.

И сейчас вместо того чтобы шепнуть что-то нежное, деловито спрашивал, не удалось ли ей упросить пришельцев выделить конвой для охраны. Без сопровождения ни один караван не мог сейчас пройти через саванну, там все кишело бандами, вернувшимися с «Набега», притащившими хорошие винтовки и даже пулеметы. Но Бьянчи сил для конвоя не давал, а аскеров было маловато. А вертолет приходил один в два дня. 10 тонн, крохи…

— Мы так и не можем найти базу Мажихана и его банды, — досадовал Чечеманга, — Где-то же он прячет награбленное и копит силы. Не видит его никак разведка.

— А Черные Пещеры смотрели? — Шаука вспомнила про легендарные, помянутые во всех местных страшных сказках, подземелья на востоке.

— Это же священное место. Там живут духи саванны. Никто не будет там базу.

— Эти бандиты вернулись с Гувуманги. Для них уже может быть ничего не свято. Они были под Небесным Огнем Пришельцев. Чего им духов теперь бояться. Проверь.

Так и не дотронувшись до нее красный воин ушел. Шаука облегченно вздохнула — не то чтобы он был ей неприятен, наоборот, красавец в ее вкусе. Не то чтобы ей было жалко дать ему, она относилась к этому вполне физиологично. Но не хотела, чтоб он прилип. А он такой. Верный. Потом не прогонишь.

— Ты в курсе же, что твое сознание видит только часть этого мира и фиксирует только часть твоих ощущений?

— Ну да, типа физические возможности обработки информации ограничены. Поэтому Сознание выбирает только то, что считает актуальным и необходимым, — Шаука встрепенулась от неожиданно заговорившего в голове нового голоса.

— Остальная информация не выбрасывается, а копится. Давай назовем это Бессознательным, — Кто-то говорил неспешно и убедительно, как профессор с кафедры, — Оттуда приходят твои неожиданные желания и непонятные страхи. Твое Сознание лениво и инерционно. Оно хочет ограничить твои потребности самыми простыми нуждами, чтоб их было проще реализовать и не запариваться. Оно боится всего, что приходит из Бессознательного и гасит его сигналы, запрещает тебе под разными предлогами мечтать о чем-то сложном. Но развиваться ты можешь только если будешь стремиться к трудным целям.

Ведьма смотрела, как санитары и аскеры по ее команде выводят пока не зараженных больных на плац. Растерянные пациенты под окрики воинов раздевались догола. Одежду бросали в огонь, в ту яму, где догорали трупы. Больных обривали по всему телу и вели в импровизированный душ. За бочками с водой их ждали свежие рубища (уж что нашла) и размещение в продизенфицированном боксе. Несчастные бледные тела шли охая от страха и унижения к бочкам, а Профессор перешел к делу:

— Мое Сознание намного больше и опытнее твоего, оно не боится влечений и страстей. Но оно мертво, мое тело вместе с Бессознательным давно сгинуло. У меня нет своих страстей. А ты живая, твое Бессознательное с тобой. Впусти мое Сознание в свое. Наше общее Сознание будет достаточно сильным, чтобы услышать твои влечения и найти способы их реализации. Если твое желание познать нас, то впускай и я помогу тебе все понять.

— Чье сознание будет главным в этой паре?

— Главным будет твое Бессознательное. Тебе нужно почитать кое-что по психиатрии. В вашем мире есть уже кое-какие полезные работы.

Наутро вернулись разведчики-аскеры от Черных Пещер, половина раненые. Нарвались там по полной, еле ноги унесли на своем грузовичке. Шаука сама пошла перевязать Чечемангу. Пуля навылет пробила плечо, но не задела кость. Прижгла ему рану углем, слушая скрежет его зубов, наматывала бинты, глядя на его точеные грудные мышцы, трогала их, возбуждая в его организме влечение к ней и желание жить. Он здоровой рукой вцепился ей в локоть и прижался к ней всем телом горячим и сильным. Их лица были рядом, она слышала его раскаленное дыхание:

— Их там две тысячи. До сотни современных винтовок, пять-шесть пулеметов и пещеры хорошо укреплены. Нам не справиться. Попроси пришельцев. Пусть ударят.

— Попрошу, — Она чувствовала, что ей его жалко, но говорила, — И мне нужно в Файдазавад. Сопроводи меня до их базы. Они помогут добраться дальше. Я могу узнать что за шиза всех накрыла, но надо порыться в архивах Академии.

Видела, как он сокрушенно уставился в известку на потолок, видела сколько боли в его глазах. У них так ничего и не было, и теперь может и не будет никогда:

— Да, Шаука, конечно, сопровожу.