Чавивафа

Часть 3 Все дороги ведут на Х. Глава 4. Кундушаук

Сталь мощным напором, брызгая искрами, пошла полилась из конвертера в ковш. Зал озарился бликами красного и желтого. Густо и тягуче, как кровь с золотом, первобытный, истинный огонь проламывался через пробитый буром проход, лился в ковш шипя и гудя. Сталевары и помощники, обливаясь потом в суконных плотных спецовках и шапках ушанках, превозмогая немыслимый жар работали у конвертера. В темноте текущая огненная река озаряла их черные как у демонов от копоти лица с горящими как у светлых духов глазами и белозубыми человеческими улыбками. Казалось, здесь древние шаманы камлали свой тайный обряд, творили чудо.

Кундушаук в стопятьсотый раз в своей жизни смотрел на пуск стали, но снова и снова чувствовал мурашки по коже, прикосновение невиданной неземной силы. Пристально, щурясь от жара, следил, как ковш выливает пылающий поток в сталевоз, разбрызгивая звезды, освещая все вокруг алым рассветным огнем. Хозяин Стальпрома, конечно, видал как в храмах Четырех Ветров жрецы приносили жертвы небу, земле, воде и так же огню, признавая его силу и власть. Кундушауку тоже была знакома Магия Огня. Огонь его будоражил, окрылял, зрелище плывущей из ковша стали, приводило его в транс, пробуждало, рождало в нем идеи и проекты. Но он не поклонялся Огню, Огонь был ему другом, товарищем, партнером. Они вместе делали сталь, из которой строился новый мир — крепкий, чистый и светлый, справедливый и добрый. Из этой стали построена вся его гигантская корпорация, на ней все его мечты. Это его жизнь сейчас льется огнем в сталевоз.

— Мне горновых не хватает на печь, — жаловался директор завода, — еще двое спины сорвали, а те пятеро, которых побили на Биашаре, до сих пор в больнице.

— Что стража? Наказали виновных? — Кундушаук не отрывал глаз от волшебных искр, — Нельзя спуску давать. Нельзя чтоб наших мальчишек в городе били.

— Стража пас. Обидчики оказались благородные. После того как Жасира-убийцу из Килимы выпустили только из-за того что дворянин, знати теперь все с рук сходит. Не хочет стража связываться. Вот молодые барчуки и обнаглели. Этих наших пятерых избили просто за то, что зашли в дорогой бар. Типа заведение не для быдла. Тогда бы уже вывеску повесили, что вход только для дворян.

— Лечи парней. И всех инструктируй чтоб не лазили, — Кундушаук морщился с омерзением, — Мы не для того зарплаты платим такие большие, чтоб их били потом на улице.

Где взять горновых и прочих мастеров на цеха Стальпрома, это проблема. На днях опять получили из Цитадели отказ в лицензии на открытие школы для детей рабочих. Типа школы только для высших каст. Так бы дети рабочих уже в пятнадцать лет приходили на завод и учились, так бы и решили вопрос профессиональных кадров. А приходится брать просто мужиков покрепче и учить уже у домны. Долго, травматично и часто зря. Как уже достала эта кастовость… И как достали эти тупые барчуки. Сталевар в разы умнее и по факту образованней этого юного мудилы из деревенского замка. И полезней. А получается рабочих можно бить. И из кабака и вышвыривать, хоть и деньги у сталевара достойные в кармане, и одет он не дешево…

Кундушаук глянул еще раз на сталевоз катившийся через зал, наполненный яркой плазмой, пошел на выход, сняв спецовку и шапку. В коридоре с железными стенами и трубами у каменного потолка встретил шеф правления, с ним вместе спустились по решетчатым металлическим лесенкам вниз и потом во двор, сели в машину двинувшись в офис.

Поехали по Барасказине, широченной улице-просеке среди заводов и складов файдазавадской промзоны, мимо рабочих многоэтажных кирпичных кварталов. Кундушаук кивнул на заброшенный бокс корпуса бывшей чугунной мануфактуры:

— Не нашли еще покупателя? Тогда не ищите. Постройте там Дом Культуры для рабочих. Для наших и для всех других. И чтоб был круче всей Биашары вместе взятой. И дворянам и попам вход запретим. Свяжись с артелями уличных театров и музыкантов. Всех лучших перемани.

Свернули на Барагуву, шедшую от Северных Ворот города к Башне Губернатора, тут был главный офис его банка СПБ. Денек был весь из так себе новостей, и все в одну масть. Гендир банка с порога обрадовал, что Цитадель лишила лицензии доктора Брендона, вломились к нему в клинику драгуны, нашли книжки древние по медицине, писанные еще пальными рунами. Объявили врача язычником и вывезли из города. Клинику закрыли. Брендон десять лет к ряду лечил тут и стар и млад. Писал очень научные передовые труды, придумывал лекарства. Его очень ценили в Академии. Сколько народу с того света вытащил. И вот такого человека вышвырнули без имущества, почти голым в поле за Килимой. И все из-за каприза какой-то шлюхи, как-то ну очень круто отсосавшей Верховному Жрецу.

В последние годы вроде как начинали стираться кастовые различия, иной молодой дворянин-провинциал завидовал зарплате инженера и даже мастера-рабочего. А авторитет жрецов меркнул перед учеными. Но Царица Саута несколькими решениями подряд будто показывала незыблемость кастовых порядков. Бытовые ссоры, в которых не разберешься кто прав, кто виноват, а можно только отдать предпочтение тому, кто более нужен стране. И вот знатные тупые гопники оказались выше рабочих, а прикроватный коврик жреца изгнал из города целителя.

Кундушаук, чувствуя, как наполняет его ярость, как плещется гнев, как та сталь в ковше, вышел из банка, уселся на заднем сиденьи инопланетного джипа, помчался по тряской дороге к себе на север, в Тезимлиму. Смотрел, как ноябрь окрасил уже в золотое и красное леса за городом, как уже мутнело небо, готовясь встречать осенние тучи. Вспоминал, как его когда-то знатный и властный род потерял все триста лет назад, когда пришли к власти Кусини и жрецы их новой «правильной» веры. Его предки отказались отречься от старых культов древней Махалигизы, были изгнаны от царского двора, лишены земель и дворянского титула. Их потомков запретили принимать на государеву службу. Считалось, что новый порядок невиданно гуманный — у язычников не отнимали деньги, их не жгли на кострах и не бросали в темницы. Но с тех пор любой самый захудалый помещик, не то что жрец, был выше…

Предки Кундушаука на все деньги построили солеварни, основали первое производство чугуна, наладили торговые компании и банковское дело. Минули столетия и поколения упорных трудов, когда носители крови их рода снова вернулись в Файдазавад и стали опять уважаемыми, а Кундушаук и вовсе одним из самых влиятельных людей Империи. Но раз за разом он как на горячий утюг натыкался на этот кастовый порядок. И это с рождения было ему больно, это со школы и университета было унизительно, это сейчас вызывало ненависть. Он вспоминал, как горит жаркое пламя в его домнах, как могуч Огонь — творец, как крепка и тверда его Сталь. Неужели нет такого огня, чтобы сжечь эту несправедливость? Нет в этом мире такой стали, чтоб все поставить на место? Чтобы инженеры, врачи, учителя, рабочие и крестьяне были главными и чтобы им доставался лучший кусок хлеба, чтоб на их стороне был Закон, а все эти захребетники сгинули или пошли тоже учиться и работать? И сейчас, а не через пятьдесят лет, как написано в Плане Межгалактического Сената.

В своей приемной, еще не понимая, что он решил, спросил секретаря, не подготовлен ли контакт со Стивом Кларком. Пока не ясно, кто будет главным у прогрессоров после Уоллоса, общение главы Стальпрома с председателем сенатской комиссии по экономики, если вдруг вскроется, будет выглядеть все-таки объяснимо и логично. Оказалось, Кларк готов поговорить завтра вечером.

В ночь снился Огонь — в домне, в сталевозе, в кострах, в рассветной зорьке. Пламя то сворачивалось в маленький костерок, то пыхало на все небо, пульсировало, разливая на все небо алые волны крови. Он мечтал увидеть своими глазами, при своей жизни, крах Кусини, позор жрецов, гибель Империи. Гнев и ярость текли по жилам спавшего Кундушаука, а утром его разбудил прямой и твердый взгляд Солнца в окно — точно в глаза. Он все решил. Он попробует.

Кларк вежливо интересовался, как бизнес, как погода. Кундушаук, восторженно расспрашивал про благородные планы прогрессоров и всякие научные разработки. Что говорят ученые про новые микрочипы, которые сказочно увеличат скорость вычислений и удешевят производство новых ЭВМ.

— Ну да, это был бы суперскачок в развитии человечества. Перевернул бы мир. Во всех сферах… В медицине, например, искусственные органы вывели бы на уровень новый. Да и цифровизация стала бы доступной для всех. Но нет материала для нового микрочипа. Он есть только в расчетах, в природе не нашли, и как произвести не придумали. Над этим бьемся.

— А Вам Бенуа про наш минерал ничего не говорил?

— Какой минерал?

— Может, Саута даже ему не сказала? — Кундушаук изобразил на лице сомнение и озабоченность, — Вообще да, это здесь секрет. Только между нами. В Дунмасите нашли минерал, очень похожий на тот, что для микрочипа вашего нужен. Но Царица прячет его в Цитадели ото всех, академиков к нему не пускает. Мои знакомые говорят, что скорее всего это он. Если так, мы его найдем и поближе. Хотя какая разница? Нам по Плану еще семьдесят лет развиваться до нужного технологического уровня надо, чтоб мы смогли его добывать в промышленном масштабе и перерабатывать хотя бы. Да и общественное устройство Империи еще не готово к этому, производственные отношения наши не позволят предприятие такое организовать. Так что надо вам этот минерал у себя где-то искать, на цивилизованных планетах.

— А почему Саута его прячет?

— Никто не в курсе, но, может, боится. Если вы там в Мановахе узнаете и захотите срочно добывать его тут, то вдруг решите форсировать развитие Гувуманги? Она же понимает, что это как минимум ликвидация монархии, каст и всей этой дребедени из Каменного века.

— Минерал точно тот? — Кларк смотрел на Кундушаука из монитора пристально, как на очень дорогой, но крепко нужный товар, — Не фуфло?

— Его нормальным ученым не хотят показывать. Трудно быть уверенным, — Кундушаук вставил в камерку компа натренированный годами на рынке взгляд продавца, — Но зачем бы Сауте его так прятать, если бы фуфло? Значит, знает, что этот красный песочек ей может стоить трона.