Нож с легким гулом усвистел на двадцать метров точно войдя в сердце часовому, как на параде, вытянувшемуся по струнке у ворот. Драгун без оха и стона сполз по кирпичной стене и свалился на бок в траву. Двое головорезов с Барамаги коршунами метнулись в дверь комнаты охраны. Милина за ними, тормознув у тела часового, вытащить нож. Когда вскочила в комнату, суровая жестокая и молчаливая возня уже как раз заканчивалась — разбойнички нежно укладывали на дощатый пол порезанных дневальных по КПП. Втроем пнув турникетик вывалились из маленькой башенки внутрь территории Каторжного лагеря Тезимлима. Сдвинули тяжкий дубовый засов и открыли серые железные ворота с имперскими орлами. В них тотчас на скорости вломились один за другим восемь грузовиков хлебовозов, арендованных на Бияшаре, в каждом по два с половиной десятка бандитов из столичных и пригородных бригад.
Всего двести пистолетов, револьверов, ножей и обрезов, Милина распределила их на четыре группы по две машины. Первая команда с места рванулась к 4-му боксу, где среди узников были сильны позиции файдазавадской братвы — с одной машины злодеи вломились внутрь, вырубая и разоружая ополовиненную вчера приказом Байлара охрану, со второй вставали внешним прикрытием отражать возможные удары групп реагирования, которые сейчас поднимутся по тревоге. Вторая группа тем же порядком брала 5-й бокс, тоже вполне себе столичный. Зэки, как уговорились с их лидерами, едва услышав стрельбу тоже кинутся на вертухаев изнутри хоть и с голыми руками, но толпой. Третий отряд атаковал казарму полка охраны. Милина сама с четвертой командой мчалась двумя грузовиками к штабу.
Внезапность, ошеломительная наглось и жесткость, которой не занимать братве, делали свое дело. Бойцы хорошо поняли совет Кивулиоки — резать драгун быстро и не думая. Хочешь остаться жив — убей сразу, не дай опомниться. Перескакивая через одну ступени на крыльце, Милина слышала позади только редкие выстрелы и вопли, похоже у всех все идет хорошо. Запахнув свой красавец кожаный черный плащ, вышибла сапогом двери и ворвалась в холл, с пистолета бегло дала три выстрела, свалив троих дневальных, броском кувыркнулась по полу под ноги дежурному, вскочила и ткнула ему ножом в солнечное сплетение. За ней в здание вламывались десятки мужичков в работяжных грубых куртках да черных длинных пальто, мелькая пышными бородами и зеркальными лысинами бежали вверх по лестницам, то и дело громыхая из обрезов, оставляя за собой корчившихся раненных и молчавших убитых в красным камзолах. Милина бежала за ними на третий, где слышались ругань и треск мебели, пару раз бахнуло из ружей. В большом зале с портретами по стенам, бандиты пинали и таскали по полу мужичка лет сорока пяти в красном дорогом мундире с золотыми эполетами — комполка драгун, начальника охраны лагеря. Швырнули ей под ноги — капитан увидела разбитое окровавленное лицо с выбитым глазом и поломанным носом, шумно и хрипло дышавшее кровавыми мелкими брызгами. Наверное, пацаны от нее ждали чего-то эдакого для подтверждения авторитета, но ее передернуло от идеи пытать этого несчастного, скривив презрительно и зло губы, выстрелила ему в лоб, рявкнув своим, чтоб не затягивали тут, потом оторветесь еще…
За окном было вполне тихо, вялая стрельба шла со стороны 1-го и 3-го боксов. В «файдазавадских» корпусах тоже уже стихли вопли восторга. Народ там знал что делать дальше — обшаривали тела убитых драгун — брали ружья и патроны, строились на плацу десятками и сотнями, выбирали командиров. Выкатывали с автопарка грузовики, садились по машинам и гнали на выход — сначала в ближайшие леса и поселки, потом по одной в столицу в указанные авторитетами точки сбора — вечером будет у них много дел. Остальные почти все сорок тысяч каторжан, по одному и мелкими кучками рванули из лагеря во все стороны просто в степь, кто домой, кто грабить, кто воровать.
Милина окинув глазками кабинет полковника, не удержалась сняла себе со стены сабельку-красавицу — длинная, не тяжелая и оказалась вполне наточенная. Вышла со своими на крыльцо штаба, пошла по так быстро опустевшей каторге к 2-му боксу, где держали «политических» и просто севших за оскорбление дворян, хулу на попов или ляпнувших что-то не то по пьяни. Своих драгун они передушили сами, не дождавшись помощи извне. «Контакты» Байлара уже строили их в отряды, встретили своего обретенного командира Кивулиоку с почтительным скепсисом:
— Ниче такая кисонька, — весь татуированный почти беззубый каторжанин, резко сблизился с ней, схватив за задницу и заржав, — отсоси, мне крошка…
Милина мило и стеснительно улыбнувшись неуловимым быстрым и точным тычком всадила ему нож в живот — глубоко и с проворотом. Тот согнулся и упал ей под ноги. Она сдвинула его сапогом:
— У кого еще дурь из башки не выветрилась? Кто знает, зачем нужна Воля, выходи на улицу строиться в бригаду — пойдем на Файдазавад. И кто здесь Борг? Пошли за мной.
С Боргом и его полсотней парней двинулись к складу, где уже не было охраны, спустились в подвал, выломали двери, нашли там пятьсот новеньких драгунских ружей и изрядно патронов, взялись выносить, вооружать пока половину из той тысячи политкаторжан, что изъявили желание вступить в ее бригаду. Колонной вышли за ворота ровно в 10–40, когда навстречу, как и обещал Байлар, из столицы ехала вереница из сорока пустых грузовиков — от какой-то хлебозаводной конторы за зерном в местное село. Выволокли водителей, оставив их скучать на обочине. Быстро и слаженно погрузились и двинулись по трассе на город.
Милина торчала в кузове головной машины, держась за кабину. Последний день октября выдался пасмурный, но теплый, градусов двадцать. Влажный прохладный ветер трепал ей черные волосы, она была в целом довольна. Мужики оказались подготовленные, уже организованные и вдохновленные, неплохо спаянные и в основном адекватные. Хотя, конечно, бой покажет, на что они годны. Ехали бодро, не встречая преград и заслонов, миновали трубы и корпуса Автозавода и Стальпрома, выкатили на перекресток, тут уже начинался город — высились пятиэтажные кирпичные дома рабочих районов. Повернули по Каскабаре на запад.
Полк курсантов, зашедший вчера в столицу, рассредоточился по большой площади. Только один батальон встал кучей на Башне Губернатора. Остальные сели ротными группами в шесть опорных пунктов — три на Баравиже и Барамани, три на Барамаге и на западном выезде из города. Видимо, их генерал хотел так обеспечить себе коммуникации с Жижисилахой и поставить под контроль основные транспортные артерии западной части Файдазавада. Это и собиралась ему испортить капитан Милина, ныне комбриг Кивулиока — тремя отрядами по триста человек внезапно и максимально нагло атаковать две ротные группы курсантов на Баравиже и ту, что на Барамани, отрезав штаб полка и основной ударный батальон от Жижисилахи.
Колонна бригады свернула с Каскабары налево во дворы, разделилась на змейки отрядов, которые поползли каждый в своем направлении. Милина шла с группой, которая должна была брать перекресток Барамани и Баравижи, где по слухам базировался курсантский комбат, отвечавший за этот сектор. Водилы знали город на пять, не заблудились и вырулили из переулков прямо на перекресток.
У мешков с песком сонно базарили курсанты, держа винтовки рядом в пирамидах. В палисадничке у ампирного особнячка на мангалах жарили офицерам шашлык. Пушкари дрыхли у орудия. Ни дозоров нахрен ни постов. Можно было всех их тут сто человек положить на раз. Байлар просил, однако, пустить кровь — но немного. Не геноцидить аш прямо совсем. По пять грузовиков встали с двух сторон. На трех вломились прямо в центр площади быстро спешились, оставив в кузовах стрелков. Милина с десятком отморозков шагала прямо навстречу вскинувшемуся недоуменному майору:
— Оружие сдавайте, вояки, и проваливайте домой! Это наш город.- Ты кто такая? — Офицерик, холеный и тонкий, наверное элегантный, даже не потянулся за пистолетом, глядя высокомерно на бабу в плаще, — Тебе в балете надо прыгать, мартышка крашенная.
Майор не успел моргнуть, Милина сходу полоснула его саблей по животу. Стрелки с кузовов зашарашили бегло по офицерам, остальные бесцеремонно хватали курсантов, толкали и пинали, вырывая из рук винтовки. Пятеро бегом заняли пушку, оттолкав артиллеристов. Мальчишки были растеряны, испуганно смотрели на здоровенных бородатых дяденек и заливавшихся кровью на брусчатке своих офицеров и преподов. Случились, правда, и герои. Несколько парней, оттолкнув бандитов, успели схватиться за винтовки, ткнули одного отморозка штыком и стреляя в воздух взялись было пробиваться к веранде особняка, где за мешками с песком торчал ствол пулемета. Ну вот и кровь немножко, решила Милина, махнув своим ручкой.
Сухо и кратко треснули выстрелы, отважные ребята вскинув руки падали лицами на камни мостовой. За ними шли мужики, вытаскивая из намертво сцепленных пальцев заветные винтовки, шмоная за одно кармашки шинелей, расстегивая воротники в поисках цепочек. Дворяне все-таки, может с золотишком. На телефон Кивулиоке звонили командиры отрядов — везде все прошло норм. В итоге все три пункта взяты, захвачены триста винтовок, десять пулеметов, три полевые 30-мм пушки. Потери пятнадцать убитых, тридцать два раненых. Убиты сорок военных, в том числе шестнадцать курсантов (два княжича среди них), около сотни ранены, их позволили забрать с собой отступившим на запад безоружным остаткам рот.
Милина написала все это в чат Байлару. Взялась распределять добытое оружие и нарезать подразделениям задачи. Надо было знакомиться со своими бойцами и командирами поближе и оборудовать пока полноценно опорные пункты. И нужно отправлять гонца к Кундушауку, потереть насчет дружбы. Шла к особняку, где будет ее штаб и думала все это, нечаянно уронив взгляд под ноги. Уткнулась глазами в мальчишеское бледное лицо убитого курсанта. Умненький такой и явно мамкин — пухлые губки и щечки, бывшие, наверное, при жизни румяными. Руки сложенные на груди, как будто готовится читать стихи. Блондинистые волосы северянина светились на траве как осенний лист. Большие чувственные глаза удивленно смотрели на нее не мигая и не двигаясь.