Это

Глава 35 В которой дом мой домом молитвы наречется

«Что? Церковь? Это шутка такая?! – с негодованием подумал я. – Если вы собирались меня надуть, неужели нельзя было для этого хоть чуток постараться?»

Злился я не просто так. Если на время убрать в сторону ловкие трюки с раздваиванием и оживлением утопленниц, (их техника мне пока была не ясна), все остальное слишком уж походило на работу сценариста-новичка, который на всякий случай пихает в сюжет побольше непонятной ему мистической символики, надеясь, что волшебные ингредиенты как-нибудь сами собой вступят в реакцию и намутят для него «Приус».

Эта исчезающая дорога сквозь неприветливый нарнийский лесок и церковь на холме, служившая убежищем для ведьмы, была на мой взгляд топорной, грязной работой, содержавшей, по их мнению, некий прихотливый изыск – меня же все это только раздражало и вызывало настойчивое желание при первой же возможности схватиться за спрятанную под сидением «Беретту».

Машина поднялась на холм и зашелестела колесами по гравию. Дом действительно когда-то был церковью, не то пресвитерианской, не то лютеранской. Шпиль колокольной башни лишился креста, зато сам колокол остался на месте и поблескивал в лучах заходящего солнца. Каменная кладка выглядела по-настоящему древней, но вот витражные окна казались явным новоделом, состаренным лишь для вида.

Когда Джо проезжал мимо входа, направляясь к площадке, где уже стоял новый красный пикап, я обратил внимание, что на одном из витражей была изображена сцена из жизнеописания пророка Даниила – той, где его кидают в ров на съедение львам. Наверное, авторы решили, что в предпоследнем акте витражи послужат для меня неким теологическим наущением, способным скрасить потерю почти…

«Если не перестанешь трезвонить про свое богатство – можешь с ним попрощаться», – резко оборвал я сам себя.

Джо поставил машину рядом с пикапом, прошел мимо крепкого сетчатого вольера, который выглядел… хм, многообещающе; поднялся на крыльцо и, подергав массивную ручку в виде, разумеется, львиной головы, убедился, что мощная двустворчатая дверь заперта.

«Ну, хоть на декорациях они не стали экономить» – подумал я, с одобрением разглядывая сложенную из твердого невадского песчаника стену, из которого прямо посреди вирджинских табачных плантаций наперекор «врагу, засеявшему их, который есть диавол»,некий благочестивый каменщик воздвиг незыблемый оплот христианской веры.

Джо принялся колотить ржавым железным кольцом по позеленевшей от времени бронзовой плашке. С минуту на стук никто не отвечал, а потом из-за двери послышался какой-то невнятный шум.

«Проклятая псина!» – пробурчал Джо. Я прислушался. И у меня бывали помрачения рассудка, когда я не мог отличить крапленые карты от обычных, а дешевое тенессийское пойло от выдержанного односолодового скотча – но я бы ни за что не спутал обычную домашнюю собаку и огромную кошку, которая почти беззвучно, на мягкий лапах подошла к двери и принялась молча скрести ее, время от времени исторгая утробный звук, напоминавший рык восьмисотсильного «Феррари».

«Зайди со двора! Когда-то это был и твой дом, помнишь?» – крикнул я, не надеясь на ответ. А сам подумал, что, похоже, сегодня меня ждет та еще ночка!

Малыш снова вроде бы как последовал моему совету и, обойдя дом справа, попал в небольшой, мощеный камнем внутренний двор, откуда открывался неожиданно красивый вид на речку. Внизу, на ее берегу, я увидел беседку, в которой неподвижно сидела моя поддельная супруга. Огненно-алые закатные лучи охватывали ее фигуру таинственным, и в то же время зловещим флером. Имей я слабый желудок – да хоть какой-нибудь желудок! – меня сразу бы стошнило от несомненной постановочности этого кадра.

«Декоратору и осветителю выговор, режиссера – уволить за мелодраматизм», – подумал я.

Джо решительно направился к беседке, и та, кого они называли Лидией, (поостыв, я окончательно решил больше не поддаваться на их трюки, считая мертвое живым), не стала делать вид, что закат интересует ее больше, чем убийца ее прообраза, теперь уже и сам оказавшийся в очень непростом положении. Она встретила нас бесстрастным взглядом, в котором я все же смог уловить тончайший оттенок злорадства.

– Привет еще раз, прекрасная незнакомка, – бодро начал Джо, так и не решившись зайти внутрь беседки. –Я вот о чем хотел спросить: ты ведь разрешишь мне остаться в твоем доме на пару дней?

– Пожалуйста, – ответила она глубоким грудным голосом, очень похожим на тот, что когда-то сводил меня с ума.

Ну да, подготовились они отлично. Эта их Лидия была просто потрясающей копией Фло! Дальнейший разговор казался пустой формальностью, но наблюдать за ними все же было довольно любопытно. Роли свои оба выучили назубок. Джо пытался острить, но девушка легко загнала его в глухую оборону, изобразив обиду за тетушкины скорби о пропавшем племяннике, что приходилось считать признаком ее тотального превосходства в классе.

Так или иначе, но все мы получили, чего хотели – ведь хотели мы одного и того же: Джо позволили остаться на два дня для прохождения его бредового квеста; Лидия завлекла меня в свое пресвитерианское логово для не совсем пока ясной цели; я же просто выполнял предписание поверенного, ожидая, когда «парень заснет», и мой учитель соизволит прийти мне на помощь. Однако я все же обратил внимание на один любопытный момент:

– Думай, что хочешь. Но имей в виду: я никогда не прощу тебе, как ты с ней поступил! – бросила она малышу под конец разговора как бы вскользь.

Прозвучавшая в них угроза, совершенно не вытекавшая из истории взаимоотношений их персонажей, и особенно взгляд, сопровождавший эти слова, явно предназначались мне и были ничем иным, как объявлением смертельной войны!

Джо направился к дому, что-то бормоча себе под нос – прямиком в когти зверю. Когда-то давно я из чистого баловства наделил его паническим страхом перед собаками любых пород и размеров, и сейчас ему следовало вспомнить хотя бы об этом страхе – но даже собаки перестали его беспокоить.

Я сделал вялую попытку остановить его, напомнив, что выданное напрокат тело рано или поздно придется вернуть в целости и сохранности, но вновь не добившись реакции, отпустил бесполезные вожжи. В основном потому, что, как и любой другой обитатель каменных джунглей в глубине сердца лелеял кичливую убежденность: мне, скорее, суждено быть съеденным скромницей-соседкой, нежели каким-нибудь диким животным.

Пройдя через застекленную галерею и никого так и не встретив, мы оказались в огромном зале. Сил дивиться тому, что я там увидел, у меня почти не осталось. Этот дом не просто выглядел снаружи, как церковь – он и внутри был церковью – с мраморной купелью, алтарем, кафедрой, хорами – и даже небольшим органом! Не хватало только распятия, пыльный след от которого запечатлелся на каменной стене. Оставить его на прежнем месте они, естественно, никак не могли – а не то б ведьма, ясное дело, сразу покрылась бы волдырями, задымилась, и ухлопала бы три четверти постановочного бюджета на одну только пиротехнику!

Но и без распятия прохладные дубовые скамьи с прямыми резными спинками так и манили расположиться на них безо всяких удобств, и обратив глубокомысленный взор к сводчатому потолку, задать местной Службе поддержки парочку заковыристых вопросов. Сделать этого мне не дал один не в меру суетный инок, одержимый жаждою мирских услад. Сквозь окна галереи было хорошо видно, что Лидия все еще сидела в беседке, и Джо резво поскакал по широкой деревянной лестнице на второй этаж, где вдоль всей противоположной галерее стены была пристроена площадка с тремя дверями. Я нехотя согласился, что определенный смысл в его действиях все-таки присутствовал. Если там находилась комната «ведьмы», обыскать ее в любом случае не помешало бы.

За первой же дверью меня поджидал сюрприз. В полумраке я сразу увидел снятый со шпиля десятифутовый крест. Войдя, Джо нащупал выключатель – и я удивился еще больше. Кто-то собрал здесь обширную коллекцию разнообразнейших распятий – нательных, алтарных, прецессионных – даже кладбищенских! – от самых маленьких, из обычного олова – до огромных, деревянных, каменных, бронзовых, серебряных, покрытых сусальным золотом – а может, даже и отлитых из чистого золота!

Кроме крестов, тут хранились залежи икон, многие из которых показались мне действительно старыми. Некоторые были заключены в оклады немалой ценности; другие обходились без них. Еще я заметил там полным-полно разной храмовой утвари, причем не только протестантской – патены, алтарные чаши, кадильницы, лампады, ковчеги, купели, рипиды, кустодии, ампулы, корпоралы; а на крепкой двуспальной кровати навалом лежали всевозможные покровы и облачения – ризы, сутаны, клобуки, митры, фашьи, альбы, манипулы.

Словом, я увидел слишком, слишком много всего, чтобы умудриться прочесть в этом короткое и устрашающе послание, обращенное лично ко мне: «Ничего из этого тебе уже не поможет!»

Настолько слишком, что едва сделав такое допущение, я не на шутку встревожился – а не повредила ли и в самом деле вся эта дьявольщина мой мозг? Кем бы ни была собрана эта коллекция, собиралась она уж точно не один год и даже не одно десятилетие – а стоить она могла и сотни тысяч, и миллионы! Все это делало подобный способ передачи сообщений от потусторонних сил чересчур накладным и утомительным.

Версию о том, что с моим мозгом было далеко не все в порядке, косвенно подтвердил и Джо, на которого этот цейхгауз ловца человеков произвел настолько сильное впечатление, что он схватил трехфутовый деревянный крест, после тяжелое серебряное распятие, а затем длинный епископский посох, и без спроса пользуясь моими фехтовальными навыками, принялся производить быстрые рубящие и колющие движения. Любой родитель гордился бы своим чадом, нечаянно обнаружив в нем наследника своих талантов, но думается мне, в католическую школу его посылали совсем не для того, чтобы он пошел по моим стопам, и уж тем более – использовал предметы религиозного культа в качестве орудий для отделения души от тела.

Если эта комната походила на спальню, переделанную под ризницу, то следующая, куда Джо зашел, предварительно сбегав вниз и убедившись, что Лидия сидела на прежнем месте, была похожа на келью послушницы. Аккуратно заправленная небольшая кровать, стол, стул, два неудобных кресла и дубовый комод составляли всю ее скудную обстановку. Там не было даже ни одного зеркала. Я бы подумал, что здесь тоже давно никто не жил, но комната производила впечатление недавно прибранной, а одинокую орхидею на окне поливали не раньше сегодняшнего утра.

Тем временем малыш, отдавая дань своей привычке фанатичного книгочея, каковым он сам себя считал, подошел к столу и открыл книгу в кожаной обложке, лежавшую на нем. Это оказалось одно из первых изданий «Иствикских ведьм», зачитанное до ветхости. «Когда я тебя поймаю, то заставлю подавиться твоей книжечкой, чертов умник», – мысленно обратился я к тому пошляку, который все это сочинил.

В ванной комнате, куда Джо направился потом, не нашлось ничего, кроме новой зубной щетки, старинной коробочки с зубным порошком, куска мыла и чистого полотенца для рук. Смысла продолжать здесь обыск я больше не видел. Если бы это была комната Лидии, явно очень хорошо знавшей мою Фло, все выглядело бы совершенно по-другому. Ванные любых гостиниц, в которой той случалось остановиться хотя бы на одну ночь, мгновенно заполонялись батареями из сотен баночек, тюбиков, бутылочек, флакончиков, кувшинчиков с чудесно пахнущими кремами, мазями, гелями, пастами и лосьонами, которые она втирала в свою нежнейшую кожу.

А вот в комоде, который малец приберег напоследок, я обнаружил кое-что знакомое. На вешалке одиноко висело темно-синее шелковое платье – точно такое же, в какое была одета моя жена, когда я отвозил ее тело к берегу залива. Я узнал бы его даже среди сотни других платьев, юбок и блуз, которыми быстро заполнялись все ее шкафы, но не считая этой полупрозрачной туники, выстиранной и отутюженной, там было пусто.

Таким образом, предательство Джо я счел доказанным. В противном случае начал бы он как раз с комода – единственного в этой комнате места, где можно было попытаться хоть что-нибудь отыскать. Он же делал ровно то, чему меня когда-то учил поверенный: используя все подручные средства он постепенно повышал градус тревоги и готовил жертву к катарсису, чтобы во время развязки лишить ее воли сопротивляться.

Конечно, эти ребята прекрасно понимали, что одного только платья мне было мало. Явно готовилось что-то еще. Постояв немного возле комода, подлый предатель закрыл скрипучую дверцу и отошел к противоположной стене, якобы для того, чтобы повнимательнее рассмотреть несколько рисунков углем, висевших на ней.

На одном из них, совсем свежем, была изображена обнаженная девушка, сидящая со скрещенными ногами. Из ее оскаленного рта торчал длинный язык, который затем несколькими тугими кольцами обвивал ее прекрасное, объятое жарким пламенем тело. Язык оканчивался трещоткой гремучей змеи. Художнику удалось не только удивительно точно отразить черты Фло, но и ее непередаваемо-демоническую суть.

Это был отменный ход, и я почти попался. Но еще раньше я заметил, что входя, Джо как бы ненароком оставил дверь приоткрытой. Не особенно веря в случайности, я старался не упускать ничего, что происходило за моей спиной.

Послышавшийся сзади шорох был настолько тихим, что я мог бы его и не услышать. Но мне хватило одного этого шороха, чтобы воображение дорисовало остальное. Получившаяся картина оказалась настолько неприятной, что мои силы внезапно удесятерились. Попытка обернуться привела к тому, что я действительно обернулся – да так резко, что упал лицом вниз, не удержав равновесия. А когда поднял голову, то на расстоянии не больше трех шагов от себя увидел громадного – гораздо крупнее, чем мог представить – пригнувшегося к полу льва!