Это

Глава 42 В которой мне покажут еще один трюк с исчезновением

– Скажите лучше вот что: удалось ли это хоть кому-нибудь до меня осуществить?

– Ну… почти. Скорее, нет, чем да, – ответил он и с грустью взглянул на поверенного.

– Тогда зачем мне тут с вами…

– Например, чтобы я предостерег тебя от того, что ты собираешься сделать.

– А что я собираюсь сделать?

– Не валяй дурака. В твоем положении идиотская мысль укокошить своего двойника, – он опять посмотрел на поверенного, но уже без грусти, – появлялась у всех настоящих наследников семьи. Не трать времени даром – это опасно, бессмысленно, да и попросту невозможно!

– Так что мне тогда делать?

– Дослушать меня – не торопя и до самого конца. Повторяю последний раз: только понимание оставит тебе небольшой шанс на успех.

И я заткнулся.

Он снова налил себе из декантера, но на этот раз пил вино медленно, смакуя каждый глоток. Я ждал. Это был урок, и у меня не оставалось никаких других вариантов, кроме как отсидеть за партой от звонка до звонка. Допив, он неторопливо вытер губы салфеткой и снова заговорил:

– Я, между прочим, нахожу немного странным то, что тебя совсем не взволновала судьба восьми миллиардов остальных участников светопреставления – и это если не считать жизни бесчисленного числа животных и растений, которые также стоят сейчас на кону.

– А с этими-то клоунами что за проблема?

– Я же говорил: из поколения…

– …в поколение сила Лис и так далее. Проблема, спрашиваю, в чем?

– Это, кстати, еще один вопрос, в отношении которого мы с твоим отцом никак не можем прийти к общему знаменателю. Он полагает всех этих созданий фантомами, безликим стадом, которое иногда хором мычит что-то типа: «Завтрак – самая важная часть дневного рациона!» или «Распни нам Иисуса!» — и исчезает в гнилостных испарениях собственной тривиальности; мне же видится, что они так же индивидуальны, самостоятельны и важны, как и мы с тобой.

Твоя тетя, мнение которой мы всегда так ценили, предложила нам третий вариант: каждый из них важнее не только нас, но и всех остальных, вместе взятых! Она добавила, что эти точки зрения одинаково истины – и это несмотря на то, что все три одинаково ошибочны.

– Как так?

– Не знаю. Джул обладала многими удивительными качествами, но многословие к их числу не относилось. Хотя однажды, когда мы, как обычно спорили, что такое так называемый «духовный путь», она сказала нам: «Каждый может поместить себя в самый центр всего; не просто почувствовать, но на самом деле стать создателем вселенной, приманив свою собственную лису».

– Той вселенной? Или этой?

– Той, этой, любой – не важно! Стирай границы, они существуют только в твоей голове… Потом она сказала, что несмотря на схожесть, или даже, как ты весьма проницательно заметил, на идентичность результата, сценарии «создания» у каждого будут совершенно разными, и что создание Вселенной – это лишь один небольшой шаг к осознанию того, что нет ни вселенных, ни их создателей.

– Я гляжу, самую мякотку вы решили оставить на десерт. Не могу также не отметить, что эта последняя версия сильно отличается от всего, что вы говорили раньше.

– Правда? Хм… Нет, не думаю, что отличается.

– Ладно, не важно. А духовный путь-то тут причем?

– Она также сказала нам тогда, что подлинной задачей – но не целью – абсолютно всех духовных путей является полная деконструкция абсолютно любых сюжетов…

– …в том числе сакральных, – вставил поверенный.

– Особенно сакральных, – уточнил священник.

– А что же тогда цель?

– Цель – обнаружить то единственное общее, что присутствует во всех этих сюжетах без исключения. Очень советую тебе продвигаться к этой цели, упростив задачу.

– Каким образом?

– Начни с того, чтобы соединить все сюжеты в один. В таком случае остальные станут, как выразился бессмертный классик, его бесконечными вариациями.

– И что это за сюжет?

– Сюжет о причине, ставшей следствием самой себя.

– Я должен понять, что это значит?

– Видимо, пока нет. К сожалению для всех.

Священник внимательно посмотрел на меня, как бы опровергая сказанное только что. Я, естественно, принял вызов, собираясь опровергнуть его опровержение, и…

И вдруг в его зрачках мне привиделось кое-что, из-за чего я сразу же забыл о том, что собирался опровергать. А увидел я там очень, очень высокую гору красновато-бурого цвета правильной конической формы. Я сразу догадался, что это была за гора, и быстро опустил глаза, чтобы догадка не успела принять форму отчетливого образа, который наверняка бы потом преследовал меня до конца жизни.

Поздно. Как и всегда, мое нежелание быстро обернулось его противоположностью – твердым намерением во всем разобраться. Я принялся настойчиво ввинчивать свой взгляд в его зрачки.

Гора постепенно приближалась и, как бы глупо это ни звучало, именно моя гордость вынудила меня смириться и признать, что на самом деле я сморю на гигантскую груду человеческих тел, большинство из которых находилось в начальной стадии разложения. В этот момент у самого ее подножья я увидел то, ради чего здесь и оказался – конечную точку моего пути. Очнулся я в сильном замешательстве от того, что увиденное не вызвало во мне ни отвращения, ни ужаса.

Священник, очевидно знавший, что со мною сейчас произошло, дал мне небольшую передышку, чтобы я мог прийти в себя. После короткой паузы он продолжил:

– Джул призывала нас отказаться от привычного нам порядка постижения, при котором тезис признается верным, если его антитеза производит впечатление ложной, и наоборот. Однако, если вернуться немного назад и предположить, что прав я, а не твой отец, то из-за невероятной силы нынешней Лисы больше нельзя сказать с достаточной уверенностью, смогут ли эти существа пережить ваше воссоединение. Одна ваша неосторожная мысль может стать для всех них роковой. Но я верю, что соединившись вновь, вы сможете достичь определенного уровня вашей общей стабильности, при котором и существование этого мира, и существование всех, кто его населяет, перестанет быть скоротечным до такой степени.

– Мы что, уже договорились до всеобщего бессмертия? Земного рая? – рассеяно спросил я.

Он усмехнулся:

– Почти. Речь хоть и не идет о бессмертии тела, но да, мы определенно говорим о бессмертии – точнее, о непрерывности осознания. Очень может быть, что и всеобщей. Как тебе ставки? Не то, что бумажники подрезать у ротозеев, а?

– Вон вас куда понесло…

Способность рассуждать рационально вдруг вернулась ко мне.

– Знаете, я-то совсем не против жить вечно – и заодно взять на себя ответственность за эти несчастные восемь миллиардов – но для начала мне все-таки хотелось бы убедиться, что где-то за дверью не прячется парочка санитаров со шприцами и смирительными рубашками. Я называю это «политикой детских шажков». Ответьте мне лучше вот на что: полчаса назад вы говорили, что история этого и предыдущего поколения Стоунов отличается от остальных. У меня три вопроса: чем именно? Кто, наконец, такая «тетя Джулия»? И где сейчас мой двойник?

– Не считая третьего, ответ на два остальных вопроса содержится в истории предпоследнего, восьмого поколения семьи Стоунов – истории, главными героями которой, как ты верно угадал, были я, Джул и твой отец. Только ее мне и осталось очень коротко тебе рассказать. Ты готов меня выслушать?

– Я могу выбирать?

– Нет, – вздохнул он.

И сразу постарел лет на двадцать.

– Так вот, ты был прав: меня – как и тебя, и двух юношей до нас – готовили по сходной методике, заставляя с самого раннего детства выдумывать предельно достоверных персонажей и затем объединяться с ними.

Конечно, методы обучения немного отличались из-за разницы характеров и темпераментов. Я, например, был полностью лишен авантюрных черт. Это позволило моему отцу с самых юных лет изолировать меня от внешних источников информации, а заодно и от общения со сверстниками – якобы из-за того, что в мире тогда свирепствовал вирус полиомиелита. При этом мне говорили, что воспитываюсь я так же, как и остальные дети. Поначалу меня даже уверяли, что в соответствии с последними веяниями современной педагогической науки двойники необходимы всего лишь для домашнего обучения разным школьным предметам.

– Изумительное скотство. Мне нравится.

– Знал, что ты оценишь. Благодаря влиянию Лис все дети до нас с тобой обладали уникальными способностями, и я не стал исключением. Особенно хорош я был в толковании Священного Писания.

Я уже собирался прокомментировать и эту информацию, но священник нетерпеливо отмахнулся.

– Мой отец был уверен, что именно его сыну удастся достичь того, чего не смогли остальные – ведь помимо богословия я преуспел еще и в том, как воссоединяться со своими двойниками вне независимости от их… как бы выразиться… нравственного бэкграунда. Более того, я достиг в этом таких успехов, что стал первым в роду Стоунов, кому рассказали и о заклятии, и обо всем, что с ним было связано. Принимая во внимание мою одержимость добродетелью и всем вот этим, мой отец начал целенаправленно готовить меня к тому, что мое альтер-эго окажется совсем не ангелом. Мы и предположить тогда не могли, как оно выйдет на самом деле!

Священник сокрушенно покачал головой.

– Когда мне исполнилось восемнадцать, в двери нашего дома постучалась Опаловая Лиса. Мы ждали ее и приняли, как члена семьи. А дальше, как я и говорил, произошло нечто неожиданное. До нее никто из Лис не обращал на юношей никакого внимания, хотя еще Эдуардо выдвинул гипотезу, что Лису можно убедить помочь воссоединению, обольстив ее. Он считал, что Лиса не сможет устоять, если осознание наследника будет достаточно ярким. Эдуардо называл эту яркость «огнем знания».

Трудно сказать, горел ли во мне этот огонь в столь раннем возрасте, но каким-то образом я сумел растопить лед. Вскоре между нами вспыхнули… м-м…

– Я понял. Вы, наверно, уже и забыли, как оно было, но замените мысленно эту парочку на взрослого мужчину в женском платье и семилетнего мальчика…

– Дело в том, что для описания того типа отношений, которые у нас тогда сложились, вообще невозможно применить… знакомые нам определения… Однако, учитывая, что нечто подобное произошло и в твоей жизни… необходимости в этом… нет…

Последние слова священник произносил так, будто из него выкачали воздух. Даже сейчас я не решился посмотреть в сторону… Фло, но всем телом чувствовал, что она сверлит меня своими убийственно ледяными глазами.

– Спустя примерно год мы с ней сбежали… как это было и с тобой, мой отец очень давил на меня… а затем по Нью-Йорку прокатилась целая волна кошмарных преступлений… которую совершала юная пара… да, юная… пара… девушка подходила… под описание Опаловой Лисы… а вот с парнем все было куда сложнее… То он выглядел в точности, как я, то становился вообще на меня непохожим… такого малю-ю-юсенького росточка… короче ты был прав, один в один доктор Джекилл и этот… не помню уже… страшненький такой…

– Эй, прекратите умирать! Что было дальше?

– А потом… прошло не помню сколько… прилично… и родился ты… у этой твоей… тети Джулии, – священник вдруг захохотал, как безумный, – и того, второго… – Он еле выговаривал слова, давясь от смеха. – Вот в кого ты такой коротышка…

– Подытожим, – резко перебил я его. – «Тетя Джулия» – моя мать, она же Опаловая Лиса; вон тот неказистый маломерок –ваше злое альтер-эго, он же Отставной Отец Всего Сущего, он же и мой отец; вы – предпоследний, непонятно почему выживший наследник. А теперь живо выкладывайте: как вам удалось уцелеть?

– Господи, парень, неужели ты так ничего и не понял? Да не знаю я… как мне удалось уцелеть… Я даже не знаю, удалось ли! Может быть, ты видишь и слышишь меня только потому, что она рядом… и ты теперь можешь видеть и слышать то, чего больше нет, – его речь с каждым словом становилась все тише, все неразборчивее, – а может… никогда и не было…

Я вдруг понял, что священника в самом прямом смысле больше нет за столом, как нет и поверенного, самого стола или комнаты, а слова эти просто звучат в моем уме, – в том уме, который я, как ни пытался, больше не мог отличить от этих самых слов – ведь, кроме них, ничего другого больше и не существовало…

Самым краешком своего стремительно тускнеющего сознания я успел подумать, что этой парочке снова – и теперь уже точно в самый последний раз – удалось облапошить меня, и стремились они вовсе не помешать мне приблизиться к Лидии-Фло, а совсем наоборот – усыпить мою бдительность и позволить ей свершить свою месть, которую я, несомненно, заслужил! Наверное, я все-таки не удержался и посмотрел ей в глаза, и всё, что когда-то было мною, безвозвратно кануло в этот неоглядный омут, где…