Железный дворец

10

Фроан мчался через болото, чтобы успеть догнать Телка, пока тот не ушел проверять свои рыболовные ловушки. Уверенный, что явление было его отцом, Фроан жаждал посетить Твин Хайт и найти там знак, о котором говорил дух. Для этого ему понадобится Телк, ведь добраться до хижины можно только на лодке.

Поспешность Фроана принесла свои плоды. Когда он достиг дальнего берега Тарак Хита, камышовая лодка Телка все еще была на виду. Она была нагружена ловушками для рыбы, и Телк вел ее по узкому каналу. Фроан окликнул.

– Стой! Вернись!

Телк тут же начал отгребать к берегу, явно озадаченный неожиданным появлением своего друга. Прежде чем он успел что-то сказать, Фроан заговорил.

– Накануне мне было видение.

– От Матери?

– Конечно, от нее. Она сказала, что мы должны отправиться в Твин Хайт, чтобы получить знак о нашей судьбе.

– Но отец хочет убрать эти ловушки к утру, – ответил Телк.

Фроан посмотрел на Телка так, как смотрел на него дух его отца, и с помощью глаз передал ощущение срочности.

– Ловушки не важны, – сказал он. – Нам поручила это сделать Мать. К тому же, когда твой отец проверит ловушки накануне, он не будет знать, когда они были расставлены.

– Нет, не узнает, – согласился Телк. Похоже, он заразился настроением своего друга и прибавил ходу. Вскоре его маленькое суденышко коснулось берега. Фроан поднялся на борт, уверенный, что Телк выполнит его просьбу.

* * *

Твин Хайт был известным, но редко посещаемым местом. Выступающий из воды на высоту полудюжины человек скальный шпиль напоминал прижатые друг к другу указательный и средний пальцы. Он служил ориентиром, но больше ни на что не годился, поскольку его бока были почти вертикальными. Единственное место, где человек мог удобно расположиться, – это его возвышенная вершина. Холм лежал недалеко от того места, где болото сливалось с Тургеном в районе запутанных каналов, которые были скорее рекой, чем болотом.

Телку потребовалось немало времени, чтобы провести свое маленькое суденышко через лабиринт водных путей, которые часто заходили в тупики, заставляя его искать другой путь. Солнце уже стояло высоко в утреннем небе, когда он добрался до холмов и не нашел берега, на котором можно было бы причалить.

– Что теперь? – спросил Телк.

Фроан молчал на протяжении всего путешествия, погрузившись в великолепные дневные грезы. Очнувшись от этих грез, он взглянул на возвышающуюся скалу.

– Обойди вокруг, пока я не найду место, где можно на нее взобраться.

Телк сделал, как ему было велено, и на дальнем склоне Фроан нашел место, где можно попытаться взобраться на скалу. Широкая и неровная трещина шла вверх по скале, и в ее выветрившейся внутренней части было несколько уступов. Телк управлял тростниковой лодкой, пока Фроан не смог ухватиться за камень, подтянуться и начать подъем. Подъем был трудным и рискованным, но Фроан взялся за дело с целеустремленностью, которая победила страх. Вскоре Телк и лодка остались далеко внизу.

Фроан уже почти достиг вершины хайта, когда наткнулся на отверстие в задней части трещины. Это была расщелина, уходящая вглубь камня. Когда Фроан заглянул в ее темное нутро, то увидел смутную фигуру. Любопытствуя, он вошел в расщелину, которая расширилась и образовала небольшую полость.

Там он обнаружил тело человека. Когда глаза Фроана приспособились к тусклому свету, он увидел, что труп был древним, не более чем скелет, обтянутый папиросной кожей и заплесневелой одеждой. Одежда не принадлежала болотнику и выглядела экзотично, что придавало трупу еще большую загадочность. Фроан понятия не имел, как этот человек оказался в расщелине и каким образом он умер. Неужели это тот самый знак, который я должен был найти? Если да, то что он означает?

Затем Фроан увидел, что костлявые руки, лежащие на коленях трупа, держат продолговатый предмет, завернутый в ткань. По тому, как мертвец держал сверток, создавалось впечатление, что он преподносит подарок. Фроан прикоснулся к обертке, и она рассыпалась в пыль, обнажив кожаные ножны. Когда Фроан осторожно потянул за них, скелетные руки рассыпались и упали на пол расщелины. Из освобожденных ножен торчала рукоять кинжала с латунной рукоятью, похожей на голову рычащего зверя. Затем ножны, как и ткань, в которую они были завернуты, рассыпались в руках Фроана, обнажив отполированный клинок, сохранивший остроту, несмотря на долгое укрытие. Отражая тусклый свет, оно блестело, как лунная вода.

Сохранность кинжала казалась предзнаменованием, как и разрушение ножен, которые не позволяли снова засунуть клинок в ножны.

– Я тоже был скрыт от мира, – сказал Фроан. Он поднял клинок вверх. – Но больше нет. Моя судьба открыта! Я должен взять этот клинок и занять свое место!

Слова прозвучали в узком пространстве, они показались ему величественными и сильными – такими, какими их произнес бы великий лорд. Оружие ощущалось в его руке естественно, не столько как продолжение руки, сколько как ее завершение. Казалось, клинок всегда предназначался для него, и эта мысль давала ему ощущение силы. Кинжал был дорог ему и как символ его будущего, и как средство его достижения.

При дальнейшем осмотре трупа Фроан обнаружил меч. В отличие от кинжала, он лежал в сыром месте, и ножны сгнили, обнажив изъеденное ржавчиной лезвие. Однако, Фроан решил взять и его. Верхняя часть плаща мертвеца осталась целой, и Фроан отрезал от нее два куска, чтобы завернуть меч и кинжал. Затем он отрезал длинные полоски ткани и привязал ими связку к спине. Спустившись по трещине с безрассудной поспешностью, Фроан добрался до тростниковой лодки со своими сокровищами. Самый большой сверток он протянул Телку.

– Мать послала нам знаки, – сказал он. – Это для тебя.

Телк редко сомневался в словах своего друга, не стал он сомневаться и в этот раз. Вместо этого он, казалось, был захвачен волнением Фроана, когда тот вытаскивал из-под ветхой ткани знак своей судьбы. Фроан уловил разочарование на лице Телка при виде ржавого клинка и быстро заговорил, чтобы смягчить его.

– Да, меч ржавый. Это для того, чтобы проверить твою решимость. Поднеси камень к лезвию и заставь его блестеть.

– Я сделаю это, Фроан. Он будет сверкать, как солнце.

– Поторопись с работой, ибо наше время приближается. Ты должен быть готов.

– К чему?

– К приключениям. Богатству. Известности. А теперь верни нас обратно, чтобы мы могли подготовиться. Собери свои вещи, чтобы поскорее отправиться в путь.

***

Йим занималась своими утренними делами, но мысли ее были заняты другим. Ее мысли были заняты исключительно сыном и тем, что она скажет ему, когда он вернется. Она могла только догадываться о природе «видения» Фроана и о том, что сказал ему лорд Бахл. Она даже не знала, жив Бахл или мертв. Единственное, в чем она была уверена, так это в том, что ее сыну не сказали всей правды. Неужели он решит потерять свою душу ради власти и богатства? Отец Фроана так и сделал, но Йим сомневалась, был ли у него выбор в этом вопросе. А у Фроана? Йим беспокоилась, что ее сын, возможно, был обречен с момента зачатия. Но если это так, то и весь мир обречен.

Надеясь, что ее жертвы не были бессмысленными, Йим попыталась придумать аргумент, который бы убедил ее сына не идти по стопам лорда Бахла. Придумав его, она прорепетировала его вслух во время утреннего задания.

– Я скрывала правду ради тебя, – в десятый раз повторяла она, заквашивая молоко для приготовления сыра, – ждала, пока ты наберешься сил, чтобы услышать ее. Да, твой отец был властелином с огромным дворцом и могучей армией, но эта сила принадлежала не ему. Ее источником было злое существо, которое овладело им и поглотило его. К тому времени, когда я встретил твоего отца, он был лишь шелухой человека. Когда ты был зачат, это зло перешло к тебе. Оно – причина твоей ярости и противоестественных побуждений. Я знаю о его силе, потому что его след остался во мне. Это ужасное наследие, и если ты не сможешь овладеть им, оно овладеет тобой.

– Твой отец хотел, чтобы ты стал его рабом, как и он сам. Послушайся его, и ты будешь обречен на мерзкую и кровавую жизнь. Хочешь ли ты стать чудовищем, чье имя вызывает лишь страх? Я привела тебя сюда, чтобы ты избежал этой участи.

Пока Йим выжимала воду из творога, она обдумывала свои доводы. Она также размышляла, стоит ли говорить Фроану, что она – Избранная, чьей жизненной задачей было родить ребенка лорда Бахла. Стоит ли рассказывать о своем падении во время пребывания во власти Бахла? Раскрыть сущность Пожирателя? Каким должен быть мой тон? Суровым? Любящим? Йим колебалась, прежде чем пришла к выводу, что состояние Фроана определит лучший подход. Ей оставалось только ждать его возвращения, а затем оценить его настроение и решить, как лучше поступить.

Была середина утра, когда Йим охватил внезапный страх, что Фроан может попытаться улизнуть. Резко прервав приготовление сыра, она побежала обратно в их крошечный домик в состоянии паники, которая улеглась только тогда, когда она обнаружила вещи Фроана нетронутыми. Йим поняла, что ей повезло и что Фроан мог легко ускользнуть навсегда. Она решила не давать ему больше такой возможности и осталась дома.

День проходил медленно, пока не настало время второй дойки. Фроан все еще не возвращался домой. Все еще ожидая его, Йим услышала, что козы расстроились, когда никто не опорожнил их набухшее вымя. Их блеяние становилось все более настойчивым, и Йим поняла, что нужно что-то делать. О том, чтобы отвести коз в доильный сарай, не могло быть и речи, поэтому она повела головную козу в густые заросли неподалеку от своего дома, зная, что стадо последует за ней. Йим устроилась так, чтобы ей был виден дверной проем, и начала доить коз, просто чтобы разгрузить их. Молоко выплескивалось на землю и пропадало, но это не имело никакого значения. Йим доила уже пятую козу, когда увидела, что к дверному проему подходит Фроан. Его скрытная манера поведения навела ее на мысль, что он подгадал время своего появления, чтобы избежать ее. Фроан, казалось, не знал о присутствии Йим, поэтому она подождала, пока он войдет в их дом. Затем она последовала за ним внутрь.

Как и предполагала Йим, ее сын спешно готовился к отъезду. Его зимние сапоги и большая часть одежды уже лежали кучей в расстеленном плаще. Среди них были и домашние вещи – небольшой котелок для варки, шкура для воды, кое-какая утварь, а также кремень и железо.

– Собираешься в путь? – спросила она.

Фроан вздрогнул и окинул ее надменным взглядом, напомнившим Йим о лорде Бахле.

– Это не твоя забота, – сказал он.

Йим постаралась сохранить спокойный голос и даже заставила себя улыбнуться.

– Конечно, касается. Я же твоя мать.

– У меня тоже был отец. Что с ним?

– Я скрывала правду ради тебя, ждала, пока...

Фроан, казалось, не слушал. Вместо этого он потянулся к куче своего плаща и достал что-то, завернутое в древний лоскут ткани.

– Мой отец дал мне знак, – сказал он. – Знак моего будущего.

Его правая рука исчезла в ткани и показала кинжал.

При виде клинка тщательно продуманные аргументы Йим исчезли из ее головы. Все ее внимание сосредоточилось на кинжале. Оружие словно преобразило ее сына, как будто это был какой-то злой талисман. Видя, как Фроан орудует им, она вспоминала кровавые подвиги солдат, и вместе с этими воспоминаниями в ней рождалась ярость.

– Как ты смеешь? – закричала Йим. – Как ты посмел принести эту вещь в наш дом?

Не раздумывая, Йим схватила Фроана за запястье обеими руками и вывернула его. Он испуганно вскрикнул, когда его рука оказалась в неудобном и болезненном положении. Пальцы разжались, и кинжал упал на грязный пол. Йим и Фроан бросились к нему, но Фроан первым схватился за рукоять. Йим увидела, как лезвие движется вверх как раз в тот момент, когда она падала на него. При ударе о пол ее горло обожгло. Затем она быстро поднялась на колени и посмотрела на сына.

Фроан отступал назад с кинжалом в руке и смотрел на нее. Выражение его лица было нечитаемым, казалось, что в нем бушуют эмоции. И вот одна из них взяла верх – ужас. Фроан отвернулся, и Йим проследила за его взглядом, обращенным к клинку. Оно было испачкано кровью. Тогда Йим поняла, почему у нее горит горло. Его перерезали, подумала она. Эта кровь – моя. Она посмотрела вниз. Багровый цвет окрасил ее тунику и грязный пол перед ее коленями. Йим снова посмотрела на сына, гадая, способна ли она еще говорить. Хотя ее глаза встретились с его глазами, она больше не могла видеть его ясно, так как свет, казалось, угасал. Она попыталась сказать «Я прощаю тебя», но нарастающая тьма заглушила ее слова. Все, что Йим могла сделать, – это смотреть на своего ребенка, когда его окутала тень.