Железный дворец

59

Хонус и Фроан ели свою первую совместную трапезу в неловком молчании. Вместо того чтобы разговаривать, они наблюдали, как дым от далекого дворца застилает небо. Хонус не знал, что сказать, и чувствовал, что Фроан чувствует то же самое. Хотя Хонус стал Сарфом Теодуса только в шестнадцать лет, он не мог не воспринимать Фроана как мальчика. Более того, их различия выходили далеко за рамки возраста. Различались все аспекты их жизни: Фроан вырос с Йим в Серых болотах. Хонус достиг зрелости в храме Карм, так и не увидев родителей. Кроме этих нескольких фактов, Хонус ничего не знал о жизни Фроана, кроме того, что тот был лордом Бахлом. Он полагал, что Фроан так же ничего не знает о нем.

Йим – это все, что нас объединяет, подумал Хонус. Тем не менее, это казалось важной связью. Йим любил Фроан, и, чтобы почтить ее память, Хонус считал, что должен попытаться подружиться с ее сыном. Размышляя, как преодолеть пропасть между мальчиком и собой, он вспомнил о Йим и вдохновился.

– Ты когда-нибудь ел древесных личинок?

Фроан перевел взгляд на Хонуса, явно удивленный вопросом.

– Это было любимое лакомство мамы.

Фроан грустно улыбнулся при воспоминании.

– Она так радовалась, когда находила их. Тогда мы устраивали маленький пир.

– И тебе они нравились?

– Конечно. Они как грибы, только кремовые.

– Так мне говорила твоя мама. Но, по правде говоря, я не мог вынести их вида. Твоя мать смеялась надо мной и говорила: «Я думала, Сарфы храбрые». Тогда она была всего лишь моей рабыней, но я уже подозревал, что она обладает силой.

– Я никогда не считал маму могущественной.

– К тому времени, когда она терроризировала меня этими личинками, она успела вылечить сумасшедшую, победить колдуна и получить видение о резне на перевале Карваккен.

– По всему Железному дворцу висели картины той битвы, – сказал Фроан. – Она что-нибудь рассказывала об этом?

– Это потрясло ее, – сказал Хонус, вспоминая последствия видения Йим и то, какой потрясенной и уязвимой она выглядела. – Она сказала, что была по пояс в крови.

Фроан покачал головой.

– Я всегда думал, что на гобелене кровь преувеличена. – Он вздрогнул. – Этот дворец был ямой ужасов. Я называл его домом!

– Это был не твой дом. Это было логово Пожирателя.

– И Горма.

– Кто он?

– Священник с золотой цепью. Он сказал, что был свидетелем той битвы, и я верю, что он сказал правду. Но он лгал и о других вещах. Например, о том ритуале. Он должен был знать, что под маской скрывается мама, и все же он... – Лицо Фроана покраснело. – Он заслужил то, что с ним случилось!

– И теперь он предстанет перед Карм для вынесения приговора. Если ты прав, то этого суда он долго избегал.

– Даже когда я был лордом Бахлом, я боялся его. – Фроан покачал головой. – Я подозреваю, что это он убил моего отца, а не мама.

– Твоя мать точно не убивала.

– Тогда дух отца солгал мне, или, по крайней мере, исказил правду. Вот почему я сбежал. Он сказал, что мне суждено стать великим лордом, хотя и не сказал, каким именно. – Фроан вздохнул. – Я дурак, да еще и злой.

– Ты такой, если не хочешь меняться, – сказал Хонус. – Не хочешь еще погулять?

– Пойдем. Если бы я не мог идти отсюда, я бы полз.

Пробираясь по задворкам Бахланда, они продолжали вспоминать Йим, восполняя пробелы, которых не знал другой. Чем больше они разговаривали, тем больше привыкали друг к другу. Когда наступили сумерки, они разбили лагерь без костра, хотя с запада дул прохладный ветер. Фроан достаточно хорошо знал своих бывших подданных, чтобы согласиться с Хонусом в том, что лучше их избегать. Поскольку Хонус потерял свой плащ в Железном дворце, они разделили плащ Йим.

***

Кара проснулась от неожиданности. Хаврен мирно похрапывал рядом с ней, но казалось, что у изножья их кровати стоит призрак. Потом она поняла, что это всего лишь Чертополох. Ее бледная кожа казалась белой в полумраке спальни, и она все еще была влажной после долгого купания в долине фей. В мокрых волосах красовалась гирлянда из белых роз, и больше ничего. Кара уже собиралась отругать ее за то, что она разгуливает без одежды, но тут ей стало интересно, как ее дочь попала в поместье, которое было заперто на ночь.

– Мама, – сказала Чертополох мягким голосом, пронизанным радостью. – Мама спасла мир!

– Ты имеешь в виду Йим?

– Да.

– Когда она вернется?

– Никогда.

Глаза Кары наполнились слезами.

– Она умерла.

– Не печалься, мама. Умерло только тело матери.

– А Хонус?

– Кармаматус жив. Но его сердце ранено, и он должен отправиться в далекое путешествие, чтобы исцелить его. Не надейтесь увидеть его в мире живых.

– Значит, я никогда не узнаю, что с ним будет дальше?

– Со временем ты узнаешь, мама. Однажды мы отправимся в Бремвен и услышим эту историю от твоей тезки. Она будет знать ее лучше всех.

Кара была в замешательстве, но повернулась, чтобы разбудить мужа и рассказать ему о том, что стало для нее понятным. Когда она оглянулась на Чертополох, той уже не было.

***

Хонусу и Фроану потребовалось семь дней, чтобы добраться до границ Бахланда, и еще три дня, чтобы добраться до большой деревни. За это время им стало легко в компании. Когда деревня появилась в поле зрения, Хонус скинул свой мешок, достал золотую маску и протянул ее Фроану.

– С этим ты сможешь начать новую жизнь.

Фроан посмотрел на него с удивленным и немного обиженным выражением лица.

– Что ты имеешь в виду?

– Я привел тебя в безопасное место, чтобы почтить память твоей матери. За это ты мне ничего не должен, поэтому я не буду тебя больше обременять. На это золото можно купить прекрасное поместье, где ты сможешь разводить коз или выращивать урожай по своему усмотрению. Или же ты сможешь приобрести средства для торговли, хотя я надеюсь, что она не будет связана с оружием.

– Я думал, мы будем вместе, – сказал Фроан. – Как вы с Теодусом.

– Теодус был святым человеком. Я всего лишь Сарф. Нет... я даже не это.

– Я потерял маму. Неужели я потеряю и тебя?

Хонус посмотрел на Фроана и увидел, что в его глазах стоят слезы.

– Я стар и бесполезен. Что толку от Сарфа, который отказался от меча?

– Когда ты это сделал?

– Мне очень помог совет ребенка. Она сказала, что оружие – не инструмент Карм. После того, что я увидел, я решил прислушаться к ее мудрости, – ответил Хонус. – Поскольку мое единственное умение – убивать, толку от меня будет немного.

– Ты послужишь хорошим примером, – сказал Фроан, – особенно для того, кто когда-то был лордом Бахлом. Пожалуйста, Хонус, нам незачем расставаться.

– Но что ты хочешь делать?

– Понятия не имею, – сказал Фроан. – А что ты хочешь делать?

– Я всю жизнь скитался, – сказал Хонус. – Хорошо бы остепениться.

– По-моему, неплохо. Но где?

– Где-нибудь вдали от проторенных дорог. – Хонус на мгновение задумался. – Лувейн.

– Провинция, разоренная первым лордом Бахлом?

– То же самое. Это может показаться странным выбором, но если мир изменился – а я верю, что это так, – то Лувейн изменится больше всего.

Кусочка маски хватило, чтобы купить лошадь и телегу и наполнить ее инструментами, семенами и прочими припасами. Поскольку начинать сев было уже поздно, Хонус и Фроан поспешили отправиться в Лувейн. По дороге Фроан купил несколько коз. В свете его недавних переживаний рутина дойки больше не казалась ему неприятной и напоминала о матери. Кроме того, он скучал по ее сыру. Они въехали в бывшую провинцию с запада и, добравшись до заброшенного имперского шоссе, пошли по нему на север.

Эта часть их пути проходила по маршруту, которым Хонус путешествовал с Йим, и именно здесь Хонус обнаружил наиболее заметные изменения. Лувейн больше не казался проклятым. Освободившись от зловещего покрова, земля вновь заиграла новыми красками. Цветы вытеснили засохшую крапиву и колючие сорняки. Деревья сбросили свои колючие лианы. Луга наполнились пением птиц, а леса – дичью. Отголоски войны и разрушений стихли в мирной тишине.

Когда Хонус добрался до разрушенного моста, где они с Йим разбили лагерь, он повел Фроана посмотреть на замок темного человека. Там он рассказал, как Йим спасла его от колдуна, а потом солгала, чтобы скрыть свой поступок. Он обнаружил, что внутренняя часть замка заросла там, где раньше было бесплодное место. Крыша замка провалилась, и на ее месте выросло несколько больших деревьев. Внутренний двор тоже превращался в лес.

Они вернулись на дорогу и прошли еще немного, пока не увидели пышное поле, на котором работали два мальчика и три девочки. Старший мальчик казался почти ровесником Фроана. Хонус остановил повозку и некоторое время наблюдал за ними, а затем спросил:

– Кто-нибудь из вас слышал о женщине по имени Табша?

– Да, – ответил старший мальчик. – Она наша мама.

– Мама! – закричала одна из девочек. – Там синелицый мужчина спрашивает о тебе.

Фроан шепотом спросил у Хонуса:

– Кто такая Табша?

– Мы с твоей мамой помогали засевать ее поле, когда она овдовела и голодала, – ответил Хонус. Он не стал говорить, что Табша жалела Йим за то, что та была рабыней.

Из каменной хижины на краю поля вышла женщина и изумленно уставилась на него. Несмотря на прошедшее время, Хонус сразу узнал ее. Табша пополнела, и, хотя в ее волосах появились седые пряди, она выглядела моложе, чем когда Хонус видел ее в последний раз.

– Хонус? Это ты?

Хонус поклонился с сиденья повозки.

– Да, матушка. Рад видеть тебя в добром здравии.

Табша повернулась к своим детям.

– Хонус – это тот человек, который спас мне жизнь. Сходите за своим отцом и расскажите ему.

Она повернулась к Хонусу и Фроану.

– Вы останетесь и пообедаете с нами?

– Сочтем за честь, – ответил Хонус.

– В прошлый раз с тобой была рабыня, – сказала Табша.

– Да, – ответил Хонус. – Йим.

– Что с ней случилось?

– Я освободил ее.

– Я рада.

– А это ее сын, Фроан.

Хонус и Фроан спустились с телеги к тому времени, когда Гоуэн, муж Табши, прибыл на буксире у своей младшей дочери. Это был крепкий мужчина с густой бородой, редеющими волосами и приветливыми манерами. Пока он дошел до Хонуса, тот уже успел поклониться ему полдюжины раз и широко улыбался.

– Это сам Хонус, – сказал он, поклонившись еще дважды. – Теперь я наконец-то могу поблагодарить вас за то, что вы спасли мою милую Табшу.

Вечером за ужином Хонус навел справки о свободных землях и узнал, что неподалеку есть развалины с нетронутым погребом, который может подойти для изготовления сыра. На следующий день они с Фроаном посетили их. Постройка без крыши возвышалась на склоне холма и состояла из четырех каменных стен, пронзенных арками, в которых когда-то были окна. Стены закрывали опавшие листья, кустарник и несколько молодых деревьев. На первый взгляд строение больше подходило для козьего загона, чем для жилья, но подвалы были просторными и прохладными. Хонус решил, что в них когда-то давно хранилось вино.

На следующий день они переехали в дом и принялись за работу. Следуя совету Гоуэна, они быстро расчистили участок, подрезая деревья, а не вырубая их, и посадили корнеплоды и бобы. Они построили небольшую хижину, использовав угол развалины для двух стен. Остальная часть здания стала загоном для коз.

Сад процветал, козы размножались, и вскоре хижина стала похожа на дом. Временами Хонус думал о том, что живет такой же простой жизнью, как Ган и его мама, которые дали приют Йим и ему во вторую ночь их совместной жизни. Они тоже жили в развалинах, и визит Йим изменил их жизнь. Поскольку Хонус не мог впасть в транс, когда мысли о Йим вызывали у него тяжесть на сердце, он обращался за утешением к миру живых. Он находил его в простых вещах: доить коз, наблюдать за ростом урожая, работать руками и наблюдать за изменениями в мире с одного места.

Там, где Хонус нашел убежище, Фроан нашел искупление. Освободившись наконец от зла, которое угнетало его всю жизнь, он словно расцвел на глазах у Хонуса. Его нрав стал добрым и веселым. Он был терпелив и никогда не терял самообладания. Ему все стало интересно, и он с энергией брался за любое дело. Ему нравилось помогать другим. Он освоил сыроделие, хотя утверждал, что сыры его матери намного лучше. Во многих отношениях Фроан напоминал Хонусу Йим, и не только внешне. Хонус долго не мог понять, почему, а когда понял, вывод его поразил. Фроан казался святым. Это слово Хонус не воспринимал легкомысленно, и он никогда не думал, что будет ассоциировать его с лордом Бахлом. Тем не менее, поразмыслив, он решил, что ребенок Йим будет безмятежным и добрым. Хонус оставил это суждение при себе, поскольку знал, что Фроан улыбнется и откажется в него верить.