Железный дворец

23

Стрегг покинул Железный дворец тем же путем, что и пришел, – пешком. Пока он шел, рассветный свет открыл то, что скрывала темнота большого зала: священник был обедневшим человеком. Его черная мантия была в заплатах и нитках. Столь же изношенными были и его сандалии. Хотя Стрегг был на тайном собрании и слышал слова Святейшего, у него было мало надежды когда-нибудь надеть заветную серебряную цепь. Насколько он мог судить, единственной пользой от его долгого и утомительного путешествия было избавление от навязчивых снов, побудивших его взять ее. Будучи всегда подозрительным, он был уверен, что Горм знает о местонахождении наследника больше, чем тот рассказал. Лишь избранные получат полную информацию, подумал он, но не я.

Привыкнув к своему низкому положению, Стрегг был недоволен им. Это злило его, особенно когда он вспоминал рассказы о священничестве своего прадеда. Этот величественный человек давно умер, но истории о его силе и власти передавались в семье Стрегга как драгоценные предания и предвестия грядущих лучших времен. Стрегг вырос в крошечной хижине, питался капустой и кореньями, слушая рассказы о давних банкетах, которые устраивались в залах усадьбы. Отец и дед Стрегга тоже были священниками, но к их временам войны опустошили сельскую местность, пока не осталось ни одной усадьбы.

В бедных землях священники становятся голодранцами, а родина Стрегга действительно была бедной. На протяжении многих поколений армии из Бахланда охотились на нее, пока территория к югу от Тургена не стала известна как Пустые земли. Это был край, усеянный сгоревшими городами и застывшими руинами, место забытых имен. Он не был полностью незаселенным: там были разбросаны крестьянские жилища, и сохранилось несколько деревень. Но не было ничего, что стоило бы долгого похода с целью разграбления.

Внешность Стрегга олицетворяла нужду Пустых земель. Он был в основном костлявым, с высокой фигурой, на которой, казалось, было достаточно плоти, чтобы оживить ее. На его топорном лице выделялись темные, запавшие глаза. Они казались непомерно большими, и когда их притягательный взгляд останавливался на ком-то, тому было трудно отвести глаза. Хотя Стреггу было далеко за тридцать зим, его вьющиеся и редеющие волосы казались старше. Их темный оттенок контрастировал с его смуглой кожей. Поскольку в вероисповедании Стрегга сила считалась признаком изящества, он культивировал в себе внушительность. Не обладая физической силой, Стрегг излучал колдовской воздух. Крестьяне на его родине были уверены, что он владеет темными искусствами, и Стрегг активно поощрял эту веру. Страх, пусть и необоснованный, был источником силы.

Стрегг ушел на рассвете не потому, что ему не терпелось вернуться домой, а потому, что он хотел избежать снисходительного отношения других священников. В их глазах его бедность свидетельствовала о том, что он неудачник, человек, лишенный благодати Пожирателя. Их осуждение раздражало Стрегга. В Бремвене легко растолстеть, подумал он. Попробуйте-ка получить мешок кореньев от голодного крестьянина.

Выбрав дорогу, которая обходила близлежащий город, Стрегг направился на восток. Его длинные шаги вскоре унесли его прочь от Железного дворца. К позднему вечеру он путешествовал среди не слишком мирских людей, которых легче было запугать священником. Настроение Стрегга несколько улучшилось, и он подумал, что, хотя он и был ничтожен в своем ордене, тем не менее, обладал даром. Еще до того, как он начал мечтать о Железном дворце, он почувствовал, как в мире зашевелился его хозяин. Стреггу это присутствие напомнило слабое покалывание, предшествующее удару молнии. Более того, в последнее время ему стали сниться жестокие сны, настолько яркие, что ему казалось, будто он становится свидетелем реальных событий: огромный мужчина был выпотрошен на корабле. Другого растерзали, пока он мочился. Беспомощные пленники были зарезаны обезумевшими людьми. Такие признаки убеждали Стрегга в том, что близится день, когда даже самые низкие слуги Пожирателя будут вознесены ввысь.

После того как Стрегг проехал несколько дней, восточная дорога сократилась до тропы на травянистой равнине. Тогда он повернул на север. На последнем отрезке пути пессимизм Стрегга по поводу своих перспектив уменьшился, потому что он начал чувствовать себя ближе к своему хозяину. Это было очень тонко, и Стрегг не был уверен, что направляется к наследнику. Тем не менее, казалось логичным, что пропавший сын Бахла должен находиться на севере. Если его мать хотела спрятаться, Пустые земли были идеальным местом. Более отдаленными были только Серые болота, да и те считались непроходимыми. Шаг Стрегга ускорился, и временами ему казалось, что он чувствует на шее тяжесть серебра.

***

Пока Стрегг возвращался в свой дом, Йим готовилась покинуть свой. Она зарезала еще одну больную козу, чтобы коптить ее мясо для своего путешествия, и собрала другие припасы. Она дубила шкуры и заменила свою испачканную кровью тунику. Она сшила вьюк из козьей шкуры и сделала шкуру для воды из козьего желудка. Йим собрала все, что, по ее мнению, ей понадобится в дороге, взвешивая каждый выбор и часто меняя свое мнение.

С подготовкой Йим не могла спешить: ей нужно было восстановить здоровье и выносливость. Она хорошо питалась и часто отдыхала, но прошло несколько дней, прежде чем она почувствовала себя восстановленной. Когда она это поняла, то отправилась в Тарак Хайт. Там она предложила свое стадо Раппали, которая с неохотой приняла подарок.

– Мне нужна твоя компания, а не твои козы, – сказала Раппали. – Оставайся, Йим. У тебя здесь своя жизнь, и я сомневаюсь, что внешний мир стал лучше с тех пор, как ты из него сбежала.

– Ты знаешь, почему я не могу остаться, – сказала Йим. – Я должна уйти ради Фроана и ради твоего сына.

– Я очень огорчена, что Телка больше нет, но он ушел. Такова судьба, нам не подвластная.

– И моя судьба – уйти, поэтому я хочу, чтобы стадо досталось тебе.

На глаза Раппали навернулись слезы.

– Сначала уходит Телк, потом ты. Это невыносимо!

– Это трудно, – сказала Йим, – но ты выживешь.

– Да, но выживешь ли ты? – спросила Раппали.

Йим не ответила, ибо не была уверена. Вместо этого она перевела разговор на коз и распорядилась перегнать стадо.

Пять дней спустя Йим вернулась в Тарак Хайт на рассвете, чтобы проводить Рорка, его братьев и их сородичей в Фар Хайт. Никто из них никогда раньше не совершал этого путешествия, а после того как они на собственном опыте убедились в его коварных извилинах, никто не захотел совершить его снова. Йим согнала стадо в кучу, чтобы облегчить переход, но он все равно был трудным. Коз пришлось нести по мокрым участкам пути, а это означало, что большую его часть. На перегон всего стада ушел целый день. После этого Рорк зажарил козу, чтобы отметить подарок Йим.

Вежливость требовала, чтобы Йим осталась на пиршество, что она и сделала. На протяжении всей трапезы она чувствовала себя не в своей тарелке, так как ей казалось, что Рорк тоже празднует ее отъезд. Его братья и их семьи, похоже, тоже были рады, что странная чужачка наконец-то уезжает. К тому же Йим не давало покоя подозрение, что все стадо будет съедено еще до окончания зимы. Это казалось символом ее жизни в болотах: все ее труды и жертвы оказались напрасными.

Йим покинула пиршество настолько рано, насколько позволяла вежливость, остановившись, чтобы попрощаться с Раппали. Друзья отошли подальше от света костра и остальных. Раппали принужденно улыбнулась, но лунный свет высветил заплаканные глаза.

– Ну, Йим, ты всегда был упрямой. Иначе ты бы никогда не добралась сюда с самого начала.

– Сомневаюсь, что я бы выжила, если бы ты меня не нашла.

– Такова судьба, и это дело рук Матери, а не мое.

– И все же я рада, что это была ты.

Раппали взяла Йим за руку.

– Иногда я надеюсь снова увидеть Телка. Но что касается тебя... Я знаю, что вижу тебя в последний раз.

В ответ Йим обняла свою единственную подругу с яростью, которая свидетельствовала о ее нежелании уходить и уверенности в том, что она это сделает. Они долго прижимались друг к другу. Йим не хотела отпускать подругу, но в конце концов отпустила.

– Прощай, – прошептала она осипшим от эмоций голосом.

– Прощай, Йим.

Возвращаясь домой при свете убывающей луны, Йим добралась до Фар Хайта далеко за полночь. Без своих животных он казался особенно пустынным. Она прошла по пустой тропинке к своему темному дому, вошла в него и села на кровать. Теперь меня ничто не держит, подумала она. Однако кое-что все же осталось – страх. С приближением отъезда Йим боялась, что ее цель не по силам. Она чувствовала себя так же, как на аукционе работорговцев, – забытой, ничтожной и совершенно одинокой. Из этой мрачной перспективы Йим видела, что ее надежды найти Хонуса и спасти Фроана – всего лишь самообман и глупая бравада.

Размышляя о своем будущем, Йим была уверена лишь в одном – она не получит помощи от Карм. Она вспомнила последнее посещение богини. Карм сказала, что у меня есть выбор. Она утверждала, что я знаю, что приобрету и что потеряю в результате этого. Йим была уверена, что все ее видения служили для того, чтобы привести ее к этому моменту. Этот момент уже прошел. Я выбрала свой путь, а остальное зависит от меня. Йим не знала точно, почему так произошло, но подозревала, что богиня была ограничена от дальнейшего вмешательства. Как бы то ни было, Йим считала, что бесполезно обращаться к Карм за советом.

– Так что же ты будешь делать? – спросила себя Йим, произнося слова вслух, чтобы заполнить тишину. – Останешься здесь?

Идея была довольно привлекательной. Йим представляла себя отшельницей, игнорируемой миром и не знающей о его трагедиях.

– А если кто-то случайно увидит меня, то подумает, что я привидение.

Поразмыслив, Йим пришла к выводу, что ее воображаемый наблюдатель был бы в основном прав.

– Ведь меня поглотит трясина, только я еще не призрак.

Такая жизнь вряд ли стоила того, чтобы ее прожить. Если она не будет жить в обществе болотников, то единственной альтернативой такому существованию станет путешествие. Для этого она должна смириться с тем, что страх будет преследовать ее на каждом шагу: страх, что она потерпит неудачу, страх, что все станет еще хуже, страх, что Фроан превратится в чудовище, страх, что зло внутри нее возьмет верх.

– Смогу ли я выдержать такой страх?

Йим не знала, но решила, что сможет выдержать это в течение дня. Этот день должен был начаться с восходом солнца.

– Когда оно взойдет, я уйду и не буду беспокоиться о следующем дне до завтра.

***

Когда взошло солнце, Хонус взял пращу и горсть камней. Затем он отправился охотиться на зайцев. Как и все, что он делал, это было частью его тренировочного режима. Охота решала три задачи: она концентрировала ум, повышала мастерство, а в случае успеха питала тело. Для Хонуса она также стала уроком смирения, поскольку показала степень его падения. Тот, кто в одиночку завалил тридцать шесть солдат Железной гвардии, после десяти дней попыток не смог завалить и зайца.

Выйдя из разрушенной крепости, Хонус направился к травянистому склону, обращенному на восток, где любила завтракать его добыча. Он присел на корточки в росистом дерне, засунул камень в карман пращи и застыл в полной неподвижности. Всех сарфов учили сосредотачиваться на поставленной задаче, очищая разум от всех эмоций, кроме преданности богине.

– Достигни этого, – говорили мастера, – и каждый твой поступок, будь то срывание цветка или рассечение человека надвое, станет честью Карм.

С тех пор как Хонус подчинился дисциплине Дейвена, он изо всех сил пытался вернуть себе это состояние чистоты.

Пока что ему это не удавалось, ибо горечь омрачала его чувства к богине. Хонус старался любить Карм и верить, что она любит его, но воспоминания мешали ему. Как он ни старался, он не мог забыть ни долгий период опустошения, ни его причину. Сидя на корточках в мокрой траве, он сомневался, что это возможно.

Забудь Карм, подумал он, и думай вместо него о Йим. Эта мысль была кощунственной, и Хонус знал это. Тем не менее, он очистил свой разум от всего, кроме охоты и преданности Йим. На него снизошло спокойствие. Он больше не чувствовал ни сырости, ни холода, ни голода. Когда зайцы выпрыгивали вперед, чтобы погрызть влажную зелень, он наблюдал за ними, не отвлекаясь ни телом, ни разумом. Его внимание было безупречным, как и его цель. Каждый пущенный им камень был актом преданности, и преданность эта была истинной. Три камня, три убийства. Все было кончено в одно мгновение. Хонус поднялся, чтобы собрать добычу, с уверенностью человека, который наконец нашел свой путь.

***

Ветерок с запада ослабил полуденный зной, пока Фроан греб. Его спина и руки, как и мозолистые ладони, легко справлялись с работой. Он знал наизусть каждый поворот неровного курса от пиратского острова. Фроан овладел и другими морскими навыками, и, когда капитан приказывал поднять парус, он делал это так же быстро, как любой другой человек на борту. Его пиратская жизнь превратилась в рутину, состоящую из ежедневных набегов на легкие цели. Во время таких вылазок Фроан служил только в качестве члена команды. Для абордажа всегда отбирались другие. С тех пор как его отправили собирать улов рыбаков, Фроан не покидал лодку, разве что сходил на берег в конце дня. Вечерами он ел с товарищами по команде, пил редко и уединялся в лесу с Моли.

Столкнувшись с такой убаюкивающей рутиной, другой человек стал бы расслабляться, но только не Фроан. Его способности к восприятию обострились, и он знал, что капитан видит в нем угрозу. Кровавая борода делал все, чтобы скрыть этот факт. Он всегда был приветлив с Фроаном, а к Моли относился не хуже, чем к собственным женщинам. Все, что он замышлял, делалось вдали от посторонних глаз, в кругу самых близких ему людей. Однако Фроан умел заглянуть человеку в глаза и увидеть, что скрывается под внешностью. В капитане он видел враждебность, хитрость и терпение.

Фроан был впечатлен тем, что Кровавая Борода признал в нем соперника, и ему стало любопытно, что предпримет капитан. Он решил наблюдать за своим противником и учиться у него, уверенный, что, когда настанет время поединка, он одержит верх.

Первым делом Кровавая Борода выявил союзников Фроана в команде. Ими оказались Телк, которого капитан называл Болотной Крысой, Жаба и те, кто вместе с Фроаном совершил набег на лодку со скотом – Кузнечик, Змей, Гугер и Угорь. Кроме этих шестерых, после инцидента с рыбаками из милости капитана выпал Сом. Фроан заметил, что Кровавая Борода внимательно следит за всеми этими людьми. Более того, капитан, не будучи слишком явным, изолировал их от Фроана и друг от друга. Это было нетрудно сделать, поскольку людей капитана было больше, чем людей Фрона, более чем два к одному. И хотя в последнее время жизнь Фроана была спокойной, чем дольше обстоятельства оставались спокойными, тем больше он был уверен, что они вот-вот изменятся.

Когда пиратская лодка оказалась вдали от островов, Кровавая Борода приказал поднять парус. Затем вёсла были натянуты, и пираты позволили ветру унести их вверх по реке к своим охотничьим угодьям. Неторопливое путешествие было почти закончено, когда капитан вдруг приказал спустить парус. Поспешив привязать парус к шпангоуту, Фроан заметил, что капитан устремил свой взгляд на далекий корабль, подобного которому Фроан никогда не видел. Это было большое судно, с двумя палубами, кормой и носом. Однако, в отличие от лодки для скота, оно было гладким и быстрым. Из портов на нижней палубе торчали весла, а верхняя была заполнена вооруженными и закованными в броню людьми.

О, черт возьми, – сказал один из членов команды, – военная лодка гильдии.

– Он поворачивает к нам, – сказал другой.

– Хватайте весла! – прорычал Кровавая Борода, – и гребите, чтобы спасти свои драгоценные задницы.

Фроан бросился к своей скамье, схватил весло и стал ждать команды капитана. Он последовал быстро и стремительно.

– Длинные гребки, парни! – крикнул Кровавая Борода. – Если вы хотите отдохнуть, подумайте о том, как висится на столбе. Так и будет, если нас поймают. И пока они будут затягивать петлю на вашей шее, благодарите Тень за то, что он сделал с лодкой для скота.