Железный дворец

33

Моли лежала в своей повозке, окруженная награбленной роскошью Пустых земель. Она лежала на пуховом матрасе, который занимал почти всю кровать повозки. На нем лежали простыни и покрывала, а также всевозможные подушки. Над ней висела латунная масляная лампа с военного судна. Повсюду были разбросаны платья, а в большом бочонке стояло вино – в последнее время Моли его очень полюбила. Она пила его из серебряного кубка.

Масляная лампа не горела, так как косой свет солнца все еще проникал сквозь холщовый покров повозки. Бока повозки можно было подвернуть, чтобы рассмотреть проплывающий мимо пейзаж. В данный момент они были развернуты, и, поскольку они были закреплены снаружи, Моли не могла этого изменить. В воздухе висела тяжелая дымка, поэтому она знала, почему вид снаружи был скрыт. Тень выполняет свое обещание, подумала она не без иронии. В Миджпорте он сказал ей, что она будет избавлена от вида смерти. Закрытый полог помогал ей в этом.

Хотя Моли не могла видеть продолжающуюся бойню, она, тем не менее, знала о ней. Об этом свидетельствовал частый запах дыма, иногда она слышала крики или плач, которые всегда обрывались. Кроме того, сюда ежедневно поступали товары, которые всегда были в разной степени использованы. Тень никогда не рассказывал о том, что было сделано для их приобретения, и, судя по всему, запретил солдатам делать это в пределах ее слышимости. Но это не мешало Моли чувствовать, во что обходятся человеческие страдания. В каком-то смысле старания Тени скрыть от нее эти страдания еще больше усиливали их в ее мыслях. Моли надеялась, что воображение преувеличивает ужасы, которые она себе представляет, но не могла этого сказать. Таким образом, чувство вины заглушало удовольствие от обладания прекрасными вещами.

Густота дыма и резко петляющий маршрут, по которому ехала повозка, заставили Моли заподозрить, что она находится в деревне. Не хватало только звуков человеческих голосов. Даже солдаты замолчали. Смертельная тишина заставляла Моли представлять себе зверства. Ужасные мысли не давали ей покоя, пока она не поняла, что только правда может их победить. Вместо того чтобы представлять себе, что находится снаружи, Моли решила взглянуть на это наяву. Очевидно, холщовое покрытие повозки было тщательно продумано, чтобы помешать ей это сделать. Она была надежно закреплена и так же надежно закрыта, без единого отверстия, которое могло бы послужить глазком. Тогда придется его сделать.

С помощью булавки серебряной броши Моли перебирала нитки в шве на крышке повозки. Они были толстыми и плотно пришитыми, что делало процесс медленным и трудным, но наконец она проделала щель. Она была длиной с мизинец и настолько узкой, что в нее можно было заглянуть лишь краешком глаза. Желая сохранить глазок в тайне, Моли решила не увеличивать его, поэтому отложила брошь и приложила глаз к крошечному отверстию.

Она не увидела ничего тревожного. На самом деле она вообще мало что видела – лишь тонкий кусочек окружающего мира, который медленно менялся по мере того, как повозка пробиралась по узкой улочке. Какое-то время она видела лишь грунтовую дорожку и стены из плетня и дуба. Затем она увидела дверной проем и разбитые остатки двери. Повозка проехала еще дальше, и Моли увидела босые ноги человека, лежащего на дорожке. Затем она увидела лодыжки, потом икры. Затем перед глазами медленно проплыли складки юбки крестьянки. Затем показался женский зад. За ним не было ничего, кроме крови и внутренностей, туловища не было.

Моли не видела ничего столь ужасного в Миджпорте и, несмотря на себя, закричала, отшатнувшись от глазка. Затем она услышала голос возницы, доносившийся сквозь холщовые стены.

– Миледи, что-то случилось?

– Нет, – ответила Моли, с трудом сдерживая истерику в голосе.

– Похоже, вы расстроены. Может, мне послать за лордом Тенью?

– Нет, нет, это был всего лишь дурной сон, и он прошел. Не беспокойте милорда.

– Как скажете, миледи.

Моли подползла к бочонку с вином, чтобы наполнить свой кубок. Ее руки дрожали, когда она глотала вино, и оно пролилось на ее красивую блузку, все еще хранившую запах чужой женщины. Что они с ней сделали? – задалась она вопросом. Затем Моли наполнила свой кубок, пытаясь перестать удивляться.

Выпив третий кубок, Моли впала в оцепенение, которое закончилось, когда возница вошел в холщовую повозку, чтобы зажечь масляную лампу. Повозка остановилась, и Моли мельком увидела, что в ночи горят костры. У нее болела голова. И сердце тоже.

– Мы остановились на ночь, миледи, – сказал возница. – Лорд Тень с капитаном, но он передал, что скоро будет здесь.

Взгляд водителя остановился на испачканной вином блузке Моли.

– Я вас покину, возможно, вы захотите переодеться.

После его ухода Моли воспользовалась подсказкой водителя и переоделась в платье с низким вырезом, которое было одним из любимых у Тени. Теперь она не стеснялась носить его, так как следы укусов на ее груди исчезли. Они стали почти незаметными, но даже когда они были заметны, то никогда не отталкивали Тень. Так же как и ее покрытое синяками лицо или отсутствующие зубы. Моли чувствовала, что она нравится ему больше внутри, чем снаружи. Он всегда был нежен с ней, и Моли была уверена, что его нежность была искренней.

Поэтому то, что она увидела днем, стало еще более тревожным, ведь это было доказательством другой стороны Тени. Это была та сторона, которой боялись все солдаты. Сторона, с которой стекались потоки грабежа. Хуже того, именно эту сторону Тень показывал всякий раз, когда говорил о своих будущих завоеваниях. Если повозка с красивой одеждой и мягкими постельными принадлежностями требовала такой резни, какую видела Моли, то она с содроганием думала о том, чего потребует дворец. Моли представила себе реку крови, которая зальет каждую красивую вещь и утопит все радости.

Моли казалось, что существуют две реальности – та, что внутри повозки, и та, что вне ее. Внутри повозки было безопасно и легко. Снаружи – жестокость и смерть. Так было потому, что существовали и две Тени – та, что посещала повозку, и та, что опустошала сельскую местность. Моли начал задумываться, всегда ли повозка будет оставаться в безопасности или однажды Тень принесет с собой внешний мир.

Звяканье цепей предупредило Моли о появлении Тени. Он всегда снимал ее, прежде чем войти в повозку. Пока он это делал, Моли быстро наполнила вином два кубка. Она сделала это, чтобы скрыть, что пила раньше, но Тень не стал бы ее за это ругать. Он никогда не ругал ее. Наполнив кубки, Моли встала на колени и подняла их, когда Тень поднял заслонку, чтобы забраться в повозку. Он нес поднос с едой, так как по его обычаю он должен был сам ее обслуживать.

Глаза Тени были холодны, но, как только они взглянули на Моли, потеплели. Его лицо тоже смягчилось.

– Я думал о вине, – сказал он, – но в основном о тебе. Сделай глоток, дорогая, и дай мне попробовать его, подслащенное твоими губами.

Моли улыбнулась.

– Для лесного жителя, ты говоришь с фантазией.

– Ты заставляешь меня чувствовать себя таким. – Тень поставил поднос, сел рядом с Моли на матрас и снял высокие черные сапоги. После этого он повернулся к Моли и поцеловала ее ледяными губами. Это был долгий поцелуй, а когда он закончился, он вздохнул и опустился на матрас.

– Это было идеальное лекарство от тяжелого дня.

– А почему он был тяжелым?

– Пятеро моих людей были убиты. Причем жестоко, кем-то с больным чувством юмора.

– Что случилось?

– Не буду расстраивать вас подробностями. Тревожно осознавать, на что способны некоторые люди.

Почему он говорит так, будто я глупая? – недоумевала Моли. Она не могла представить, что он считает ее не осведомленной о происходящих вокруг событиях. Она была свидетелем резни в Миджпорте. Она путешествовала с мародерами. Тогда почему он притворяется со мной? Поразмыслив, Моли пришла в голову мысль, что притворство Тени было скорее ради него, чем ради нее, – попытка не замечать мир за пределами повозки. В своем воображении Моли представила себе повозку такой, какой Тень должен видеть ее в конце дня. Масляная лампа заставляла холщовые стены светиться в сгущающейся темноте. Они служили бы ему маяком, когда он снимал бы доспехи, чтобы присоединиться к ней на свету.

Потом Моли понял, что она не просто женщина Тени. Она была для него средством очищения через нежность и любовь. Она была нужна ему, чтобы стать человеком. Эта мысль одновременно вызвала у нее сочувствие и усилила бремя, которое она испытывала.

***

Йим все еще пряталась на лугу, когда дневной свет покинул небо и звезды стали яркими. Убывающая луна взойдет поздно, и она намеревалась воспользоваться темнотой. Бодрый шаг и плащ Ровены сдерживали ночной холод, хотя и не помогали унять внутренний озноб Йим. Этот холод свидетельствовал о том, как ее поступки укрепили Пожирателя, как и ее затаенный гнев.

Йим добралась до хребта на краю долины без происшествий. Это ее не удивило. Наступающей армии не нужно было выставлять дозоры, ведь перед ней не было врагов – только жертвы. Она поднялась на гребень, который не отличался особой крутизной и высотой. В отличие от склонов, на его вершине не было деревьев, и она могла смотреть вниз, на долину. Она увидела лагерь врага – и ее сына – который был разбит в тревожной близости от того места, где она пряталась. В основном он был отмечен кострами. С того места, где она стояла, Йим почти ничего не видела, кроме пламени, которое, казалось, подмигивало и гасло, когда кто-то проходил перед ним. Правда, один огонек отличался от остальных. Он был похож на палатку, освещенную изнутри, но, похоже, не покоился на земле. Его мягкое желтое свечение было тусклее, чем у открытого пламени. По какой-то причине это зрелище успокоило Йим, и ее гнев утих. Тогда она повернула на юг, чтобы как можно дальше отойти от лагеря.

***

Дейвену не спалось, и он поднялся со своего коврика, чтобы подбросить немного хвороста в очаг, чтобы стало теплее и светлее. Пламя осветило Хонуса, который крепко спал после дня тяжелых тренировок. Он был худ, но уже не выглядел исхудавшим или изможденным. Он значительно поправился, подумал Дейвен, но готов ли он?

Даже задавая этот вопрос, Дейвен понимал его бесполезность. В мир ворвалась злобная сила, и ей не было никакого дела до готовности. Получив дар предчувствовать невидимые события, Дейвен провел день в их буйстве. Погода стояла тихая, ясная и солнечная, но ему казалось, что все обстоит иначе. Растущее предчувствие подталкивало Дейвена к грани полного отчаяния. К позднему вечеру его ужас стал мучительным, но затем ослабел. К сумеркам он был убежден, что катастрофа предотвращена, хотя и не мог понять, что это такое. Он знал лишь, что ее угроза была отсрочена, но не устранена. Конец был неизбежен. Дейвен был уверен в этом, хотя и не знал, как он будет разворачиваться и каким будет его результат – благотворным или катастрофическим.

Завтра он пошлет Хонуса, чтобы тот сыграл свою роль в этом конце, – руны ясно говорили об этом. Неясно было почти все остальное. Дейвен не знал, в чем будет заключаться роль Хонуса и чего он добьется. Знаки лишь указывали на то, что Хонус должен отправиться в путь и что Дейвен больше никогда его не увидит. Мысль о таком расставании вызвала у него слезы на глазах, и, поскольку Хонус не мог их видеть, он позволил им течь свободно.

* * *

Когда Хонус поднялся с первыми лучами солнца, Дейвен уже был на ногах. Хонус склонил голову:

– Добрый день, учитель.

– Сегодня утром ты не будешь ни охотиться, ни тренироваться, – сказал Дейвен. – Сегодняшний день мы посвятим более важным делам.

Хонус склонил голову и стал ждать, что же это будет за дела.

– Твое обучение закончено. Не закончено, но все равно закончено.

– Я в чем-то подвел вас, учитель?

– Нет, Хонус, – ответил Дейвен, его голос смягчился от ласки. – Все жизни – это листья на ветру. Когда ты появился, Карм наделила меня даром чувствовать его порывы. Теперь он уносит тебя прочь.

– Куда, учитель?

– Сегодня я изучу твои руны, чтобы понять это. Когда учитель и Сарф расстаются, Сарфу разрешается узнать кое-что из того, что начертано на его спине. Разве Теодус не говорил тебе, чтобы ты никогда не взваливал на себя свою ношу?

– Да, но он не знал, что мы расстаемся.

– Думаю, знал. Но он не знал одного: чье бремя ты должен нести. Я думаю, это ноша Йим.

– Но я купил ее из-за того, что он сказал!

– Руны написаны на древнем языке, который часто бывает неоднозначным. Толкование Теодуса имеет смысл, но он не знал того, что знаю я. Он не знал о Йим.

– Ты хочешь сказать, что все, что случилось, произошло из-за ошибки?

– Нет, – ответил Дейвен. – То, что руны вытатуированы на плоти, не мешает их значению меняться. Жизнь и твой выбор меняют их значение. Вот почему Носитель должен изучать их снова и снова.

Дейвен поднялся.

– Сегодня утром у меня есть поручение. Постись, пока меня не будет. Очисти свое тело. Медитируй, чтобы очистить свой разум. Когда я вернусь, я проведу наше последнее чтение.