Железный дворец

50

Фроан поднялся по короткой лестнице, ведущей на помост. Он всё ещё был в доспехах, запятнанных кровью тринадцати казнённых им людей. Горм ухмыльнулся при виде него.

– Настоящий лорд, – сказал он. – Как будто ты вырос в этих стенах.

Он сделал паузу, чтобы оценить его.

– У тебя взгляд отца, но цвет лица как у матери.

– Вы знали её? – спросил Фроан.

– Конечно. Я был там, когда она предала твоего отца. Где она прятала тебя всё это время?

– Серые Болота.

– Это унылое болото? – сказал Горм. – То, что ты здесь, доказывает твоё величие. Человек послабее никогда бы не выбрался отсюда.

– Ты сказал, что она предала моего отца. Она его убила?

– Она вырезала ему сердце, – сказал Всевышний, качая головой. – Какой предательский способ отплатить за его преданность.

Фроан снова посмотрел Горму в глаза, но тот не дрогнул под его пристальным взглядом.

– Почему?

– Думаю, она считала, что с его помощью сможет творить чудеса. У неё был ещё один любовник...

– Я знаю, – сказал Фроан. – Хонус. Она утверждала, что он мой отец, и говорила, что он пастух. Это тоже была ложь. Дух моего отца сказал, что Хонус был Сарфом.

Глаза Горма расширились от удивления.

– Тебя навестил призрак твоего отца?

– Да. Он намекнул на моё происхождение, но не более того.

– Тогда что произошло? Твоя мать отпустила тебя?

– Нет, – ответил Фроан. – Мы сражались.

– Я почти не удивлён.

– И я убил её.

Горм приподнял бровь.

– Ты уверен?

– Да. Я перерезал ей горло.

– Кажется, это воспоминание причиняет тебе боль.

– В какой-то степени. Это был несчастный случай. Она потянулась за моим кинжалом и упала на лезвие.

– Что ж, не вини себя. Есть такое понятие, как судьба, и предательство твоей матери предопределило её судьбу. Прежде чем оплакивать её, подумай вот о чём: смерть твоего отца не была случайной.

– И всё же, – сказал Фроан, – она была единственным родителем, которого я знал.

– Твой отец предчувствовал свой конец и поручил мне заботиться о тебе, – Горм смиренно склонил голову. – Но я не справился. Твоя мать перехитрила меня и сбежала ещё до твоего рождения. Но по твоей милости я искуплю свою вину и научу тебя всему, что тебе нужно знать.

– Я был бы признателен, – сказал Фроан. – Я новичок в этой жизни.

Горм снова поклонился.

– Благодарю вас за доверие, милорд. Я верю, что вы освоите свою роль быстрее, чем думаете. В конце концов, вы рождены, чтобы править.

– Так говорил мой отец.

Горм улыбнулся.

– Никогда не сомневайся в его мудрости.

Фроан и Горм продолжали беседовать ещё довольно долго, но их разговор перешёл на обыденные темы дворцовой жизни. У Фроана сложилось чёткое впечатление, что Горм с самого начала узнал всё, что хотел, и смог уловить недосказанное. То, что узнал Святейший, явно его порадовало, и он изо всех сил старался скрыть своё удовлетворение за маской формальности. В конце концов появился дворцовый камергер, и Горм оставил Фроана на попечение слуги.

Когда Фроан вошёл в свои личные покои, у него возникло жуткое ощущение, что он уже бывал здесь. Всё казалось смутно знакомым, хотя он никогда в жизни не видел таких элегантных комнат. Стены и высокие потолки были обшиты панелями из дерева такого тёмного оттенка, что оно казалось почти чёрным. Потолки были искусно украшены резьбой, а на стенах висели гобелены с изображением батальных сцен. На одном из них были изображены солдаты, взбирающиеся на груду трупов, чтобы перелезть через крепостную стену. Фигуры на переднем плане стояли по колено в крови. Он висел в просторной комнате, где слуги снимали с Фроана доспехи и облачали его в тёмно-красный бархат.

В отдельной столовой другие слуги принесли вино и мясо. После того как они накрыли стол так, что за ним могли разместиться пятеро, Фроан отпустил их. Он схватил наполненный до краёв кубок с вином и кусок мяса с кровью, а затем стал расхаживать по комнате. Он был одновременно воодушевлён и встревожен. Всё в его положении казалось совершенно правильным и в то же время тревожно неправильным. Последнее чувство было не таким сильным, как первое, но оно не покидало его, и он не мог от него избавиться. Он чувствовал себя так, словно ему было бы совершенно спокойно, если бы не песчинка под веком. Он достиг своей цели и стал великим правителем. Он обладал властью, о которой обычные люди могли только мечтать. Тем не менее, его портила одна мелочь – остатки совести, которые он не мог заглушить.

В нём вскипела ярость. Это всё мамаша! – подумал он. Она всё портит! Он был уверен, что его слабости исходят от неё, и эта мысль приводила его в бешенство. Но что я могу сделать? Я уже перерезал ей горло. По иронии судьбы, казалось, что единственным препятствием на пути к удовлетворению был он сам. Всё больше распаляясь, он позвал слугу, и тот поспешил войти.

– Чего вы желаете, милорд?

Фроан протянул кусок мяса.

– Иди сюда, посмотри на это!

Когда слуга подбежал, Фроан сказал:

– Оно пережарено. Я хочу, чтобы оно было таким. – Он вонзил кинжал в живот слуги. – C кровью.

Слуга закричал от боли, когда Фроан повернул клинок, испытывая прилив возбуждения, которое пересилило его двойственное чувство. После того как мужчина упал на пол, корчась в муках, и испустил дух, Фроан почувствовал, что Пожиратель благоволит ему, и ощутил себя единым со всеми лордами, которые были до него. Это чувство не покидало его до конца трапезы, которую он ел в присутствии трупа слуги. После этого он удалился в свою спальню, где из огромного окна открывался вид на залив и море за ним. Фроан никогда раньше не видел океана и долго смотрел на него. Заходящее солнце погружалось в воду, окрашивая её в кроваво-красный цвет. Этот оттенок идеально соответствовал его настроению.

***

Стрегг в предвкушении последовал за Пресвятым Гормом вверх по винтовой лестнице гадательной башни. Войдя в святилище, он был поражён его простотой. Это была кубическая комната, построенная из чёрного камня, с железной дверью, на которой были выгравированы руны. На полу, дрожа от холода, лежал совсем юный мальчик с кляпом во рту и связанными руками и ногами. Он смотрел на Стрегга и Пресвятого испуганными глазами. Комнату освещала единственная масляная лампа. Он сидел на массивном каменном блоке, который служил столом и был единственным предметом мебели в комнате. На столе лежало несколько предметов, но взгляд Стрегга сразу же упал на блестящую серебряную цепь – эмблему Святейшего.

– Дай мне свой кулон, – сказал Горм.

Стрегг снял кожаный шнурок, на котором висел железный круг, символизирующий Пожирателя. Ржавый кулон был семейной реликвией и очень дорог ему. Горм взял его и улыбнулся.

– Я помню, как подарил этот кулон твоему прадеду, когда тот был моложе тебя.

Он достал из-под плаща бронзовый кинжал и перерезал шнурок. Затем он подошёл к столу и прикрепил кулон к серебряной цепочке с помощью железной застёжки.

– Встань на колени.

Стрегг опустился на колени, и Всевышний надел ему на голову цепь. Стрегг любовался символом своей новой должности. Цепь была похожа на ту, что носил Горм, но сделана из другого материала и украшена крошечными черепами и переплетёнными звеньями, похожими на кости.

– Встань, – сказал Горм. – Эта цепь – всего лишь символ. Она не наделяет силой или дарами. Это делает только наш хозяин, и происходит это через ритуал с костями, волосами, кровью и плотью. — Горм вернулся к столу и взял в руки пожелтевшую фалангу пальца. – Твоя мать дала тебе эту кость. Святейший Дайен подвёл нашего хозяина. Учись на его примере. Горм положил кость в маленькую железную миску, взял железный пестик и растер кость в порошок.

– Что с ним случилось? – спросил Стрегг.

– Он умер от старости, – ответил Горм, иронично улыбнувшись. – Смерть была не такой спокойной, как ты мог бы подумать. Теперь ты должен предоставить волосы, кровь и плоть. Так наш хозяин узнает тебя.

Горм схватил Стрегга за длинные сальные волосы и отрезал прядь кинжалом. Положив прядь в чашу, он сказал:

– Теперь обнажи руку, чтобы я мог вскрыть вену.

Стрегг подчинился. Горм проколол вену на запястье жреца и держал его руку над чашей, отпустив только тогда, когда чаша почти наполнилась кровью.

– Прежде чем ты перевяжешь рану, – сказал Горм, – я возьму плоть.

Горм зажал кожу на предплечье Стрегга чуть ниже локтя и провёл лезвием между пальцами и рукой, отрезав кусок кожи размером с крупную монету. Стрегг стиснул зубы от боли, но ничего не сказал.

– Здесь есть ткань, чтобы перевязать твои раны, – сказал Горм, добавляя плоть в миску.

Пока Стрегг перевязывал себя, Горм продолжал говорить.

– Теперь мы должны связаться с нашим господином. После того как ты станешь Святейшим, я научу тебя, как это сделать. Единственное, что тебе нужно знать сегодня вечером, – это то, что ты можешь сделать это, только находясь под защитой кровавого круга, и кровь должна принадлежать мужчине.

– Ребёнок мужского пола? – спросил Стрегг.

– Подойдет любой мужчина, – ответил Горм. – Я использую детей, потому что с ними удобно. Главное, чтобы в круге не было брешей, и ты не мог выйти за его пределы, пока здесь наш хозяин. Нарушишь хоть одно из этих правил, и тебе повезет, если ты отделаешься увечьями. Я знал одного человека, которого превратили в живой пепел. А теперь перережь этому мальчишке горло.

Стрегг сделал так, как ему было велено. Он также нарисовал круг под пристальным взглядом Горма. После этого он встал на колени внутри круга вместе с Пресвятым, который молча совершал необходимые обряды. О присутствии Пожирателя свидетельствовали внезапное понижение температуры, угасание пламени лампы и гнетущая атмосфера злобы. Затем содержимое чаши, которую Горм поставил на пол за пределами круга, начало кипеть. При кипении образовывался густой чёрный дым с резким гнилостным запахом. Стреггу с трудом удавалось сдерживать рвотный рефлекс.

Через некоторое время чаша перестала дымиться. Тем не менее, Горм предупредил Стрегга, чтобы тот оставался в круге, пока комната не прогреется и атмосфера злобы не рассеется. Наконец Горм вышел из круга и протянул Стреггу чашу. Она всё ещё была тёплой, а её содержимое превратилось в густую смолу. Горм протянул ему ложку.

– Съешь то, что в чаше, и ты станешь ещё более святым. А потом мы отпразднуем это вином. Это поможет избавиться от привкуса.

Апартаменты Горма располагались на самом верхнем этаже дворца, рядом со входом в башню прорицания. Ржавая железная дверь, ведущая в них, выглядела строго утилитарно. За ней начинался короткий коридор, закрытый другой такой же простой железной дверью. Поэтому комната с золотыми панелями за ней казалась ещё более ослепительной. Огромные барельефы, изображающие исторические сцены, ловили и отражали свет десятков свечей. Стрегг на мгновение застыл, поражённый величием комнаты. Придя в себя, он подошёл к ближайшему барельефу, чтобы рассмотреть его поближе.

– Здесь изображено разрушение храма Карм? – спросил он.

– Да, – ответил Горм. – Это моё последнее приобретение. Художник сам участвовал в резне.

Он указал на другой барельеф.

– Это битва у перевала Карваккен. – Он указал на стену, покрытую плоскими золотыми пластинами. – А вот куда направится Восстание.

Стрегг ухмыльнулся.

– Это событие произойдёт при моей жизни, ведь я — Святейший.

– Так было бы и без того, если бы ты не стал бессмертным.

Горм хлопнул в ладоши, и в комнату вошла девушка лет пятнадцати. Она была одета в короткую чёрную тунику, настолько прозрачную, что Стрегг мог разглядеть её наготу. Она была красива, но её белые волосы, розовые глаза и бледная, почти прозрачная кожа привлекали внимание.

– Принеси вина, – приказал Горм.

Когда девушка поспешила выполнить его просьбу, Стрегг повернулся к хозяину.

– Она потрясающая. Как её зовут?

– Я не даю им имён, – сказал Горм. – Но эта необычная. Я заказал её в Ларреше, не видя ни разу. Её пришлось отправить в мешке, потому что солнце обжигает её.

– Так ты думаешь, что Возрождение... – Стрегг замолчал, когда девушка вернулась с вином и кубками.

– При ней можешь говорить свободно, – сказал Горм. – Я отрезаю языки всем своим девушкам.

– Разумная предосторожность, – сказал Стрегг, – а заодно и лекарство от болтливости.

– Да, – сказал Горм. – Им остаётся только стонать.

– Значит, вы думаете, что этот лорд Бахл может стать последним?

– Я в этом уверен. Мальчик проявил незаурядные способности для того, кто ещё не достиг совершеннолетия.

– Незаурядные?

– Ему ещё предстоит выпить кровь своей матери, чтобы раскрыть свой истинный потенциал. В настоящее время Пожиратель разделён между ними.

– Но его мать умерла, – сказал Стрегг. – Так мне сказал Бахл.

Горм улыбнулся.

– Я знаю, что он в это верит, и это значительно упрощает задачу. Обычно лорд Бахл не видит свою мать до самого момента кормления. На церемонии она для него просто незнакомка. И только после этого я раскрываю её личность.

Горм сделал паузу, словно о чём-то задумавшись.

– Можно было бы подумать, что их это не беспокоит, но это не так. А потом это знание закаляет их. На этот раз я ожидаю, что моё откровение окажет особенно сильное воздействие.

– Ты не боишься, что он сорвётся?

– Ха! Лорд Бахл – всего лишь сосуд Пожирателя, а я – Святейший. Это мой дворец, по правде говоря. Вот почему я живу в золотых покоях, а Бахл – в деревянных.

Раб Горма подал ему вино в золотом кубке, а затем протянул серебряный кубок Стреггу.

– За возрорждение! – сказал Горм.

Стрегг чокнулся бокалом с хозяином.

– За возрождение! – Он сделал большой глоток, чтобы избавиться от неприятного привкуса во рту. – Ты сказал, что это случится скоро.

– Когда лорд Бахл завершит своё дело, его армия хлынет в Аверен. Всех, кого он не убьёт, он сожжёт, чтобы увеличить свои силы для уничтожения Виндена. Когда резни будет достаточно, Пожиратель вырвется из своей телесной тюрьмы, чтобы пройти по миру и править вечно. А мы будем его бессмертными слугами, такими же возвышенными и внушающими страх, как и бог, которому мы служим.

– А когда Бахл будет готов?

– Весна принесёт нам нужную кровь.

– Кровь матери?

– Да, – ответил Горм, и его глаза загорелись. – Она придёт сама, ведомая роком, который сковывает весь мир.