Железный дворец

18

Когда Фроан наблюдал за тем, как капитан возвращается на свой пост, ощущение власти, которое он испытывал на борту захваченного корабля, начало угасать. Угроза Кровавой Бороды внесла свой вклад в это изменение настроения, но не была главной причиной. Воспоминания о резне на горящем корабле больше не радовали Фроана. Наоборот, они приводили его в ужас. Он словно очнулся от кошмара и обнаружил, что его ужасы не были воображаемыми. По мере того как они становились реальностью, его лицо покрывалось мурашками, а руки дрожали бы, если бы он так крепко не сжимал весло.

При воспоминании об убийствах у Фроана забурлила тошнота в животе. Как будто он все еще находился на залитой кровью палубе, но уже не был захвачен своей тенью. Таким образом, в некотором смысле воспоминания об этом событии были для него более яркими, чем сам опыт. Зрелища, звуки и даже запахи бойни вернулись к нему с такой остротой, которую он едва ли мог себе представить. На этот раз он сопереживал страху и страданиям жертв. Они разрывали его на части, наполняя угрызениями совести. Но какими бы ужасными ни были эти воспоминания, больше всего его ужасало то, что он не только спровоцировал резню, но и наслаждался ею. Это осознание одновременно приводило его в стыд и ужас. Что же я за чудовище?

Пока Фроан пытался ответить на этот вопрос, его теневая сторона вновь заявила о себе. Ты бы предпочел закончить жизнь, болтаясь на столбе? А тот человек проявил бы к тебе милосердие? Мир – суровое место, где быть кротким – значит стать жертвой. Фроан взглянул на Жабу, который греб рядом с ним. Его товарищ как-то странно смотрел на него, и Фроан с холодком понял, что Жаба чувствует слабость. Он мог прочесть это в его глазах.

Видишь, как опасны твои сомнения? – сказал злобный внутренний голос Фроана. Неужели ты думаешь, что Жаба – твой друг? Его влечет только власть. Прояви слабость, и он ополчится на тебя. Фроан понял, что это правда, и осознал, что ему грозит опасность. Запаниковав, он вырвался на свободу от своей совести. Затем его темные инстинкты пришли ему на помощь. Он повернулся к Жабе и пробормотал себе под нос:

– Клянусь вонючей задницей Карм, меня тошнит! У меня внутри все разрывается от того, что я вынужден терпеть угрозы капитана и отвечать покорностью.

Услышав это замечание, Жаб, казалось, успокоился. Его реакция усилилась после того, как Фроан вернул ему злобный взгляд.

– Ты мудро поступил, Тень, – прошептал Жаба. – Не волнуйся, твое время еще придет.

***

Тростниковая постель Йим казалась ей лодкой, а дом Раппали – пещерой, в которой она плыла по бессолнечной реке. Частично она понимала, что это не так, но в ее впечатлениях была доля правды. Йим чувствовала себя дрейфующей в теневом мире между жизнью и смертью. Окружающая ее обстановка и происходящее вокруг были незначительны по сравнению с главным вопросом: будет ли она жить или умрет?

Иногда Йим казалось, что она имеет право голоса. В такие моменты она не знала, что лучше выбрать. Любопытно, что остатки Пожирателя, которые еще оставались в ней, тянули к жизни. Уже одно это казалось веской причиной для смерти. Но если я умру, то никогда не спасу Фроана. Йим напомнила себе, что пыталась сделать это с самого его рождения и потерпела неудачу. Она задумалась, чего можно добиться за дополнительное время. Скорее всего, ничего. Более того, если она свяжется с сыном, то, возможно, окажет помощь своему врагу.

Йим вспомнила, как генерал Вар рассказывал о ритуале под названием «кормление», в ходе которого лорд Бахл приносил в жертву свою мать, выпивая ее кровь. Его целью было воссоединить ту часть Пожирателя, что оставалась в матери, с большей частью, перешедшей к сыну. Объединившись в одном человеке, злобное существо вновь обретало свою силу. Зная это, Йим была озадачена. Она была уверена, что Фроан перерезал ей горло, находясь под влиянием Пожирателя, и не могла понять, почему он не выпил ее кровь. Это было очевидно, ведь она была еще жива.

Поначалу Йим предположила, что Фроан не знал, что делать. Но она быстро отбросила эту мысль. Хотя Фроан ничего не знал о ритуале, инстинкт должен был подсказать ему. Йим пила кровь, когда ее охватывали темные порывы, и она не могла представить себе, чтобы Фроан не поступил так же. Это наводило на обнадеживающие мысли. Возможно, его что-то сдерживало. Йим подумала, что это мог быть Карм или, возможно, лучшая натура Фроана. Что бы это ни было, оно давало повод надеяться и жить.

Да, это причина, подумала Йим, но хорошая ли она? Ее смерть вернет часть Пожирателей на Темный Путь. Без ее крови Фроан все равно сможет стать следующим Лордам Бахлом, но это будет уже ослабленная версия. Святейший Горм практически сказал об этом. И все же то, что осталось, со временем будет набирать силу, хотя может пройти несколько поколений, прежде чем появится еще один Бахл, способный угрожать всему миру. Поколения дополнительной бойни, напомнила себе Йим. Слабый лорд Бахл будет меньшим злом, но он все равно будет приносить страдания и смерть.

Как мать Фроана, я должна остановить его, подумала Йим, размышляя о его потенциальных жертвах. Но если Фроан обретет силу своего отца, Пожиратель в конце концов одолеет его и будет вечно править кошмарным миром. Йим была уверена в этом. А вот в том, что она сможет предотвратить это, она была уверена гораздо меньше. Возможно, это и возможно, но представлялось ужасной авантюрой. Пока Йим была жива, она владела ключом к вечному господству Пожирателя. Он пульсировал в ее венах и артериях.

Разрываясь между выбором, Йим не сделала его и продолжала блуждать.

***

Чувства Фроана тоже колебались, пока он греб вместе с другими пиратами, но его выбор был менее сложным. Хотя его тень не могла полностью поколебать его, обстоятельства были на его стороне. Безопасность – в безжалостности, а совесть – в страданиях и опасностях. Что толку оплакивать чужаков? На корабле Фроан чувствовал себя бодрым и сильным. Это было гораздо лучше, чем чувствовать себя несчастным и больным. Тем не менее, он не мог избавиться от чувства раскаяния и вины. Лучшее, что он мог сделать, – это постараться не обращать на них внимания.

Благоразумие требовало, чтобы Фроан напустил на себя суровый вид, какие бы чувства он ни испытывал, и ему это удалось. Обманув Жабу, он не дал ни одному человеку повода усомниться в своей решимости или угрозе. Поэтому, когда пираты прибыли в их островной лагерь, Фроан не удивился, что к нему отнеслись с новым уважением. В частности, мужчины из абордажной группы относились к нему с благоговением. Больше всех преобразился Чоппер, и Фроан заметил, что мания, которую он демонстрировал во время рейда, сохранилась в нем до сих пор. Это было заметно по голосу Чоппера, когда они вошли в лагерь и он позвал:

– Женщины, принесите вина, чтобы мы могли выпить за Тень. Именно он нашел золото и подтолкнул нас к мужественным поступкам.

Лицо Кровавой Бороды потемнело, но он сказал:

– Да, принесите вина.

– Но пусть первый тост будет за нашего капитана, – крикнул Фроан, – который выбрал приз и забрал его.

Он взглянул на Кровавую Бороду, которого его жест, казалось, лишь немного успокоил.

Женщина в оборванном синем платье скрылась в одном из грубых навесов и вернулась с небольшим дубовым бочонком. Потянув за пробку, она принялась наполнять различные сосуды для питья, которые другие женщины подносили мужчинам. Когда Моли вручила Фроану помятый металлический кубок, ее распухшие губы скривились в улыбке, сумевшей скрыть отсутствующие зубы:

– Я рада за тебя, Тень, – прошептала она.

Фроан заглянул ей в глаза и увидел, что она говорит правду. Он улыбнулся и сказал:

– Спасибо.

Затем он высоко поднял свой кубок.

– За нашего капитана! – крикнул он.

– За нашего капитана! – вторили ему мужчины.

– За Тень и кровавые дела! – крикнул Чоппер.

– За Тень! – ответили мужчины, некоторые громко, а некоторые приглушенно.

Фроан смаковал вино в знак своего возвышения в команде, но пил его осторожно, понимая, что ему нужно сохранять ясную голову. Он оценивал свое положение не с осознанием мальчишки, выросшего на болоте, а с инстинктами человека гораздо более старшего и циничного. Таким образом, он понимал, что его возвышение одновременно ставит его под угрозу. Кровавая Борода уже был насторожен и возмущен, и у него были приверженцы.

После событий этого дня Фроан лучше понимал, что значит поддаться своим инстинктам, но не видел другого выхода. Кровавая Борода выбросил бы его за борт, если бы он не убил Осетра. Пайк убил бы его, если бы он не действовал первым. Резня на грузовом судне превратила Чоппера из врага в последователя. И в каждом случае Фроан видел, как терпение обрекает его на гибель. Он вспомнил слова отца о том, что правила - для простых людей. Похоже, милосердие - тоже. Тем не менее вывод Фроана опечалил его. Он взглянул на Дерьмового Вида, нового члена команды, который стоял в стороне и выглядел несчастным. Но ему нужно только грести, чтобы жить, подумал Фроан. Для меня этот путь закрыт. Я должен подняться выше или умереть. Инстинкт уже подсказывал ему, что Кровавая Борода не оставит его в покое, и только самые безжалостные выживут в предстоящем противостоянии.

Напустив на себя праздничный вид, Фроан принял участие в ночном празднике. При этом он наблюдал за всеми. По мере того как продолжалась попойка, Чоппер без конца рассказывал о золоте и кровавых делах всем, кто хотел слушать, и лишь немногие осмеливались этого не делать. Фроан заметил, что Чоппер много пьет, и сомневался, что сможет защитить его в эту ночь. Телк последовал примеру Чоппера и, не привыкший к вину, вскоре захмелел и рухнул в кустах. В конце концов, ночная пирушка закончилась. Фроан счел благоразумным заночевать в лесу в одиночестве и, когда настал подходящий момент, скрылся за деревьями.

Сохраняя ясную голову, Фроан без труда пробирался по темному лесу. Не успел он отойти далеко от лагеря, как заметил густые заросли папоротников, окруженные сухими листьями, которые предупреждали о чьем-либо приближении. Он как можно тише пробрался сквозь листву и устроился среди осин. В новой одежде было удобнее спать на земле, но он пожалел, что на его жертве не было плаща.

Фроан уже задремал, когда услышал шорох листьев под чьими-то шагами. Он выхватил кинжал, не успев даже оглянуться. Все, что он успел разглядеть, –- это черные очертания кого-то, движущегося в темноте. Этот кто-то приближался к нему. Фроан ждал, готовый пустить в ход свой клинок.

– Тень? – раздался шепчущий голос. – Тень - это ты?

Фроану показалось, что он узнал этот шепот.

– Моли?

– Да, это я. Можно побыть с тобой?

– Зачем?

– Я тебе не нужна? – спросила Моли.

Фроан уловил в ее голосе обиженный тон.

– За тобой могли следить.

– Нет. Я в этом убедилась.

Фроан сел так, чтобы Моли могла его видеть.

– Тогда иди сюда.

Моли бросилась к нему.

– Я принесла плащ, чтобы мы накрылись, – сказала она, обернув его вокруг них обоих. В результате они оказались прижаты друг к другу.

– Моли, – сказал Фроан с ноткой удивления, – а где твоя блузка?

– Обернута вокруг моей талии, – сказала она, направляя руку Фроана к груди. – Так красивее. Ты не находишь?

Захваченный новизной прикосновения к женской груди, Фроан был почти слишком озабочен, чтобы ответить.

– Д-да, – промямлил он. – Приятно.

Его пальцы продолжили исследование. Она такая мягкая, подумал он. Он погладил сосок и почувствовал, как тот напрягся.

– Да, приятно, – повторила Моли томным голосом, который показался Фроану преувеличенным, хотя у него не было опыта в таких делах.

Моли перекатилась на спину, позволяя Фроану свободнее прикасаться к ней. Тогда-то он и обнаружил подаренное ей серебряное кольцо. Моли подвесила его в виде кулона на шнурке на шее. Фроан потрогал свой подарок, с удовольствием подумав, что он провел день между ее грудей. Затем он поцеловал соски Моли и пососал их. При этом она издавала тихие звуки. Через некоторое время она протянула руку между его ногами, чтобы погладить его. В ее прикосновениях не было ничего неуверенного или нерешительного. Найдя набухший орган Фроана, она умело ласкала его через ткань, усиливая его желание. При этом она освобождала его от тени, ведь чувства, которые она вызывала, не имели ничего общего со смертью. Поэтому Фроан отвечал ей невинно и задохнулся, когда она, прервав свои ласки, быстро сняла юбку, оставшись совершенно обнаженной.

Моли, казалось, понимала все более настоятельные чувства Фроана. Она помогла ему спустить штаны, а затем направила его мужское достоинство к расщелине своего лона. Фроан почувствовал волосы, затем теплую шелковистую влагу. Внезапный экстаз последовал так быстро, что Моли едва успела пошевелиться, как Фроан уже закончил. Он перестал двигаться и остался лежать на Моли и внутри нее, пока ощущения не перетекли в покалывающее чувство благополучия. Моли тоже лежала неподвижно, лишь томно поглаживала его спину кончиками пальцев. Через некоторое время Фроан нашел ее израненные губы, чтобы подарить свой первый в жизни поцелуй. Он лишь слегка прижался к губам Моли, не желая причинять ей боль. Затем он отстранился от нее и лег на спину.

Моли перевернулась на бок, чтобы провести рукой по груди Фроана, которая все еще была прикрыта его рубашкой.

– Это было чудесно, – сказала она приглушенным голосом.

Фроан только вздохнул, но от всей души согласился. Он не задумывался о том, что то, что казалось ему таким чудесным, должно быть обыденным для Моли. Скорее всего, предыдущей ночью она была с другим мужчиной. Фроан не стал задумываться об этом, потому что Моли отвлекла его, расстегнув рубашку. Вскоре она уже покрывала поцелуями его обнаженную грудь. После приятного перерыва ее губы прочертили блуждающую дорожку по животу Фроана к его пояснице. Моли недолго понежилась там, пока пыл Фроана не возобновился, а затем стянула с него штаны и сапоги, так что он тоже оказался обнаженным.

Во второй раз Фроан уже не так остро, но еще более возбуждающе чувствовал себя. Он мог наслаждаться своим занятием, а Моли усиливала его ощущения, встречая его толчки своими собственными движениями. На этот раз она выглядела более энергичной, и Фроану пришло в голову, что она, возможно, наслаждается процессом не меньше, чем он. Эта мысль была приятной. Моли начала тихонько стонать, и этот звук еще больше возбудил его. Затем мир словно растворился, оставив только его и Моли. Его чувства обострились, но они были сосредоточены исключительно на ее запахе, голосе и ощущениях. Когда он взорвался от наслаждения, она продолжала двигаться, прижимаясь к нему все теснее, пока, казалось, не произошел ее собственный взрыв, который уменьшался медленнее, чем его. Моли затихла, но спазмы периодически сотрясали ее, пока она наконец не вздохнула и не обмякла. Фроан смотрел на нее в звездном свете, преисполненный удивления. Он отстранился, натянул на них обоих плащ и крепко прижал ее к себе.

Через некоторое время Моли удовлетворенно вздохнула и сказала:

– Если хочешь, я могу стать твоей женщиной.

– Моей женщиной?

– Да, тогда меня не получит ни один мужчина, только ты.

– Я не уверен, что они не попытаются.

– Не сомневаюсь. Они будут слишком бояться тебя.

– Ты была женщиной Осетра, не так ли?

– У меня не было выбора.

Чувство удивления Фроана поутихло.

– И теперь ты со мной только потому...

– Потому что я хочу быть твоей женщиной, – сказала Моли с внезапностью, выдававшей ее отчаяние. – Я предупреждала тебя о Чоппере и Пайке. Ты сказал, что запомнишь. Пожалуйста, Тень, я предложила тебе все, что у меня есть. Неужели ты не примешь меня?

Фроан прижал Моли к себе, ощущая ее тепло на своей вечно остывающей плоти.

– Я не потерплю, чтобы ты досталась другому мужчине.

Моли прижалась к его губам и поцеловала его.

– Спасибо, Тень. Спасибо.

Затем она замолчала, но медленно провела рукой по его груди.

– Тебе все еще холодно, – прошептала она с ноткой недоумения, – но я тебя согрею.

Моли прижалась к его голому телу.

Фроан оценил ее жест, но понимал его бесполезность.

– Мне всегда холодно, – прошептал он. – Это моя природа. Тебе лучше одеться, иначе ты замерзнешь.

Моли надела блузку и юбку – единственную одежду, которая была у нее, кроме плаща. Фроан тоже оделся, а затем лег под плащ со «своей женщиной». Пока она засыпала, Фроан размышлял о том, как они устроились. Ему было приятно ублажать Моли, но ее мотивы вызывали у него недоумение. Они казались более сложными, чем обмен секса на защиту. Фроан считал себя маловероятным защитником. Он не был самым сильным среди членов экипажа, и у него не было опыта обращения с оружием. Кроме того, у него были враги – люди, которые могли стать врагами и Моли.

И хотя Моли, казалось, была достаточно умна, чтобы понять, что общение с ним сопряжено с риском, она все равно преследовала его. Почему? Темные инстинкты не подсказывали ему ничего полезного, ведь им не хватало сочувствия, и они видели в других лишь пешки или препятствия. Моли могла быть и тем, и другим, но Фроан чувствовал, что она – нечто большее. Поэтому она приводила его в недоумение, вызывая не только новые, но и сильные, запутанные эмоции. Мама могла бы помочь мне разобраться в этом, подумал он. Но мама умерла.