— Теперь для французов выбор простой, Сандро — или принимать наши условия, либо мы разорим их страну от края до края, а столицу сравняем с землей, камня на камне не оставим!
Впервые в голосе принца Генриха послышалась непреклонная решимость довести войну с Францией до логического конца. И оно понятно — в своей самоуверенности немцы, да-да, именно немцы, а не только кайзер со своим братом, дважды переоценили свои собственные возможности, и серьезно недооценили ярость сопротивления французов. Если в реальной истории они отвели на ведение войны и капитуляцию Франции всего семь недель, то зная о несбыточности этого, тщательно переработали план, к тому же значительно, почти на десяток корпусов, увеличили отведенные силы, с увеличенным втрое числом пулеметов и в полтора раза большем количеством гаубиц. И при этом уже ни на «шаг» не отступали от нового «творения» фельдмаршала Шлиффена, который пережил собственную смерть.
Как себя заставил жить этот упрямый старик, непонятно, но всю войну просидел в ставке кайзера, опекая командование, оттеснив от управления войсками Мольтке-младшего. И даже он ошибся в своих же сделанных расчетах, причем изначально удвоив до ста дней срок войны, хотя прекрасно знал, что воевать придется только на один фронт, и что Российская империя не то что сражаться за Францию не станет, а будет всячески помогать Германии. К тому же на фронте в качестве решающего резерва появятся австрийские и венгерские войска в немалой силе — пять корпусов, состоящих из двенадцати пехотных и семи кавалерийских дивизий.
И все равно, даже эти увеличенные сроки были опять-таки безжалостно сорваны — французы продержались не четырнадцать недель, а все восемнадцать, до последнего надеясь на английскую помощь. Да и сейчас, судя по всему, питают надежды на скорое прибытие блокированного в Египте оккупационного корпуса — там все же две дивизии с кавалерийской бригадой, пусть и потрепанные турками. Вряд ли эти войска смогут изменить ситуацию на фронте, но вот психологический эффект от их прибытия будет огромный, тут гадать не приходится. Ведь и британская империя претерпела значительный ущерб, бросив в «топку» войны не только свой огромный Королевский Флот, но и все имеющиеся боеспособные дивизии, впрочем, последних немного. Лорд Китченер только развертывает двухмиллионную армию, на которую не хватает ни вооружения, ни опытных кадров из офицеров и сержантов, способных обучить новобранцев. Так что раньше весны на серьезные подкрепления рассчитывать не приходится, а столь большой срок Франция просто не протянет, немцы ведь тоже взялись за дело всерьез.
— Вас на все века ославят варварами, Генрих. Не стоит прибегать к «Большим Бертам» для обстрела города, лучше сносите ими форты, как сделали с Эпиналем, да расширяйте прорыв. Наши генералы считают, что теперь «галлам» надлежит как можно быстрее уводить войска за Луару, полностью оголив крепостные районы вдоль границы. И держать «горловину» у Дижона, сохраняя за собой южную половину страны…
— В ставке тоже так считают, но французы словно сбесились — они отвели от крепостного отвода половину дивизий, и пытаются в яростных атаках отбить Мелен, Труа и Осер. И кое-что им удалось — через Мо питают окруженный гарнизон столицы войсками и припасами, и одновременно защищают Дижон, чтобы наши войска не вышли к швейцарской границе. Но им уже ничего не поможет — мы ударили всеми силами от границы, и действительно штурмом взяли Эпиналь. Вот только сопротивляются до конца, война приняла какой-то экзистенциональный характер — или Германия, либо Франция, и никак иначе. Речь идет о самом существовании империй с их будущим величием. Ничего, мы их потихоньку додавим, и пусть пеняют на себя! Мы ведь с тобой хорошо знаем, как с нами поступили без всякой жалости, а вас к тому же многократно обманывали и предавали! А потом попытались растащить всю Россию кусками, считая ее за колонию! А нас… а нас — за колонию до конца держали, под оккупацией, а потом под выжигание подставили!
Обычно сдержанный принц разъярился, пришлось налить ему добрый бокал рома, и себе тоже — великий князь Александр Михайлович тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Он недавно говорил с Ники — император был потрясен неожиданным ожесточением на западном фронте.
— Только к снарядам с отравляющими веществами не прибегайте, с «катушек» все слетят…
— Поздно, французы по нам газ пару раз пустили, правда, слезоточивый — но мы им заявили, что после капитуляции их страны, которая неизбежно произойдет, мы без всякой жалости просто развешаем гроздьями на фонарных столбах всех виновных. И тех, кто отдал такой преступный приказ, будь это генералы или министры, и тех, кто его выполнил, если президент Пуанкаре это одобрил — то и его судить будем обязательно. Нам прибегать к отраве теперь нет нужды — обычного оружия достаточно. И учти, Сандро — если Сушон с Гаусом не дадут увезти из Александрии корпус, то на следующий день Италия начнет отвоевывать Савойю и Ниццу, мы ей пообещали еще Тунис, и часть Кении — нам эта английская колония под боком совсем не улыбается, ее нужно поделить, как и другие владения…
— Не стоит, Генрих — тогда британцы будут драться до конца. Получили буры независимость с Наталем, и хватит. А вот всех других союзников по Антанте следует ограбить до нитки, чтобы знали, как воевать против нас. Да-да именно так и надлежит проделать, и сил для этого хватит.
— Пожалуй, тут ты прав — тогда Лондон за других уже не вступится, а те знать будут, что на помощь англичан не стоит рассчитывать. Хорошо, пусть будет так — и мир обязательно станет иным…
На конец 1914 года Италия имела два из пяти новых линкоров — «Джулио Цезаре» и «Леонардо да Винчи». И что удивительно, они оба имели разную судьбу, отдаленную на полвека…