Комендантский час

20

«Где-то я видела эту женщину, где-то на работе», — с чувством настороженности думала Валя, украдкой рассматривая хозяйку квартиры, то и дело шмыгавшую из комнаты на кухню и обратно. В городской управе? За прилавком продовольственного магазина «нур фюр дойче» — только для немцев? Вроде бы она и по внешнему виду не украинка. Рыжие, коротко подстриженные волосы, светло-голубые глаза, холеные тело и лицо. Может, фольксдойче? Тогда зачем Тамара Рогозинская, связная секретаря подпольного горкома партии, велела принести офицерскую форму именно сюда?

— Простите, я, кажется, пришла не по адресу, ошиблась, — тихо и вежливо проговорила Валя, когда женщина, суетясь, пробегала через комнату. Есть категория людей вечно куда-то торопящихся. Видимо, такого склада была и хозяйка квартиры.

— Нет, нет, не ошиблись, — ответила на ходу женщина, — погодите немного.

Едва она это сказала, как за спиною у Вали почти неслышно приоткрылась еще одна дверь, которую Валя до сих пор и не замечала, послышались энергичные шаги. «Он», — подумала и тут же встала, как школьница. Да, это был Кузьма Петрович Ивкин. Они поздоровались.

Ивкин предложил Вале сесть и сам сел напротив, у маленького столика. Он был в синем костюме, чисто выбрит, будто только что из парикмахерской. Черные, коротко подстриженные усики и густая черная шевелюра придавали выражению его лица определенную суровость, но глаза смотрели по-отцовски приветливо, светились внутренней добротой. Этим взглядом Ивкин словно говорил: «Я рад, что ты жива, здорова, ты для меня как родная дочь. Чувствуй себя свободно, мы будем говорить долго, обо всем, но прежде всего...»

Он спросил:

— Достали?

Валя развязала узел из цветистого полотна, в котором не раз выносила продавать разные вещи и обувь, положила на стол аккуратно сложенную офицерскую форму. Ивкин удивленно развел руками:

— Какие молодцы! Достали, вот молодцы!

Он пожелал послушать, как была осуществлена операция. Валя рассказала.

— Передай от меня благодарность Поддубному и Третьяку. А я, грешным делом, не думал, что сделаете так быстро. Вижу, что перед вами можно ставить новые, срочные задания. Выполните.

— Ставьте, Кузьма Петрович, — ответила Валя, думая о том, как обрадуются и Третьяк, и Поддубный, когда она передаст им благодарность и похвалу секретаря подпольного горкома партии.

Ивкин окликнул хозяйку квартиры и, когда та подошла, попросил спрятать форму. При этом с улыбкой предупредил, чтобы она, чего доброго, не вздумала продать ее на рынке. За такую форму, да еще в звании обер-фельдфебеля, дадут большие деньги. И снова обратился к Вале:

— Мы действительно хотим поставить перед вашей группой новое задание. Требуется раздобыть радиоприемник или хотя бы детали к нему. Достанете?

Валя ответила нерешительно:

— Надо сперва посоветоваться с товарищами, Кузьма Петрович. В крайнем случае, отдадим свой. А куда доставить его?

— Главное — достать, а транспортировка — это уже второстепенное дело, — заметил Ивкин. — Правда, любые действия подпольщика требуют осторожности. Рассказали мне интересный случай. Товарищам из райкома партии понадобилось переправить на Демиевку печатную машинку и радиоприемник «СИ». Сделать это вызвалась одна женщина. Печатную машинку перенесла благополучно, а во вторую ходку чуть не попалась. Радиоприемник выпирал из мешка своими острыми углами, на что обратил внимание полицай и, подойдя к женщине, спросил, что она несет. К счастью, подпольщица не растерялась, не раздумывая ответила: «Спросите вон у того господина», — кивнула головой на важно шагавшего впереди нее офицера. Увидев высокий чин гитлеровца, полицай не решился обратиться к нему и отстал. — Ивкин накрыл ладонью Валину руку, лежавшую на столе, улыбнулся. — Вот как бывает. Истинная правда, а похожа на выдумку. Ты спрашивала, куда доставить приемник. Знаешь аптеку на углу улиц Ленина и Владимирской, против оперного театра?

— Знаю.

— Туда и переправите. Только заблаговременно предупредите об этом заведующую Елену Мироновну.

Хозяйка внесла на подносе кофейник, две чашки, сахар, белый хлеб и, пригласив Валю и Ивкина позавтракать, ушла. Сахар, белый хлеб, кофе — все было настоящим. Поняв удивленный Валин взгляд, Ивкин пояснил:

— Хозяйка — фольксдойче, работает в районной управе. Вот ей кое-что и перепадает. Но ты не опасайся ее. Она моя надежная помощница.

За чашкой кофе вели разговор дальше. Ивкин расспрашивал о настроении товарищей, о том, что сделано, регулярно ли распространяются листовки. Напомнил о необходимости создавать все новые и новые группы, проверять на деле молодежь, идущую в подпольные звенья, пополнять запасы оружия.

— Кстати, Валя, ты говорила мне, что у Третьяка хранится ящик с гранатами. Начнем понемногу пускать их в дело. Каким образом? К нему время от времени будет обращаться одна женщина и брать штук по пять, по шесть. Сообщи Третьяку ее пароль: «Не могли бы для меня подыскать квартиру?» Отзыв: «Я этим не занимаюсь, но попробую». Гранаты будем передавать в партизанские отряды, действующие на Киевщине. Таких отрядов уже порядочно. Вкусный кофе?

— Прекрасный, Кузьма Петрович, спасибо!

— Пей на здоровье. — Ивкин закончил свою чашку, вытер салфеткой усики. — А в дальнейшем, возможно, предложу тебе что-то очень, очень интересное...

— Что именно? — оживилась Валя.

— Подожди, рано пока говорить об этом. — Он заметил, что девушка разочарована его ответом, вдруг как-то сникла, решил смилостивиться: — Ладно, скажу. Только это еще в перспективе. Может быть, командируем тебя... Знаешь куда? На Большую землю с письмом в Центральный Комитет партии...

— Ой, Кузьма Петрович! — вырвалось у Вали. — Да я хоть сегодня.

— Не торопись. Напарника еще подберешь.

— Он уже есть! Третьяк.

— Ишь какие быстрые! Сначала приемник достаньте, он нам вот так нужен. — Ивкин провел ребром ладони по горлу. — А там дело покажет. Я сказал об этом на всякий случай. Люди у нас уже есть, они готовятся. А вы будете как дублеры.

Мечтательным взглядом Валя посмотрела в окно. За ним виднелась макушка осокоря с поредевшими желтыми листьями, белые барашки плывших в небе облаков. При порывах ветра ветви осокоря качались, листья отрывались от ветвей и летели вниз, как вспугнутые мотыльки. Валя не видела ни дерева, ни барашковых облаков, она видела совсем иные картины, те, что сейчас владели ее воображением. Вот она идет по Москве или где-то неподалеку, а кругом — свои люди, красноармейцы в колоннах, и все такое родное, советское. У нее даже дух перехватило, лишь только мыслями перенеслась туда.

— Родным письмо напишу... — невольно начала мечтать вслух. — И вот что удивительно, Кузьма Петрович. Я знаю: буду ходить по Москве, буду радоваться, а пройдет несколько дней, и потянет в оккупированный Киев, к друзьям подполья, к нашим делам. — Снова посмотрела в окно. — А побывать на Большой земле очень хочется. Почувствовать себя еще раз свободным человеком — тогда и умирать не страшно. Как глуп Гитлер! Он рассчитывал на то, что нас, советских людей, можно сломить, заставить отказаться от того, к чему мы приросли сердцем...

— Я тебя понимаю, Валя, — задумчиво произнес Ивкин, наблюдая за ее движениями, мимикой, выразительным взглядом. — Здесь — смертельная опасность, жестокая борьба, беспощадная и бескомпромиссная, но радостно сознавать, что Родина рассчитывает на каждого из нас, что мы до конца преданы ей, преданы партии. Вот дождемся победы, и воспоминания об этих днях до глубокой старости будут согревать нас мыслью, что мы не напрасно топтали землю. Человек должен жить во имя чего-то, а не только для себя, тогда жизнь его не пролетит бесследно, как вон то облачко в небе, она будет наполнена содержанием. И это уже счастье. Даже если раньше времени погибнешь во имя чего-то.

— Чего-то высокого, — уточнила Валя.

— Конечно. Как сказал римский поэт, обращаясь к молодежи: «Красна и сладка смерть за отечество»...

Они помолчали в задумчивости. Но это было не хмурое молчание. Перед ними как бы раскрылись широкие, безграничные дали, освещенные верой в победу над врагом.

Молчание нарушила Валя:

— Кузьма Петрович, нам было дано задание находить людей, согласных принимать товарищей, которым необходимо скрываться. Две квартиры мы уже нашли: на Жилянской и на Большой Подвальной. Вторая вполне надежная, там проживает бывшая одноклассница нашего подпольщика Павловского, она работает в мастерской по ремонту военного обмундирования. Фамилия ее — Пелюх Женя.

— Молодцы! — снова похвалил Ивкин. — А мне как раз нужна новая квартира, потому что здесь рискованно долго засиживаться. Где живет Женя Пелюх?

Она назвала адрес, добавив:

— Вас проводит Павловский.

— Не надо, я сам, — почему-то решительно возразил Ивкин.

— Тогда вы должны сказать: «Просил Костя», потому что иначе не пустят.

Ивкин улыбнулся.

— Ясно. Не забуду. «Просил Костя»... Это тот самый Павловский, участник диверсии на нефтебазе?

— Да. Перед оккупацией он был разведчиком истребительного батальона.

О чем-то подумав, Ивкин спросил:

— Арест Охрименко не деморализовал товарищей?

— Говоря по правде, сначала растерялись, — ответила Валя. — Я тоже. Затем освоились.

— Еще раз напоминаю: конспирация прежде всего, — по-отцовски заботливо проговорил Ивкин, хотя сам не всегда придерживался этого правила. — Каждая ошибка очень дорого нам стоит. Ты знаешь, конечно, о последних репрессиях. На место арестованных мы уже поставили новых людей, сейчас работают почти все райкомы партии, райкомы комсомола, пополняем состав городского комитета. Но враг на этом, понятно, не успокоится. И ты, Валя, будь осторожна. Заметишь около себя что-то подозрительное — меняй квартиру или на какое-то время выезжай из Киева.

— Ясно, Кузьма Петрович. Буду осторожна.

Подумала: «Мне приятно сидеть здесь, а он ведь занят, только из деликатности не говорит об этом».

Сказала поднимаясь:

— Не стану вас больше задерживать, Кузьма Петрович.

Ивкин проводил ее до двери, спросил напоследок:

— Не забудешь пароль, который надо передать Третьяку?

— Не забуду.

Идя домой, Валя припоминала во всех деталях разговор с Ивкиным, и на душе стало спокойно, легко. Несмотря на недавние аресты, в Киеве работает горком, действуют райкомы партии, значит, разрозненные подпольные группы являются составными звеньями огромного патриотического фронта, руководимого единым центром. Яснее стала перспектива, а это при всех случаях удваивает силы. Может случиться, что Коля Охрименко — не последняя жертва в их группе, потери еще будут, но все равно гитлеровцы не смогут ликвидировать советское подполье оккупированного Киева, как они хвастливо заявляли. Для этого им пришлось бы уничтожить все население с его неисчерпаемыми резервами борцов против фашизма, стереть с лица земли сам город. Следовательно, борьба будет продолжаться с нарастающей силой и закончится неминуемой победой над врагом.

С удовлетворением вспомнила Валя и то, что в их рядах есть и такие, как хозяйка явочной квартиры, фольксдойче. Значит, наши союзники есть повсюду — даже в учреждениях, где заправляют гитлеровцы. Конечно, их не много (или много?), таких союзников, но сам этот факт вселяет уверенность, что и там, где не ожидаешь, можешь встретить друга. «Напрасно я тогда отчитала Лену Пономаренко...» Значит, действовать надо смелее. Вперед и вперед!

Словно для того, чтобы несколько остудить не совсем обоснованный Валин оптимизм относительно союзников во вражеском лагере, случай свел ее с человеком, который надолго в ее душе посеет настороженность и тревогу. Это произошло уже возле самого ее дома. Навстречу ей шли двое, весело разговаривали, смеялись, видимо, были немного выпивши... Один маленький, вертлявый, в полицейской форме; говоря, он неустанно жестикулировал. Другой... Валя взглянула на него, когда они поравнялись, и у нее похолодело в груди. Лицо. Кажется, знакомое лицо. Но кто он? Где они виделись? Ясно было одно: враг, иначе не водился бы с полицаями. И этот враг знает о ней все: что была активисткой, что работала в горкоме комсомола. Вполне возможно, что он уже узнал ее. Вот только проследит, где она проживает, и тогда...

Валя миновала свой дом. Колебалась: оглянуться или нет? Если они встретятся взглядами — все откроется. Решила перейти на другую сторону улицы. Опасалась: начнет сворачивать и услышит за спиной: «Подождите минутку»... Однако ее опасения оказались напрасными. Этот загадочный знакомый сегодня просто не обратил на нее внимания. Но случится так, что они встретятся во второй раз, и, возможно, именно эта встреча станет для нее фатальной.