Комендантский час

25

Глухая улица Борщаговская, по которой (в доме № 62) проживала Тамара Антоненко, была сравнительно безопасной трассой для подпольщиков, сюда редко заглядывали полицаи, еще реже — гестаповцы, поэтому именно у Тамары Антоненко решено было встретить Новый, 1942 год.

Собираться начали задолго до комендантского часа, приходили поодиночке и разными дорогами. Всех было шестеро: Валя Прилуцкая, Иван Крамаренко, Леонид Тетьяк, Арсен Поддубный, Лиза Моргунова и организатор вечера — Тамара Антоненко. Матери своей Тамара сказала, что у них будет обычный дружеский ужин в складчину. Мол, не думать же все время о войне, об убийствах, иногда надо и развлечься, иначе с ума сойдешь.

Хорошая девушка эта Тамара. Солидная, не говорит попусту, любое поручение исполняет обстоятельно и надежно. К примеру, предложили ей взять радиоприемник к себе (возникла такая необходимость), и она не колеблясь выполнила поручение, записывала сводки Совинформбюро. Отец и два брата Тамары пошли на фронт, и она, вынужденная остаться дома, считала себя просто обойденной. Рослая, но физически слабая, с серьезным лицом, она казалась старше своих двадцати лет. Подпольщики ее любили, верили ей. Перед войной Антоненко работала в бухгалтерии Политехнического института, была активной комсомолкой, но личная жизнь у нее не сложилась. Валя знала об этом и тянулась к девушке: обойденные счастьем и обиженные быстрее других сходятся друг с другом.

Новый год есть Новый год, даже в условиях оккупации. Встретись по-праздничному весело, с подъемом, девчата обнялись, расцеловались, все были беззаботны и радостны, как студенты. На столе выросла горка разных продуктов: краюшки хлеба, картофелины, соленые огурцы, сало, коробка консервов, даже бутылка настоящей водки-калгановки. Ее где-то достал Поддубный. А Третьяк принес мед и сало. Недавно он побывал в селе Томашевка Фастовского района. Эти подарки для киевских товарищей передали местные подпольщики.

Семья Антоненко занимала три комнаты и кухню. В одной комнате — мама, две других теперь перешли в полное распоряжение Тамары. Обстановка в квартире всем напомнила мирное, ставшее далеким, время: библиотечка советских писателей на этажерке, школьные учебники, мандолина, цветная репродукция «Авроры», несколько пейзажных рисунков... Иван Крамаренко предостерег Тамару:

— Кое-что и не следовало бы выставлять напоказ...

— А мне хочется, чтобы у нас остался дух советского Киева, — ответила она с гордостью. — Им нет дела до того, как я живу дома. Лишь бы на улице была лояльна.

Тамара самая младшая из всех собравшихся, однако сразу показала себя хозяйкой дома. Так и должно быть. Все отнеслись к этому положительно, кроме Ивана. Тот буркнул:

— Я сделал тебе замечание по-дружески.

Она смолчала.

За окном сгущались вечерние сумерки. В комнате натоплено, но на дворе стоял такой мороз, что даже от стен веяло стужей. Более холодной зимы давно не помнили киевляне. А где-то фронт, землянки среди поля... Где-то бойцы поднимаются в атаку, залегают под вражеским огнем, падают на снег... Каково им? От одной мысли об этом становится холодно... За окнами уже совсем потемнело, но Киев не зажигает новогодних елок ни на улицах, ни в домах. Город словно вымер. Безмолвно. Безлюдно. Как в пустыне.

Закрыв поплотнее ряднами окна, Тамара зажгла в блюдечке фитилек. На парафине он горит ярко, без дыма и чада. Сразу изменились и лица, и вся обстановка, в комнате установилась атмосфера таинственности. Как на картине Леонардо да Винчи «Тайная вечеря». Они тоже, как апостолы, несут людям светлую веру в советское, а против этой правды с огнем и мечом выступают мракобесы фашизма. Нет, апостолы подполья не только проповедники, но и борцы. И нет среди них Иуды, готового ценою предательства получить свои тридцать сребреников.

А может, есть?..

— Друзья мои, сядем к столу, — проговорил Крамаренко, положив руки на плечо Поддубного и Вали Прилуцкой, которые стояли рядом с ним, но обращался он ко всем собравшимся. — Сначала проведем деловой разговор, а потом уже будем встречать Новый год. Тома, не суетись, ужин подождет. Лиза, где ты? Леонид! Все к столу. Вот так...

Он тоже сел, посмотрел на часы, как на обычных комсомольских собраниях, где не раз выступал и должен был придерживаться регламента. После паузы начал пониженным голосом:

— Друзья мои, мы здесь равные, но позвольте мне первому поздравить вас с наступающим Новым годом, с недавними победами Красной Армии, пожелать счастья и успехов в вашей борьбе, пожелать, чтобы 1942 год стал годом освобождения Киева и всей советской земли от гитлеровских захватчиков. Но победа не придет сама собою, вы это знаете. Сейчас основным в нашей работе, мне кажется, должна стать подготовка к всенародному восстанию. Для этого надо вооружаться, организовать широкую сеть боевых групп. Срок восстания еще не определен, некоторые товарищи считают, что его надо приурочить к тому моменту, когда наши войска будут приближаться к городу. Правильно ли это? Считаю — и да, и нет. Хорошо, если фронт приблизится к Киеву в скором времени. А если война затянется? Тогда снова ограничиваться мелкими операциями и на этом терять людей, как мы потеряли Колю Охрименко? Нет, такая линия нас не устраивает. Я предлагаю начать восстание не позднее лета 1942 года, а еще лучше весной, начать при любой ситуации. Если старшие товарищи боятся, то мы поднимемся первые, покажем им пример, а нас поддержат все киевляне. Оружие будем добывать в бою. Чем больше уничтожим гитлеровцев, тем больше получим автоматов и винтовок. Враг должен будет бросить на подавление нашего восстания целые дивизии, а это даст возможность Красной Армии лавиной двинуться вперед. Конечно, среди нас будут и жертвы, это неизбежно, но народ никогда не забудет героев восставшего Киева, имена их сохранит навеки история, нами будут гордиться все новые и новые поколения молодежи. Следовательно, берем курс на восстание!..

Крамаренко будто загипнотизировал своих слушателей. Его вера в успех задуманного восстания передалась всем: они, молодые и горячие, уже видели, как падают гитлеровцы под пулями повстанцев, как из каждой улицы, из каждого двора выходят отряды бойцов и сжимают огненное кольцо вокруг цитадели фашистского порядка в оккупированном Киеве — вокруг гестапо.

— Всем нам необходимо научиться владеть оружием, девушкам тоже, — остановив почему-то взгляд на Тамаре, добавил Иван.

Тамара машинально кивала, словно отвечала ему: «Разумеется, научусь и я».

Третьяк подумал, что лично он заляжет у пулемета, этим грозным оружием он уже научился владеть на фронте. Но сомневался в целесообразности участия в восстании девушек, которым грозит верная гибель. Что они смогут — Валя Прилуцкая, Тамара, Лена Пономаренко и тысячи, тысячи других киевлянок? Истощенные, безоружные, не обученные военному делу, они только обагрят своею кровью улицы родного города. А что они подумают о тех, кто бросил их под вражеские пули? Восстание это хорошо, но не тот авантюристический вариант, который предлагает Иван. Будет надежнее, если выступить, как планирует подпольный горком партии, а именно: во взаимодействии с фронтом.

Словно перехватив мысли, роившиеся в голове Третьяка, Иван сказал:

— Нашу группу поведу я...

Этими словами он снова загипнотизировал всех. Волевой, решительный, бесстрашный — какие еще качества нужны настоящему вожаку? (К сожалению, ни у кого в эту минуту не закралась мысль, что волевыми и храбрыми иногда бывают и на словах). «Нашу группу поведу я...» Так заявить может лишь тот, кто твердо верит в себя. А значит, и в него надо верить.

Иван пятерней поправил волосы, закрывавшие ему лоб, и в темно-карих, а сейчас даже черных как угольки глазах его заиграла улыбка. Перламутром сверкнули частые зубы.

— Проголодались уже? — Он посмотрел на ручные часы. — А что, если сперва послушать радио? Когда-то, помнится, в это время передавались последние известия. Тома, давай!

Предусмотрительная радистка еще днем перенесла приемник из погреба и запрятала под кровать. Достали его, установили на столе. Тамара сказала шепотом:

— Я нащупала волну радиостанции Советской Украины. Послушаем?

— Включай! — торопила Валя.

Короткий треск, и послышался тихий, еле слышный женский голос:

«Внимание, говорит радиостанция имени Тараса Григорьевича Шевченко на волне 49,5 метра. Партизанские известия...»

Короткая пауза, передачу продолжил мужской голос:

«От Советского Информбюро. В последний час... 29 и 30 декабря группа войск Кавказского фронта во взаимодействии с Военно-морскими силами Черноморского флота высадила десант на Крымском полуострове и после упорных боев заняла город и крепость Керчь и город Феодосия...»

Первой бросилась к Тамаре Валя Прилуцкая, начала целовать ее, то же сделали Поддубный, Леонид Третьяк. Хотелось крикнуть на весь Киев: «Люди, радуйтесь, победа в Крыму!» Иван едва успокоил их. Лиза Моргунова реагировала сдержаннее. Вообще она никогда не выражала бурно своих чувств.

Снова голос диктора:

«...После разгрома под Тулой второй бронетанковой армии генерал-полковника Гудериана войска Западного фронта продолжали решительное наступление, преследуя и громя ее остатки...»

Новый взрыв энтузиазма.

Хотели слушать и дальше — через минуту должен был начаться концерт украинской песни, затем выступление народного артиста республики Юрия Васильевича Шумского, но надо было беречь батарейки. Позднее они послушают еще и Москву...

Началась оживленная беседа. Подумали, кто чем будет заниматься после войны. Валя вернется в горком комсомола, на прежнюю должность инструктора отдела школьной молодежи, Поддубный возглавит Октябрьский райком комсомола, Лиза Моргунова станет артисткой, Леонид Третьяк продолжит учение в пединституте, Тамара Антоненко... Разными дорогами пойдут они в мирную жизнь, но навсегда останется дружба, сроднившая их в подполье... Представили, какой радостный праздник прошумит по всей стране, когда диктор объявит по радио: «Товарищи, война окончилась. Гитлеровская Германия разбита! Народы Советского Союза приступают к мирному труду». Какое это счастье — проснуться утром и знать, что войны нет, собраться и идти на работу, по вечерам прогуливаться улицами родного города, любоваться видом на Днепр и Заднепровье с Владимирской горки... Но кто доживет до тех вымечтанных дней?

Кто доживет? Сейчас не хотелось думать об этом. Лучше сосредоточиться на другом. Приближается Новый год, Красная Армия встречает его большими победами на фронтах. Освобождены Ростов, Калинин, Керчь, Феодосия, сорван немецкий план окружения и захвата Москвы... Под Новый год надо хоть немного повеселиться. И молодым, и старым. Человек живет надеждами, а добра этого хватает на всех.

К Третьяку подсела Валя, попросила подробнее рассказать о Томашевке, ведется ли там какая-нибудь работа.

— В Томашевке я познакомился с прекрасной женщиной, до войны она была директором Киевской средней школы номер семьдесят восемь, — ответил он, — с Верой Иосифовной Гатти.

— Необычная фамилия.

— Иностранная. Гатти — дочь итальянского коммуниста, сама тоже член партии с 1918 года. Когда немцы приближались к Киеву, добровольно пошла на фронт, работала медицинской сестрой в одном из госпиталей Красной Армии. В сентябре в районе Броваров попала в окружение и в плен, откуда ей удалось бежать. Вернувшись в Киев, сразу же включилась в подпольную работу, но в период массовых арестов вынуждена была перебраться в Томашевку. Вместе с коммунистами Борисом Башкировым и Василем Володиным создала там подпольную организацию, наладила связи с Фастовом, с Петром Михайловичем Буйко. Они и меня вовлекли в свою группу, даже пытались убедить не возвращаться в Киев. У Гатти есть сын Слава, 1922 года рождения, война застала его в Ленинграде, где он заканчивал артиллерийское училище, Теперь, разумеется, он на фронте...

О том, что произошло с Гатти позднее, рассказывают уже страницы истории. В 1942 году профессор Буйко предупредил Гатти, что гестапо и полиция Фастова заинтересовались ею, собирают данные о ее работе до войны. На заседании бюро томашевской подпольной организаци было принято решение о том, чтобы Гатти на некоторое время переехала в другое место, и вскоре она отправилась в далекую поездку на Черниговщину, рассчитывая установить там связи с партизанами. Это ей посчастливилось сделать, и она осталась в Черниговском партизанском соединении. В Томашевку из-за болезни вернуться не смогла, вместо нее прибыл связной, который и передал подпольщикам установки и задания штаба партизанского движения. Длительное время Вера Иосифовна Гатти работала медсестрой в партизанском отряде имени Кирова из Черниговского соединения Попудренко, работала до тех пор, пока в одном из боев, 30 июня 1943 года, пала смертью храбрых.

Героически погиб на фронте и ее сын Слава. Это случись 30 сентября 1942 года под Синявином Ленинградской области.

Разговоры и перешептывания перебил голос Тамары:

— Товарищи, сейчас будут передавать последние известия.

Все склонились над радиоприемником, затаили дыхание. Снова настал момент, ради которого они, собственно, и собрались здесь: послушать Большую землю.

И вот...

«Говорит Москва! От Советского Информбюро. Вечернее сообщение 31 декабря. Наши войска, продолжая продвижение вперед, заняли город Калугу и крупный железнодорожный узел Кириши. На одном из участков Западного фронта немцы предприняли несколько ожесточенных контратак. Наши бойцы, отбросив противника с большими для него потерями, продолжали развивать наступление и заняли двенадцать населенных пунктов. На другом участке Западного фронта наша часть за день боев выбила немцев из пятнадцати населенных пунктов...»

Сообщение дочитано, а в комнате — тишина, все застыли в радостном настроении.

Освобождена Калуга! Еще один подарок к Новому году. Неужели началось? Неужели действительно началось то, что является крахом вермахта? Сладко замирает изболевшееся сердце, а в воображении — тысячи раз согретый мечтой день, когда на киевские улицы вступят советские воины-победители. И сразу развеются кошмары этой длинной ночи. Нет, это теперь не только мечта. Они идут! Родные, дорогие, любимые. Взята Калуга, взят крупный железнодорожный узел Кириши... Только за один день боев освобождено двадцать семь населенных пунктов... Началось!..

— Друзья мои! — как всегда первым проговорил Иван. — Вот когда можно и помечтать. Представьте себе, что будет, когда Советское Информбюро передаст в эфир такое сообщение: «Население Киева восстало! Из рабочих окраин повстанцы с боями подошли к центру города и осадили здание, где расположено гестапо, в котором засели солдаты службы безопасности и верхушка гитлеровского командования. Штурм последнего опорного пункта фашистов продолжается. Повстанцы превратили столицу Советской Украины в неприступную крепость, многочисленные попытки врага вернуть город терпят крах. Как стало известно, вооруженное выступление начал сравнительно небольшой отряд киевских комсомольцев-подпольщиков («во главе с Иваном Крамаренко», — мысленно продолжал его фразу Третьяк). Советские войска, ломая вражеское сопротивление, форсированным маршем спешат на помощь славным патриотам Родины. Второй день над Киевом гордо реет красный флаг»... Ну, как? — Иван поочередно всматривался в лица присутствовавших, словно готовился немедленно вести их за собой. — Эффектно? Позднее, я уверен, будут названы и наши имена, будут и высокие награды вплоть до звания Героя Советского Союза. Взвесьте, товарищи, когда еще представится случай так прославиться?..

«Что с ним произошло?» — думал тем временем Третьяк, вслушиваясь в пламенные речи Крамаренко. При помнил, как панически тот реагировал на арест Коли Охрименко. Не являются ли эти нетерпеливые призывы и слишком нервозные рассуждения о вооруженном восстании еще одной формой скрытого паникерства?

Ответ на эти вопросы дадут позднее сами трагические события, которые придется пережить киевскому подполью, А пока что...

В третий раз слушали радио: новогоднее выступление Михаила Ивановича Калинина, бой Кремлевских курантов, «Интернационал». Чувствовали, как слова пролетарского гимна, написанного в парижском подполье Эженом Потье, придавали им сил. В унисон величаво-грозной мелодии нашептывали и сами: «Это есть наш последний и решительный бой...» Призывом к подвигу в борьбе за рабочее дело, за счастье всего трудового люда на земле звучала из глубин эфира Вечная песня — гимн голодных и рабов.

Дослушав мелодию, друзья обменялись рукопожатиями, поздравили друг друга с Новым годом.

— Ну, Сеня, разливай свою калгановку, — обратился Третьяк к Поддубному. — Запоздали мы, но ничего. Поломаем старую традицию...

Было уже поздно, шел третий час ночи. Славно поговорили обо всем, попили чайку, Тамара уже исподволь стала убирать со стола. Ей помогал Поддубный.

Валя попросила Третьяка отойти в сторонку.

— Вызывал меня Ивкин, — начала она тихо. — Посоветовал, чтобы мы приобрели транспорт для перевозки оружия, продуктов и всего, что придется. Спросил, кому поручить это дело. Я назвала тебя, и он согласился. Стало быть, мастерскую свою ликвидируй, а в управе раздобудь разрешение на пользование лошадью, станешь частным извозчиком. На первый случай мы уже подыскали тебе клячу, надо только взять ее из села. Какое-то количество картофеля привезешь и для управы — они дадут свой план. Зато получишь пропуск, с которым тебя не будут задерживать на контрольных пунктах. А это для нас главнейшее.

Третьяк усмехнулся:

— Не знаю, будет ли меня лошадь слушаться. Я еще ни разу кнута в руках не держал. Но если надо, я готов. Беда научит коржи с маком есть.

— Дело это веди энергично, — наставляла далее Валя. — Сани тоже тебе подыскали. Сделай в них двойное дн, но похитрее, чтоб и комар носа не подточил. В конце концов, от этого зависит твоя безопасность.

— Понятно.

Тамара уже постелила в одной и во второй комнатах, но никому не хотелось спать. Как приятно быть в коллективе, доверять друг другу самые сокровенные свои мечты, сознавать, что тебя окружают побратимы. Врагов много, они жестокие и беспощадные, но в кругу друзей и опасности не кажутся такими страшными, как в минуты твоего одиночества.

Погасили фитилек, да и парафин уже выгорел весь, с окон сняли рядна. В комнаты заглянула, подсвеченная снегом, новогодняя ночь. Ни огонька нигде, а темный сад во дворе напоминал зимнюю сказку детства, лесные чащи, в которых живут добрые волки и медведи, где-то притаилась и белочка в дупле, крепким сном спит баба-яга. А надо всем царствует важный, хозяйственный Дед Мороз. Он теперь не ходит по домам, даря малышам конфеты и пряники, держится подальше от жилья. Так спокойнее.

Начинался новый, 1942 год. Друзья молча смотрели в окно и думали, что он им принесет?