Маг черного солнца

Глава 16

Мы стояли на помосте, я ощущала под рукой металл перил и слышала шум сотен голосов вокруг. ДеВель, молчаливый и замерший, стоял рядом. По другую руку я ощущала биение сердца железного адмирала. Он на небольшом звездолете лично доставил на «Бионс» куски кораблей с гербами и названиями — кораблей, погибших в бою против неизведанного противника.

— Судьба вновь свела нас с могущественном врагом, — начал свою речь адмирал-командующий, а оборудование усилило его твердый и хорошо поставленный голос, разнося по всей станции. — И как это бывало прежде, первыми новую угрозу встретили отважные летчики и солдаты станции-форта «Бионс». Империя объявляет о начале новой войны, открывается эпоха будущих побед и потерь во имя выживания человеческого вида среди бесчисленных звезд. Враг не оставил нам выбора, не пошел на контакт, не стал искать мирных путей. Он выбрал войну. Но пусть мы не начинали этот конфликт, я верю, что Империя его закончит, как множество раз было прежде. И все мы — пилоты, солдаты, техники — сделаем победу реальностью и защитим мирные колонии и планеты от угрозы, — он на время замолчал, пока где-то впереди раздавались шорохи. — Мы увековечиваем в стенах «Бионса», в нашей памяти и в истории человечества пилота «Кортратса» Дестера Рада, первого, кто увидел врага в лицо. Пилотов «Перта-4» Кломана и Фила Эланов, братьев, что пошли в атаку, защищая капитана Эльмарко и его корабль. Пилотов «Зеленой феи» Бели Рея и Стивенсона Кура, которые, не обладая вооружением, пошли на таран противника. Капитана «Крема» Рустаса Ила, что отважно принял свою смерть в бою с неизвестным противником. Эти имена вписаны в историю и наши сердца. Также мы запоминаем первую победу, добытую пилотами «Черного солнца» Диорой Лидорианской и ДеВелем Арлуа, и помещаем на стену голограмму врага, так как от его корабля не осталось ни одного куска. Я верю, что пройдет время и мы встретимся здесь снова, чтобы повесить на стене символ последнего поверженного врага. А пока будьте сильны и тверды в преддверии надвигающейся угрозы и верьте в силу Империи и свою собственную отвагу.

— Это не все корабли, на стенах, — прошептал ДеВель, наклонившись ко мне. — Это только первые и последние потери станции в каждой из войн. Там… там висит знак корабля моего отца. Он погиб в битве с зансиви, сгорев в пламени их пушек.

Я нащупала в личной темноте его руку и сжала ее, выражая свою поддержку и участие. Раздалась странная музыка, лишь отдаленно похожая на гимн Империи, и все замерли, вслушиваясь в эти тревожные переливы, ощущая всей кожей приход новой, неизведанной эпохи. Мелодия переливалась, отражаясь от металлических стен, металась набатом в узком пространстве, заставляя сердце биться в ритме марширующих на битву войск. Мне была знакома эта музыка, ода чести и войне.

Сегодня утром из больницы меня забрал лично адмирал. Я смирилась с неизбежным и, ощущая угрызения совести, была куда податливее. Найдя в темноте теплую руку Астроила, я извиняюще ткнулась в нее носом. Неожиданноон привлек меня к себе и крепко обнял, без лишних слов. Я попыталась попросить прощения за китель, брошенный в вентиляции, за использование его лица, за кровь, взятую сверх меры, но он приложил палец к моим губам, заставляя замолчать. Он же сам тихо извинился за ложь о решении Императора и свой эгоизм.

Пожалуй, этот момент был единственным, когда Астроил действительно открылся и поддался чувствам, а не вел точно рассчитанную игру. Я ничего не видела, только чувствовала тепло адмирала, запах его волос и парфюма, слышала, как стучит в моих ушах его сердце.

Он помог мне одеться в парадные одежды, расчесал мои кудри, беспорядочной волной шедшие до подбородка, зашнуровал туфли на моих ногах. Это было удивительно: ощущать все эти легкие прикосновения, в полнейшей тишине и даже без сексуального подтекста. Что-то изменилось в Астроиле, в его молчании я искала скрытый смысл, но не могла понять, что же так повлияло на него.

Адмирал подал мне руку, помог добраться до места, где проходило мероприятие, поддерживал и направлял. И молчал. Я в свою очередь почти забыла о собственной боли, и мне отчаянно хотелось узнать: почему он молчит?

Все это отвлекло от мысли, а не было ли сейчас в толпе тех, кого я била в том баре? Что сейчас читается в глазах собравшихся? Это оставалось для ослепшей меня загадкой. Я лишь слышала дыхание сотен людей, хорошо поставленные голоса политиков. Они произносили трогательные речи, сообщали, что крейсер «Платинум» задержится в системе для защиты станции, что семьям погибших выдадут награды и премии, помогут тем из родственников, кто нуждается в поддержке.

— Пойдем, я обещал обед, — тихим голосом произнес ДеВель и увел меня с церемонии. Не могу сказать, что очень хотела слушать эти пространные речи или же ощущать биение крови в рядом стоящем Астроиле. Я оставила и то, и другое с радостью, аккуратно ступая следом за своим пилотом.

Он вел меня переходами и пандусами, избегая лестниц, пока не остановился. ДеВель что-то недовольно шепнул о толпах посетителей, но все же ввел меня в пищеблок, где несколько дней назад так и не состоялась наша встреча. Я слышала, что зал был полон людей, и все они примолкли, когда мы переступили порог. Воцарилась такая тишина, что я слышала стук своих туфель по прорезиненному покрытию.

— Будут усилены патрули на границах системы. Но велик риск, что враг может искать прорыва в других местах Империи, в таких же периферийных областях, — говорил откуда-то из-под потолка голос Астроила.

Мониторы с прямым включением из главного зала станции. И тут мы, словно ожившая картинка, заходим в бар. Единственные выжившие в битве, не считая «Дариона-74», который стремился уйти от прямого удара и зайти с тыла. Собравшиеся нас ненавидели? Или, наоборот, мы стали чем-то вроде звезды, что упала с неба? Я не видела лиц собравшихся, их выражения и мимика были загадкой. Оставалось только все это игнорировать в своей личной тьме.

Раздался непонятный шорох, и ДеВель усадил меня за столик. По всей видимости, места все же нашлись. Кто-то освободил их для нас. И тут меня поразили эти невидимые люди вокруг. Они вдруг перестали молчать, снова заговорили о чем-то своем, продолжили звенеть вилками о тарелки, хрустеть поджаристыми булочками, булькать бутылками, спорить о торговых планах и ценах на корабельный ремонт, так, словно нас и не было тут вовсе. Удивительные люди! Я бы и предположить не могла, что они: работяги и пилоты, торговцы и техники, военные и дипломаты — все вместе и не сговариваясь способны на подобную деликатность.

ДеВель задал мне пару вопросов о еде, вроде нет ли у меня на что аллергии и пробовала ли я живую еду артогов, после чего взял на себя заказ. Мне дали в руку вилку, пододвинули под нос вкусно пахнущую тарелку и позволили шарить по ней прибором, в поисках добычи. Вскоре эта рыбалка удалась, и я поддела что-то соленое и мягкое. Есть инопланетную еду всегда странно, пусть лидорианцы и привыкли к необычному. А делать это вслепую — и того удивительнее. Мы, чтобы как-то отойти от тяжелых тем, стали играть в игру. Я пыталась угадать тип продукта, что ела, и даже его цвет, а ДеВель давал подсказки. Так, шутя и улыбаясь, мы провели полчаса, и я стала чувствовать, как успокаиваюсь, чуть отхожу от навязчивых идей и снова могу мыслить здраво и трезво.

— Они конфисковали на время «Солнце», — начал мой пилот говорить о том, что все равно нужно было обсудить. — Я многое узнал, частью от врачей, кое-что мне поведали техники. Мы единственные, кто попали в то самое светопоглощающее поле — оболочку кораблей — и остались живы. Все остальные просто пропадали, полностью или частично. Когда мы уничтожили корабль, второй исчез, прекратил преследование «Дарион-74» и исчез, понимаешь? Ни гипердвигателей, ни супер-скорости, ни особой маскировки, делающей невидимым, ничего! Просто исчез в зоне действия звездной аномалии. Кто они, наши враги?

Я повела плечами и отложила вилку. Играть больше не хотелось, есть тоже. Я нащупала рукой стакан с какой-то сладкой жидкостью и сделала пару глотков, вспоминая в подробностях все свои ощущения в момент битвы, припоминая каждую деталь и нюанс, восстанавливая в памяти мельчайшие подробности этого короткого боя.

— Знаешь, я могу сказать пока только одно. Это самое поле, непонятная материя вокруг корабля, пыталась с нами что-то сделать. Не совсем физическое. На эту угрозу я ответила сразу, не задумываясь выставив магические щиты вокруг рубки и нас с тобой. Шло очень сильное энергетическое воздействие, не механическое или вещественное, не химическое или духовное, а именно — энергетическое.

— Выходит, это что-то вроде поля? — раздался у меня над ухом знакомый голос. Плохо быть слепым! — Идемте, мы расшифровали данные с бортового самописца и те сведения, что уцелели в компьютере. Вам будет любопытно.

Мы покинули пищеблок следом за Астроилом, который пришел забрать нас на закрытое совещание. К чести собравшихся, они пережили появление адмирал-командующего с такой же легкостью, что и наше. Я начала пуще прежнего уважать жителей этой станции-форта. Всех, кроме отбросов вроде Корка.

Но тут меня начал мучить неуместный вопрос: а он вылетел бы на отражение атаки врага и защиту «Бионса», если бы не тюремное заключение?

Не так была интересна информация с самописца, как то, что удалось выудить о работе временных стабилизаторов. От перенапряжения и невероятных нагрузок испортилось немало деталей в испытуемых агрегатах, перегорело множество схем и разъемов. Судя по сохранившимся данным, они срабатывали за время боя двадцать девять раз, корректируя наше местоположение не только в пространстве, но и во времени. В последний раз, когда части самих стабилизаторов и даже некоторые детали корабля пострадали от взрыва врага, оборудование сработало не сразу и с ошибкой. Именно этим объяснялся не только сдвиг на трое суток, но и такая странная невесомая тьма без ощущений, в которой мы зависли после крушения вражеского судна. Это было своего рода безвременье, чем-то похожее на гиперпространство, но неизмеримо более страшное.

Я сидела за столом, слушала отчеты техников и ученых, пытаясь ухватить за хвост вдохновение и озарение. Мои руки ощупали чуть холодную крышку пластикового стола. Пальцы нашли небольшую ямку с нижней стороны, и принялись ее поглаживать и теребить. Я попыталась даже покарябать ее ногтем, но вдруг Астроил перехватил мою руку под столом и крепко сжал. Если бы не совещание, то я бы смогла ему объяснить, что это отнюдь не проявление нервозности. Скорее — лихорадочной работы мысли. Мне отчаянно требовалось ходить из конца комнаты в конец, черкать по бумаге или хотя бы постукивать пальцами.

— Как на счет названия «сместители»? — произнесла я тихо, чуть подавшись в сторону Астроила и не желая нарушать ход ученой беседы.

Но видимо передо мной стоял включенный микрофон, отчего мой голос прозвучал четко и громко, прервав оратора. Я смущенно извинилась и стала шарить свободной рукой по столу в поисках микрофона, нащупала и, взвизгнув им на прощание, отключила.

Затем наклонилась к ДеВелю.

— Ты понимаешь, о чем они спорят? К чему сводятся все эти теории и учения, о которых упоминается?

Пилот едва слышно фыркнул, затем тоже шикнул микрофоном, отключая его.

— В основном о возможностях наших кораблей и вражеских. Вся беда в том, что наша наука пока беспомощна против… сместителей. Они плохо отслеживаются, не сканируются, не идут на контакт, а по многим направлениям существуют вопреки известным нам физическим законам. Мы не знаем ни из чего состоят их корабли, ни как работают, ни какими характеристиками обладают. А последнее — самое неприятное! Без знания предельной скорости противника, его оружия, маневренности, технологий на борту — это битва вслепую. Мы умудрились уничтожить один из кораблей, но от него не осталось ничего, что можно исследовать, вообще ничего, — в голосе ДеВеля я слышала разочарование и даже горечь, но улавливала и другие нотки. Его уже затянуло ощущение боевых действий, адреналина, жажды победы, мозговые штурмы. Мне было тяжело сознаться в том, что я тоже ощущала себя невероятно живой и бодрой. Давно я не воевала! Почти уже забылось, каково это. — Послушай, завтра нам вернут «Солнце», считается, что контракт мы уже практически выполнили… Может, стоит продолжить наше путешествие в черную дыру?

В его голосе читалась мольба, а отчасти — упрек, но я уже давно обдумала ответ и просчитала все наперед.

— Нет, мы остаемся и помогаем Империи в этой войне, исследование закоулков мироздания подождет, — выдохнула я. Мой пилот издал придушенный, но радостный звук.

Я понимала, как много значила для него эта битва — защищать станцию, за которую погиб его отец, сидеть теперь на закрытом совещании среди величайших пилотов и военных Империи, прославить свой корабль и смотреть, как пишется история… для паренька с нижних уровней «Бионса» это великий день и золотое время.

Я хотела выглядеть великодушным героем, готовым пожертвовать своими интересами ради всеобщего блага, но это было не так. Я просто доподлинно знала, что Император не отпустит меня на этот раз до полной победы над врагом. Он мог поступиться своими мечтами о будущих детях, желанием заполучить мага ради укрепления могущества — это одно дело. А вот позволить уйти тем, кто может помочь в победе над страшным врагом, он бы не смог.

Я понимала Императора, проявлявшего себя истинным правителем и защитником своего народа. Так к чему затягивать ненужные дипломатические переговоры, вынуждать друг друга поступаться своей гордостью или выставлять в дурном свете? Легче сразу понять, куда дует ветер и смириться с неизбежным. К тому же я была уверена, что даже если Император и решит не рисковать дочерью короля Леары, то в такой момент адмирал-командующий уж точно не преминет напомнить своему правителю о долге перед народом. Астроил, который меня вновь поймал, не станет упускать новую возможность узаконить свои притязания.

Я вздохнула и выкинула политику из головы, стараясь сосредоточиться на сиюминутных вещах.

Я почти привыкла жить среди звуков, прикосновений и запахов, но в кромешной темноте.

Не видя лиц, я вслушивалась в голоса и видела собеседника отчетливее во много раз, я слышала нотки страха, скуки или радости в сказанном, я улавливала то, что прежде ускользало от моего внимания.

Меня окружали густые и тяжелые запахи металла, смазки, ракетного топлива и резины, когда я шла по коридорам, близким к причальным пирсам. Я чувствовала ароматы еды и алкоголя, специй и фруктов, проходя мимо пищеблоков. Сейчас, в этой комнате, воздух был тщательно профильтрован, свеж и чист. В нем четко угадывался особый запах, который приобретает воздух пройдя через фильтры и систему очистки. Обычно он едва различим, но «Бионс» был старой и не самой шикарной из станций. Помимо этого чуть химического привкуса я ощущала запах парфюма, несколько таких запахов, которые смешивались в общий фон. Наглаженная форма, запах чистой ткани и стиральных средств, мыло, шампуни, кое-где легкий запах алкоголя, едва заметный. От ДеВеля пахло конфетами и мазью от забинтованных ран.

Я откинулась на мягкую спинку кресла и попыталась проанализировать все, что мне удалось узнать и почувствовать. Не имело смысла без нужного опыта и знаний залезать в научные дебри, к тому же не стоит отбирать хлеб у специалистов.