Маг черного солнца

Глава 25

Наша ссора с братом обсуждалась на всех уровнях довольно долго, пока власти не решили положить конец этим сплетням и пересудам, официально заявив, что мы родственники и наши конфликты никак не затрагивают споры между Леарой и Империей, а взаимные оскорбления между пилотом космофлота и наследной принцессой не носят политического характера. Я ощущала себя виноватой, как всегда, когда выходила из себя и позволяла шпилькам брата дойти до цели. Он удачно выбирал наиболее подходящие моменты и поводы для ссоры, в этом даже проявлялся некий темный талант, достойный удивления в своем постоянстве. Как ему только удавалось настолько метко бить, учитывая, что мы общались максимально редко и в свои тайны я его, понятное дело, не посвящала? Одна из многочисленных загадок нашей семьи.

Вся эта мелочная суета отвлекла меня и адмирала от скорби и горечи утраты Эльмарко. Я не так много общалась с капитаном «Дарион-74», как Астроил, но все равно успела проникнуться симпатией к коренастому Эльмарко с его тяжеловесной харизмой и приятной прямолинейностью. Он принадлежал к тому типу людей, что отличаются постоянством, честностью и глубинной добротой, им можно подставить свою спину, не опасаясь предательства.

Астроил, несмотря на внешнюю суровость, а подчас и даже жесткость, скорбел долго и глубоко, не на публику, а в одиночестве, в тишине своей каюты и вдали от чужих глаз.

Вечером в центральном зале «Бионса» прошла церемония прощания с погибшими пилотами. Похоронить в огне крематория и развеять прах смогли лишь троих пилотов, которые скончались от ран в больнице. Остальных же просто поглотили абсорбы без следа, оставив родственникам и друзьям лишь боль и память.

Уже ближе к ночи мы вернулись в каюту, придавленные тяжестью потерь.

— Я подобрал Эльмарко в далеком, холодном мире Теон, что вращается вокруг маленькой, голубоватой звезды. Ее колонизировали сравнительно недавно, а из-за удаленности и плохого климата, планета воспитывала в людях умение выживать, — говорил адмирал, лежа под ворохом простыней, а я свернулась у него под боком, слушая успокаивающий стук его сердца. — Население не было обременено ни высокими технологиями, ни моральными устоями, ни развитой культурой. Все, что привезли с собой первые колонисты, все ценности и достижения имперской цивилизации, через пять поколений оказались погребены под снежными буранами, лавинами с гор Пхар-трамт, выжжены лишениями и тусклым голубым светом маленькой звезды. Варвары, по сути дела, отброшенные в далекие века религий, суеверий и жестоких междоусобных войн.

Эльмарко командовал стражей, заведовал судебными тяжбами и поимкой преступников. Он судил их по древним для этого мира законам Империи, устаревшим, подчас бессмысленным. Ну, скажем, для самых страшных преступников у нас есть наказание в виде стирания личности и памяти, и осужденный учится заново говорить и мыслить под бдительным надзором психологов и ученых. Но на ледяном Теоне никогда не было ни нужных машин, ни врачей. Не было также ни единого повода для гуманизма. А Эльмарко боролся против самого времени, против перемен. Он видел в своем воображении и учебниках истории лучший мир, с великими ценностями, достижениями, культурой, и хотел привести Теон к этому оставленному прошлому.

Адмирал замолчал и чуть пошевелился, высвобождая из-под меня руку, чтобы налить себе еще один бокал амарики. А я думала, что только я могу выпить столько этой жгучей травяной настойки и не опьянеть.

— Ему не удалось далеко продвинуться, но то, что он прожил так долго, сохранил за собой пост главы стражи и все равно, несмотря на свои взгляды, пользовался уважением сограждан… много говорит о нем. Мне это сказало даже больше, чем можно представить. Совсем недавно мы с ним поссорились, — помолчав, добавил Астроил. Затем глотнул настойки и рассеянно погладил меня по голове и спутанным кудрям. — Эльмарко узнал, что я солгал ему.

В те времена, когда мы познакомились, шла война с зансиви. Я должен был успеть в одну из удаленных систем, но враг как-то узнал, что на неприметном транспортнике летит сам адмирал-командующий, и сел нам на хвост. Мы скрылись — перевес в двадцать раз был на стороне атакующих — но нас успели подбить. Мы едва дотянули до гиперперехода, а там уже мощности нашей машины хватило лишь выкинуть нас в открытый космос. Мы легли в дрейф, кое-как законопатили пробоину, пытались починить оборудование. Но все было тщетно.

В те времена защитные поля еще не подогнали под оружие зансиви, и весь мой корабль представлял удручающее зрелище. А поверь мне, пусть он и выглядел как транспорт, таковым он не являлся и вполне соответствовал статусу звездолета адмирала-командующего. Может быть, это нас и спасло. Мы смогли запустить вспомогательные двигатели и добраться до Теона. На посадку нас уже не хватило — фактически мы упали на ледяную поверхность планеты, и только снег, защитное поле и два маневровых двигателя спасли нас от смерти. Под самый конец, когда звездолет почти замер в глубокой расплавленной колее, за бортом поднялась метель, — адмирал замолчал и вытянул руку, разглядывая в мутном свете ночника шрамы, что шли по его бронзовой коже белыми штрихами. — Мы проверили содержание атмосферы. Приборы уверяли нас — за бортом пригодная для жизни планета, пусть и довольно холодная. А в скалах, у подножия которых мы разбились, таилась жизнь, почти целый город в недрах промерзших гор. О Теоне было мало информации, планету один раз исследовали, а после туда отправились три экспедиции колонизаторов. Они дважды отправляли беспилотниками отчеты, а после замолчали. Если бы не война, охватившая всю Империю, ими бы непременно занялись. Но пока было не до них.

Адмирал вздохнул. Помолчал. Глотнул настойки. Хмыкнул.

— Мы приземлились удачно. В эпицентр ледяной бури. Вместо снега вокруг корабля резвились под ураганным ветром тонкие пластинки льда. Наши приборы были неисправны и не предупредили об опасности. Я вышел первым, в скафандре, не предназначенном для такой погоды. Помню, было ощущение, что меня ударили плетью, сразу по всему телу. Очнулся я уже глубоко под землей. Надо мной хлопотали выжившие члены экипажа, а я чувствовал боль везде. Словно весь мир заполнился агонией.

Астроил вдруг чему-то горько рассмеялся и подтянул меня поближе.

— Мы застряли на Теоне почти на три месяца, пока не прибыла спасательная экспедиция. Кстати, во главе с Аном, то есть — с твоим братом. Да-да. Он уже более пятнадцати лет служит во флоте. Им пришлось обшарить три системы прежде, чем они нашли нас. И то случайно. Эльмарко… он вытащил тогда меня и других членов экипажа из эпицентра бури, развлекал меня и помогал встать на ноги. Он пытался помочь с поисками спасения в древних книгах и остатках великих технологий. Мы подружились. Это скрасило мое пребывание на Теоне, маленьком жестоком мирке, где больных детей отдавали богам снега и льда, а население очень хотело и нас отдать буре. Пришельцы, демоны, падшие с небес, — Астроил рассмеялся. — У нас были бластеры и летальное оружие, но с нами на Теон прилетело правосудие Империи и ее гуманизм. Нам отчаянно не хотелось устраивать бойню. Эльмарко… Эльмарко. Мог бы стать великим политиком, если бы не его доброта. Я позвал его с собой, ловко нажав на его стремление к знаниям и спасению своей планеты. Зансиви угрожают всем, ты должен пойти воевать. Империя даст тебе технологии, которые изменят мир к лучшему. Летим со мной, Эльмарко, там так много звезд. Я покажу тебе планеты, где не бывает снега, где больных детей лечат, а не убивают, где нет богов и демонов, кроме тех, что ты сам создашь. Я не сказал ему тогда, что такие агрессивные и регрессирующие планеты Империя сажает на многовековой карантин и ждет, чем кончится дело. Не было на Теоне ничего ценного, ничего. Кроме Эльмарко. И я увез его.

Астроил вздохнул. Он плакал. В своей манере, без слез, без причитаний, без всхлипов. Но тем не менее плакал, где-то глубоко в душе. А я вдруг поняла, что его терзает нечто куда большее, чем смерть собрата по оружию. Вопрос выбора далекого прошлого.

— Мы поссорились, когда он узнал о решении Империи по Теону. После окончания войны с зансиви, от ледяного мира мало что осталось. Без мудрого и доброго Эльмарко, жители скатились в варварство, кромешное и полное. Планету поместили на карантин. Возможно, через сотни лет, население возвысится и откроет паровые двигатели, а через тысячу… вернется в лоно Империи. Я едва отговорил Эльмарко от возвращения, грозил, что ему не дадут вернуться обратно, к звездам, просил не оставлять космофлот. Он — мой неофициальный заместитель, тот, кому можно доверить жизни людей, — Астроил вдруг спохватился, что говорит о нем в настоящем времени, словно Эльмарко Даст еще жив. Замолчал, глотнул еще амарики и больше ничего не говорил.

Я обняла его покрепче, затем едва уловимо коснулась лба Астроила, погружая его в магический сон. Вымотанный адмирал легко поддался моему воздействию, я едва успела подхватить опустевший бокал. Укрыла адмирала одеялом, поцеловала в иссеченную бровь и оставила в спальне отдыхать. Меня же сон не брал.

Я оделась, расчесала волосы и вышла в гостевой коридор «Бионса», где мы с адмиралом решили остаться на ночь и не возвращаться на потрепанный в битве «Платинум».

Кровавая станция оплакивала погибших. Стояночные коридоры опустели, разом лишившись сотен постояльцев. Стены главного зала смотрели на меня немым укором, взирая незримыми глазами погибших пилотов и названиями их кораблей. Могла ли я что-то изменить? Ошиблась ли я? Поиски ответов невольно, но неумолимо привели меня в лазарет, где лежал Адриан. За пару дней, прошедших с момента нашей драки, он давно оправился от моих пусть и жестоких, но не смертельных ударов. Но, как оказалось, он сильно пострадал и во время взрывов двух абсорбов, и еще раньше, в какой-то малозначительной битве. В последнем бою старые раны открылись, и теперь требовалось время, чтобы вылечить моего брата.

Он сидел на постели, читал книгу, старую, в пластиковом переплете, и что-то жевал. По лицу еще шли синяки от моих ударов, добавляя утонченным чертам моего брата страдальческий, мученический вид. И эта картина вдруг вернула меня в такое далекое прошлое, что закружилась голова и все замерцало вокруг. Я прислонилась к стене у входа и вздохнула. Убрать пластик стен и поместить на его место высокие витражи и камень лазарета Академии, положить меня рядом, на соседнюю койку. Добавить еще немного призраков: Шинмер, отправляющийся на смертный бой; нервная, грустная Элька у окна; серьезные, озабоченные проблемами деканы; Звездные, — сущие дети — решившиеся участвовать в величайшей битве.

Мне вдруг захотелось подойти к брату, ткнуться носом в его плечо и зареветь, словно и самой стать вновь ребенком. Он — единственный на сотни звезд вокруг живой свидетель другой эпохи, событий, создавших меня такой, какая я есть. Единственный член семьи.

— Пошла в Ватмаар, — вдруг не поднимая головы произнес мой брат. Его слова сочились такой злостью и болью, что я замерла и даже промолчала. Не дождавшись от меня реакции, он поднял голову. В его глазах сверкнули слезы, злые, мерцающие на кончиках длинных ресниц.

Я подошла ближе, ощущая не только его злость, но и боль.

— Это все, — хрипло произнесла я и откашлялась. — Это все — слишком много для всех нас. Столько людей погибло…

— Не говори мне о смертях тех, кого ты и не знала! — огрызнулся он, но я отчетливо поняла — он злится не только на меня, но и на весь мир. И словно в подтверждение моих догадок, он произнес, — меня выперли из космофлота, как венценосную особу — мягко и красиво. А могли за подлог личности и под трибунал отдать. Мой корабль превращен в артефакт и конфискован Империей для исследований. Погиб Эльмарко и Лоуренс, и скольких еще недосчитается флот? А наши враги скоро вернутся.

Адриан отложил книгу и зло прищурился.

— Ты хотя бы представляешь, какую кашу заварила? Как разгневан Император — две культовые личности этой войны не принадлежат к жителям Империи!

— Да к черту этого Императора, — попыталась сказать я.

— К черту тебя! Я восемнадцать лет добивался звания, чтобы свободно летать, для меня это не пустой звук! — повысил голос мой брат. — Я собирал этот корабль пять лет, с самого окончания войны. И получил возможность вернуться домой! А из-за тебя все пошло прахом!

— Ты сам идиот и провоцировал меня как мог!

— Так кто же просил упоминать Лидор! Истеричка! Свели бы все к драке между пилотами!

— А кто тебя за язык дергал, ублюдок? Ты же сам сказал, откуда ты!

— Пошла вон отсюда, дура! Ползи обратно в постель к адмиралу и умоляй его о милости! Ты же только так можешь решить любой вопрос!

— Истеричный придурок! — выкрикнула я и поспешно вышла из палаты, боясь, что снова потеряю контроль и начну бить брата. А за исход такого поединка я бы не ручалась. Как показал наш далекий бой в Академии — Адри объективно сильнее и древнее меня.

Мне во след раздался крик слепой ярости, а в закрывающуюся дверь полетел поднос. Я увернулась от него и на глазах изумленных врачей покинула лазарет, послушавшись совета старшего братишки. Астроил спал в постели, и сон стер с его лица скорбь и усталость, на время превратив железного человека в юного мальчишку. Я обняла его, прижавшись всем телом и ощущая невероятную тишину и спокойствие. Давно забытое ощущение теплоты и нежности.

— Наверное, я бы смогла полюбить тебя, железный человек, — шепнула я спящему адмиралу, поправляя сползающее одеяло.

Когда я захотела поцеловать Астроила на ночь, я замерла, встретившись с ним глазами. Он не спал. Первое, что я ощутила — испуг, затем облегчение. Адмирал молчал и улыбался, легко, едва уловимо, но очень тепло.

— А я тебя люблю, принцесса, — шепнул он в ответ. — И ничем на свете я не дорожу так сильно, как нашими отношениями.

Я ощутила болезненный укол в сердце, острый, страшный. Старая рана, нанесенная тем, кто ставил принципы, убеждения и идеалы выше нашей любви. И след на запястье, которому уже больше ста лет, все так же привычно и фантомно заныл.

— Я прогоню призраков, — шепнул мне адмирал, вновь безошибочно угадав мои мысли. Он перехватил мою руку, которая бездумно растирала запястье другой, и поцеловал ладонь. Затем потянул к себе, и от одного этого движения в полутьме у меня по телу разлился сладкий жар и томительное предвкушение. Я с трепетом ощутила тяжесть Астроила на себе, его прерывистое дыхание и влажные поцелуи на шее. Затем он чуть отстранился и улыбнулся. — Ты назвала меня «Железным человеком»? Кстати, впервые нравится данное мне прозвище!