Маг черного солнца

Глава 46

Я осталась совершенно одна посреди тишины и темноты. Я все еще находилась в сознании, но словно бы ослепла, утратила возможность чувствовать и ощущать. Вокруг была только невероятная пустота, глубже космического вакуума, бездонее тьмы за Внешними Горами. В какой-то момент я поняла, что ничего нет, пропали боль и жар, нет больше теплых рук Анатоля, не слышно криков и суеты, даже запах гари — и тот исчез.

Я даже не чувствовала тела, словно… умерла.

Это мысль должна была меня испугать или же вызвать бурю эмоций, но ничего не произошло. Это было закономерно. Последние сто лет я дразнила судьбу, не ощущала ни страха, ни смысла жить, отчего кидалась в огонь, в битвы, в любые страшные события, даже не задумываясь о своей смертности. Этот момент должен был настать, день, когда мне не повезло, когда темная тень устала за мной гоняться и наконец догнала.

В какой-то момент я заметила, что словно бы иду по мощеной дороге, висящей в темноте. Мимо проплывали образы, нет, не как картины или же сценки в театре, тут не было привычных аналогий. Я лишь ощущала некие события, знакомые мне по спектру эмоций, и уже в моем сознании они превращались в воспоминания. И теперь, когда мой путь закончился, пришло понимание истинных причин и следствий прожитого.

Например, кем бы мы могли стать, если бы Натаниэль не решил идти другим путем. Мы были бы королем и королевой, колоссальной силой и властью, мощью, способной править мирами и создавать историю. А вышло, что на этой трудной дороге я осталась одна, но едва ли могла сыграть этот дуэт сама.

Целая цепь событий оборвалась, так и не начавшись. Логично, что теперь закончилась и моя жизнь, слишком неподъемная для одного человека, слишком тяжелая и одинокая.

Мимо проплывали образы, они, как ветер, обдавали меня гаммой эмоций, но ничто уже не могло меня ранить сильнее, чем одно-единственное событие, поставившее крест на всем. Едва ли я жалела себя и пыталась оплакать, пусть это делают те, кто остался в мире живых. Просто именно в этот миг я осознала, как тяжело найти другую судьбу, когда лишился предначертанного.

Я заметила свет, мерцающий огонек где-то далеко впереди и ускорила несуществующий шаг, словно потянувшись к сверкающему пятну. Мне не хотелось смотреть по сторонам, все события моей жизни и так были обдуманы, они надоели мне прежде, и разглядывать их теперь — лишь жевать надоевшую жвачку.

Но вскоре я увидела картины, которых не помнила. Пришлось замереть и с удивлением начать их рассматривать. Мне не удавалось рассмотреть их в подробностях, но я понимала — это будущее, то, в котором нет меня. Я не могла уловить конкретных событий, но ощущала боль, страх, даже ужас, отчаяние, усталость, безнадежность. Если бы была жива, я бы презрительно фыркнула. Даже галлюцинациям не убедить меня в том, что без меня рухнут миры и все пойдет наперекосяк. Я всего лишь странствующий архимаг и принцесса торгового города, для геройских подвигов есть сотни более достойных людей. Да и Вселенная как-то же справлялась со своими проблемами до моего появления на свет, значит и впредь разберется.

Я отвернулась от картин будущего — или прошлого? — и пошла вперед. Свет — это всегда хорошо, это выход из пещер, путь из глубин на поверхность, маяк на горе среди ночного шторма, чтобы там ни было впереди, это не будет хуже свершившегося.

Опустошение.

Это слово вынырнуло из глубин моего сознания и словно пригвоздило к безымянной дороге. И еще отчужденность. С каких пор мне стало плевать? На жизнь и смерть, на то, кто я и где, на все вокруг? Когда я перестала считать важным жить, любить, сражаться, отдыхать? Когда я утратила то, что с таким трудом в себе воспитала? Где-то среди далеких, холодных звезд, когда из пучины космоса все кажется таким мелким и неважным, а жизнь лидорианца — кратким мигом по сравнению с вечностью. И кажется, что никакие действия не смогут отразиться на этой бесконечности, на древних звездах и бесчисленных галактиках.

Самое плохое оказалось в том, что точка зрения была в корне неверной. Абсорбы на моих глазах доедали звезду и планировали поступить аналогично с другой системой, где жили миллионы людей. Но и я же уничтожила двоих из них. Мы с Анатолем очистили от Тьмы целую планету и создали прецедент. Это работа в космическом масштабе, а ведь мы только начали. Сколько еще звезд могло погаснуть? Так ли мала моя роль, как мне приятно думать, чтобы не терзаться сомнениями?

Я неуверенно оглянулась назад. Позади тоже мерцал свет, теплый, мягкий. Снова посмотрев вперед, я поняла, что огни отличаются между собой по оттенкам и ощущениям.

— Да вы издеваетесь! — устало подумала я. — Опять экзамен? Тогда бы уже поставили камень на перепутье с указателями! Да чтоб его!

Вернуться назад? Даже если предположить, что это возможно, то все равно бессмысленно. Куда? В умирающее тело, чтобы агония продолжалась еще долгие годы? Чтобы моя кожа облезла, оплавляясь, или же ледяные кристаллы в крови разорвали сосуды? Чтобы я мечтала вцепиться кому-нибудь в глотку, но никакая кровь не смогла утолить моей жажды? Этой ли жизни я хочу? И жизнь ли там будет?

Имею ли я право причинить такую боль Анатолю? Как там говорил Тероний — уйти достойно и вовремя, оставшись человеком.

Свет позади приближался, он разрастался и увеличивался, бросая косые лучи во все стороны. В его сиянии померкли картины и образы, исчезли сотни эмоций, которые, словно облачка тумана, плавали вокруг меня. Я вглядывалась в сияние и постепенно стала замечать более темный силуэт.

Кто-то шел ко мне, по моим следам на несуществующей дороге. Тероний? Кто-то недавно погиб вместе со мной, и мы теперь будем идти вместе? Мне было что рассказать старику-протектору, буду рада и после смерти его поклевать. Я остановилась и стала ждать идущего. Смотреть против света было непросто, а разглядеть что-то еще сложнее, поэтому оставалось лишь терпеливо наблюдать за этим призрачным движением.

Первое, что я увидела — был плащ, он развевался в несуществующем ветре, колыхался тенью и иногда любовно обвивал силуэт. Кто-то из светочей, погибших в тронном зале. Надеюсь, я не увижу знакомых лиц, даже из числа двойных агентов Протектората. Они все так молоды.

Второе, что я заметила, это резкие очертания доспехов, что подтверждало догадку о паладине.

Но третье понимание заставило меня сжаться от боли. Это был очень высокий человек.

За мной по дороге смерти шел Анатоль. Неужели Тероний смог нанести последний удар и даже после моей победы умудрился убить Императора? Я сделала несколько неуверенных шагов навстречу, пока свет за моей спиной все ярче вырисовывал знакомые черты. Прямой, изящный нос, мягкую линию губ, резкие, высокие скулы и такие бездонные серо-голубые, как облачное небо, глаза.

Анатоль чуть улыбался, грустно и радостно одновременно, и от этой улыбки у меня защемило сердце. Он подошел ко мне и молча обнял. Я не почувствовала силы его призрачных рук или же жесткости доспехов, но меня охватило ощущение тепла и покоя, словно все сразу встало на положенные места, а неважное просто исчезло.

Я хотела спросить его, что случилось, как он погиб и почему мне не удалось изменить судьбу несмотря ни на что. Хотела сказать, как эгоистично рада, что мне не придется идти по этой дороге одной, куда бы она не вела. Но не успела.

— Диора, — произнес он, но я услышала его слова как мысль, а не звук. Теплые эмоции, нежные, с потаенной, тщательно скрываемой грустью. — Не бросай все вот так, на половине пути. Это была не последняя битва, но она может ею стать, если ты смиришься и не станешь сопротивляться. Я не буду тебя неволить или уговаривать, но разве позади нет ничего, по чему ты можешь скучать? Или того, что не хочется терять?

Я потрясенно отстранилась, но все еще сжимала его призрачную ладонь.

Он не мертв, он просто пошел за мной, чтобы вернуть. Как?

Черт побери! Я даже после смерти мыслю, как исследователь-архимаг, меня волнует техника путешествий вне тела по нематериальным дорогам, а не то, что Император был готов рисковать ради моей жизни!

— Я не брошу тебя, — твердо проговорил он. — И пойду вместе с тобой, если ты не захочешь вернуться. Решать тебе.

Некоторое время мы стояли в абсолютной тишине и пустоте, затем я мысленно вздохнула и кивнула на обратную дорогу. Одно дело умереть самой, другое — утащить в могилу любимого человека, который к тому же должен спасти уйму народа.

— Никогда не искала легких путей, — я ухмыльнулась и крепче сжала призрачную руку Анатоля. Тот счастливо улыбнулся в ответ и повел меня обратно, к теплому и мягкому свету, и неясные картины будущего стали гаснуть и исчезать, а образы прошлого — отступать с нашего пути.

Свет разгорался и расширялся, лаская меня, обдавая живительными лучами и принимая в себя наши силуэты и сознания. Но стоило только переступить невидимый порог, как сияние пропало, оставляя меня в темноте. Внезапно навалились боль, усталость и холод. Я застонала и открыла глаза, а в душе притаился ледяной страх и ощущение, что меня обманули.

Моя ладонь все еще ощущала тепло руки Анатоля, но его самого рядом не было. Никого не было. Я часто заморгала, прогоняя темную пелену. Где-то сбоку горел неясный голубой огонек, бросающий легкий свет на металл ближайшей стены. Откуда-то доносилась легкая и чувственная музыка, струнные, флейта и тихие барабаны, женский голос пел на незнакомом языке, а другой, мужской, ему подпевал.

Я вздохнула и попыталась встать, несмотря на головокружение. И где Анатоль? Где я сама нахожусь? Через пару минут темнота и дурнота стали рассеиваться и пришло озарение. Легкая вибрация, ощущаемая через прикосновение к предметам, едва заметные гул двигателей, голос поющего ДеВеля, узкое ложе. Я на «Черном Солнце». Но что я тут делаю и куда мы летим?

Пришлось встать, выкарабкаться из какой-то медицинской капсулы, на которую заменили привычную койку, вытащить иглу капельницы из вены и, хватаясь ватными руками за переборки, подойти к шкафу. Я была в какой-то медицинской хламиде, решив оставить ее в качестве туники, натянула на непослушные ноги легкие шорты и босиком вышла в коридор.

Благо корабль не был велик, что позволило даже такому трупу, как я, добраться до рубки. В своем кресле, откинувшись назад и положив ноги на приборную панель, сидел ДеВель и размахивал руками, словно дирижировал невидимым оркестром. Он самозабвенно — и достаточно неплохо — подпевал неизвестной певице и потягивал что-то из бутылки. Через лобовые иллюминаторы на меня глядела далекая розоватая туманность. Мы летели на тройном форсаже, если верить показаниям приборов.

Я сухо закашлялась, когда поняла, что не могу сказать ни слова. Эти звуки привлекли внимание пилота, и он радостно улыбнулся, делая музыку тише одной рукой и протягивая мне бутылку другой. Я приняла ее и попробовала. Какой-то явно химический раствор, но жажду он утолил отлично и убрал пустыню в моем горле.

— Протеиновый коктейль, с витаминами, для поддержания сил, — уточнил ДеВель, помогая мне забраться в кресло второго пилота. Я еще немного отпила и вернула бутыль. Мой друг начал тараторить, не дожидаясь вопросов, — мы летим обратно, скоро прибудем в систему Героны, а оттуда уже и во времени скорректируемся. Полет проходит отлично, всё-таки топливо в будущем не чета нашему, двигатель такие скорости развивает, мама не болей!

— Стоп, — прохрипела я. Видимо, голосовые связки давно не использовались. — Почему! Почему я жива и почему мы улетаем, если мне стало лучше?

— Потому и улетаем, — вздохнул ДеВель. Бросил косой взгляд и снова вздохнул.

Я прищурилась и протянула руку, включая общий свет в рубке. Несколько белых ламп высветили лицо пилота, заставив меня, шипя, выругаться. По вискам ДеВеля в черноте волос шла седина, словно он внезапно постарел. Едва заметные морщины пролегли у глаз и на лбу.

— Ватмаар! — выдохнула я. — Сколько я пробыла в коме, что ты так изменился?

ДеВель отмахнулся и выключил общий свет, который мешал ему следить за приборами.

— Не в том дело, ты проспала всего неделю. Три дня в имперском лазарете и четыре на борту в анабиозе. Анатоль приказал открыть твою камеру на подлете к Героне, а до этого ты была под крышкой.

Пилот еще глотнул из бутылки и подправил курс точными движениями.

— Важна причина, понимаешь? Не следствие, а первоначальная проблема. Мы перемахнули через тысячелетия, это не могло не сказаться на нас. Ты не могла постареть, ты лидорианка, но зато начала прогрессировать болезнь. А я немного… повзрослел. Единственным спасением было вернуться на корабль. Временные стабилизаторы замедлили процесс и чуть смягчили этот парадокс. Но после нескольких дней стало ясно, что все равно придется вернуться обратно. В Империи не нашлось лекарства. Когда мы снова будем в своем времени, нужно потребовать перенаправить средства фонда на другое исследование. К тому же… Это не наше время, мы давно умерли, и Вселенная пытается восстановить естественный ход вещей. Нельзя просто так перемахнуть столько тысяч лет без последствий. Ты будешь болеть все сильнее, а я стареть, несмотря на эликсир долгой жизни… — ДеВель вдруг развеселился и попытался меня отвлечь, — представляешь? Мне сделали инъекцию! Обалдеть, да об этом могут только мечтать миллиарды людей!

— Значит, прогрессирование недуга — следствие ускоренной перемотки времени?

ДеВель кивнул и улыбнулся, словно наслаждаясь интригами путешествий и парадоксов. Я не разделяла его энтузиазма.

— Но, почему… так быстро?

Я не стала задавать более подробного вопроса, но пилот меня понял.

— Приказ Императора, — грустно пожал плечами ДеВель. — Он сказал, чтобы ты связалась с ним перед прыжком.

Пришлось сделать несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы как-то унять шквал эмоций внутри. Через минуту я уже могла говорить относительно спокойно, но в душе поднимались и опадали волны боли, словно штормящее море. Я как могла цеплялась за реальность, чтобы не быть сметенной этим штормом.

— И как? Он пошлет мне видеописьмо? — все равно получилось язвительно и обиженно.

Пилот как-то немного стушевался, затем запустил руку в карман сумки сбоку кресла и достал оттуда бархатную коробочку. Проигнорировав неприятные ассоциации с прошлым, я приняла ее и чуть замешкавшись, все же открыла. Там лежало что-то металлическое, прямоугольное, со скругленными краями и выгравированной эмблемой. Оно показалось мне смутно знакомым, но понятия не имею откуда.

— Открой, — посоветовал ДеВель, делая руками такой жест, словно раскрывал раковину. Я вытащила прохладное изделие и чуть потянула верхнюю крышку. Она поддалась и устройство раскрылось. Оно имело небольшой экран, но сразу после активации над изделием и моей ладонью появилась проекция. Странная, очень странная. Какие-то пересекающиеся линии, круги и очертания.

— Император сказал, что обещал тебе дать способ вернуться домой, это… зовут Эленион Краг, — с благоговением произнес пилот, сверля глазами устройство.

— Эленион Краг? — спросила я, желая более узнать не название, а назначение. Но дать подробные инструкции ДеВель не успел, прибор ответил сам, ровным и чистым женским сопрано:

— Я рада приветствовать нового владельца. Чем я могу вам помочь?

Мне почти удалось не поперхнуться от удивления.

— Ты — кто?

— Эленион Краг, — ответил голос.

— Мисс Очевидность прямо! — хмыкнул ДеВель. — Каково твое назначение?

Прибор царственно проигнорировал пилота и ответил лишь когда я повторила вопрос.

— Я навигационная система, точка связи и вычислительный блок.

— Расскажи о процессе твоего создания.

Кажется, я начала понимать, что Император не дал ДеВелю доступа к устройству, тем и объяснялась язвительность пилота на фоне явного ажиотажа и восторга.

— Меня создал Илиим Второй по прототипу найденных лидорианских лейто, магических зеркал для общения.

Я нахмурилась. У нас таких не было, точнее — еще не было.

— Моя цель высчитывать движение миров, устанавливать связь между разными планами бытия и вести путешественников кратчайшим путем к их цели.

— Ничего себе! — судорожно выдохнул ДеВель и прикрыл ладонью рот. — Империя при мне едва начала создавать межгалактические установки связи на планетах, и то, сама помнишь, сколько проблем и помех, а это… может позвонить в другие миры! Одуреть!

Я чуть резко передернула плечами, ощутив от движения боль в сломанных ребрах.

— А толку? Никаких лейто в Лидоре еще нет и в помине, мне не на что звонить!

— Ты можешь позвонить Анатолю, — пилот выразительно вздернул бровь. — Через два часа мы займем ключевую позицию у Героны.

Я кивнула, встала с кресла и ушла в каюту. Пожалуй, хватит с ДеВеля подробностей моей личной жизни. Эта беседа должна быть приватной.